их в такое соединение, чтобы из них, по изящному вкусу Зенона, вышел нехудший убор для Нефоры?
— Ты это очень хорошо придумала! — воскликнул Зенон златокузнец.
— Я очень рада, что ты меня одобряешь, и с своей стороны награжу тебявсем, чего только захочешь.
Зенон понял смысл этих слов о награде и, встав с места, сказал:
— За простой совет и за лёгкую помощь по силам моим никакой мне наградыне нужно.
— Отчего же?.. Проси!.. Или… если ты горд, то доверь мне самойоценить, чем с тобой расплачусь.
— Нет, оставь это!.. Мне довольно будет того, что я могу доставить теберадость…
— Хорошо, пусть будет по-твоему! Выйди же теперь к моему рабу, возьми унего мой ларец и принеси его сюда.
Зенон вышел, а Нефора погляделась в своё ручное зеркальце, которое былоу кистей её пояса, и улыбнулась довольною улыбкой.
Зенон возвратился с ларцем, который был не велик, но изящен и довольнотяжёл.
— Благодарю, — сказала Нефора. — Теперь дай мне сюда на колени подушкуи станем на ней раскладывать вещи.
Зенон исполнил и это, и когда золотые уборы и самоцветные камни воправах были вынуты маленькою рукой Нефоры из её узорного ларца и разложеныею по тёмной ковровой подушке, Зенон наклонился лицом к коленям гостьи истал серьёзно рассматривать амулеты, шпильки, браслеты и цепи, а Нефора межтем рассматривала самого Зенона и любовалась грациозностью его движений инежною прелестью его светло-русых кудрей, подстриженных и завитых на лбу погреческой моде.
Долго Зенон не мог ничего выбрать, но, наконец, взяв в руки одинзолотой амулет, изображающий солнечный диск с прямыми лучами, он задумался ипотом соединил это с другим, меньшим диском, на котором было изображениесладострастной богини Ма[11], с её закрытыми глазами. Зенон весело взглянул наНефору и сказал ей:
— Ты совершенно права: из этих вещей можно составить такой прекрасныйубор, который способен будет затмить все другие уборы. Ты надень этибраслеты змеями на голые руки. Твои руки прекрасны.
— Ты находишь, что они хороши?
— О да, твои руки прекрасны, и я бы охотно слепил их из воска.
— Что же, слепи. Я рада, что моё тело вдохновляет Зенона.
— Положи диадему с маленьким диском и богиню Ма на лоб, а большой дискукрепи на груди, чтобы лучи его утопали и местами бы вырывались из-подскладок туники. Надень светло-зелёного цвета тунику или цвета зреющей вишнина солнце… Вишнёвый цвет тебе, кажется, больше будет идти в этом уборе…Жрец Ма всегда имеет посох из вишни…
— Как ты хорошо это знаешь. Ма тебя за это должна наградить, какбогиня.
— Сейчас мы всё кончим: я тебе всё рассказал, что надо сделать. Тыпонимаешь: надо тончайшие рясны[12] цепочек спустить с диадемы к лучам большогодиска на груди, и ими тебя, как богиню, бронёй опоясать… И ты будешь сама,как Ма богиня, прекрасна.
— И ты мне всё это сделаешь, Зенон?
— Нет, и тебе это не нужно. То, что нужно тебе, всякий другой сделаеттак же, как я, но я более не господин моего времени — я дал слово не братьникакой другой работы, и мне жаль, что я должен тебя огорчить.
— Ты не хочешь, так прощай же, Зенон.
С этим Нефора так быстро встала, что подушка соскользнула с её колен ивсе драгоценности её упали на ковёр и рассыпались к её ногам.
— Как ты неосторожна, — сказал Зенон и нагнулся к полу, чтобы подобратьрассыпанные вещи; но едва он начал распутывать из покрывала маленькуюстройную ножку Нефоры, обутую в тёмную кожаную сандалию с золотым тиснениемпо краю подошвы, как нога эта скользнула и судорожно вытянулась.
Зенон склонился и, к удивлению своему, увидал, что всё лицо Нефорыбыстро покрывалось страшною бледностью, а прекрасные глаза её меркли.
— Что с тобою? — вскричал он.
— Я не знаю, — тихо и медленно отвечала ему ослабевшим голосом Нефора.— Я ехала слишком долго в седле… я слишком устала… меня чересчур долгожгло палящее солнце, а здесь прохладно, я теперь вдруг себя чувствуюдурно… Помоги мне, Зенон! Я задыхаюсь…
Она сделала движение, чтобы подняться, и заговорила ещё скорее итревожнее:
— Уведи меня! Здесь мускус… розы… жасмин… Все деревья здесь таксильно пахнут… Этот свет сквозь лиловую слюду раздражает меня… я его несношу… я не привыкла к Египту… Света мне!.. воздуха!.. чистого воздухадай мне скорее!
Вскрикнув это, она поднялась, взмахнула, как будто впотьмах чего-тоискала, руками и с меркнущим взором тотчас же упала на руки Зенона.
Зенон подхватил её, как дитя, на одну руку, а другою рукой дёрнул зашёлковый шнур, и от движения этого шнура одна панель в красной стене егомастерской сейчас же раздвинулась. За нею открылся вход в высокую, оченьпросторную комнату, куда встревоженный Зенон и пошёл, держа на своих рукахсомлевшую Нефору. Глаза её были теперь совершенно закрыты, головаопустилась, и всё тело ослабло.
Глава шестая
Комната, в которую Зенон внес Нефору, была совсем не похожа на ту, изкоторой он её вынес. Это была большая, высокая столовая, стены которой былигладко отделаны кедром, издававшим самый тонкий и едва заметный здоровый,смолистый запах; в ней были четыре большие окна, из которых открывалсяширокий вид на меланхолический Нил, а по ту сторону вод в отдалении темнелиспаржевые поля.
Через открытые сверху донизу окна и отпертую дверь на террасу сюдаобильно тёк чистый воздух, не насыщенный ничем раздражающим инаркотизирующим. Солнце не сверкало в глаза, и только синее небо да синиеводы тихо отражали на всём свой ровный и спокойный оттенок.
Убранство покоя состояло из нескольких низких и широких диванов,покрытых мягкими стёгаными матрацами из нежной овечьей шерсти, накинутымисверху ещё более нежными двусторонними египетскими коврами. Перед каждымдиваном были поставлены маленькие столики и табуреты, а посередине комнатыпомещался большой стол на львиных лапах, и на этом столе стоял завтрак,который приготовил Зенону ушедший праздновать таинства Митры служитель.
Зенон бережно опустил Нефору на один из диванов, до которого свободнеедоходила струя воздуха, подложил ей под голову и под плечи подушки,расстегнул тунику на её груди и выбежал в смежную комнату, где была егоспальня. Отсюда он принес флакон с индийскою эссенцией и, капнув одну каплюэтой эссенции на предсердие Нефоры, провёл тихо рукою и подул, чтоб эфирнаяжидкость быстрее испарялась. Потом он облегчил голову гостьи и ослабилцветные ремни у её сандалий.
Попечения его были успешны: едва он облегчил стяжки, стеснявшие телоНефоры, и стал повевать на неё её же большим опахалом, к ней началивозвращаться её чувства и сознание — вскоре длинные ресницы её сталишевелиться, а тонкие ноздри вздыматься дыханием, и, наконец, оба еёизменчивые глаза неуловимого цвета открылись. Она обвела в недоумениинезнакомый покой и спросила:
— Где я? — и, получив от Зенона ответ о том, где она и каким случаемпопала в эту комнату, Нефора начала сожалеть, что наделала Зенону столькохлопот. Она укоряла себя, зачем пустилась в непривычный ей путь на муле, ане в носилках, и, протянув руку художнику, заключила:
— Прости мне то беспокойство, которое я тебе сделала.
Он просил её, чтоб она об этом не думала, а она отвечала:
— Я не могу об этом не думать, потому что в этот несносный жар, мнекажется, я буду не в силах сделать обратно далёкий путь на седле.
— И это тоже пусть тебя не беспокоит, — отвечал ей Зенон. — Тебе нетнужды терзать себя в такой жар на седле. Отдохни здесь у меня в прохладе,сколько тебе угодно, а когда тени на земле станут длиннее, я сам отвезу тебяспокойно до твоего дома на моей нильской барке, которая стоит здесь же уберега под моим садом.
Нефора благодарила его и осталась.
— Хотя мне это и совестно, — сказала она, — но ты сам видишь, как яослабела. Я не могу ехать на своём муле и не должна посылать за носилками,чтобы не возбудить этим многих напрасных толков.
— Я всё это понимаю, — отвечал Зенон, — и ты не беспокойся, ты небудешь предметом никаких толков. Моя пёстрая барка со всех сторон окрытагустыми занавесами, и тебя никто не увидит, а я сам буду ею управлять.
— Это прекрасно, — отвечала Нефора, — но в таком случае пожалей и моегобедного мула и невольника, которые будут напрасно ждать меня на жаре утвоего дома.
— Это правда, — отвечал Зенон, — и если ты позволишь, я сейчас жеотпущу домой и человека и бедное животное.
— Не откажи мне в этом, я прошу тебя.
— Охотно, — отвечал Зенон и сейчас же вышел, а Нефора приподнялась сдивана и подошла к одному из открытых окон. Перед нею открылся на пологомскате к реке прекрасно содержанный сад, разбитый по-египетски радиусами отцентра, который обозначался фонтаном у небольшого обелиска из красногогранита, а в конце одной из дорожек была такая же гранитная лестница. Кодному из столбов этой лестницы была прикована бронзовою цепью роскошная,очень пёстро, по-египетски раскрашенная нильская барка. На носу еёкрасовался огненно-красный крылатый грифон, а на корме завязанный в узелхвост какого-то морского чудовища. Посредине барки был паланкин, где набронзовых прутьях висели в густых складках полы мягкой полосатой материи —синей с белым.
Нетрудно было понять, что это и есть нильская барка Зенона, на которойон любил вечерами кататься под клетчатыми шёлковыми парусами по Нилу.
Она отличалась от всех других барок, стоявших у берега, не только побогатству, но и по изяществу отделки, в котором, как во всём окружающемЗенона, выражался его художественный вкус.
Он сам и всё, что при нём есть, — всё это было прекрасно и всё пленяло