ничего невозможного, он же, патриарх, имеет только общее, высшее попечение,а в Александрии им поставлен отдельный епископ и потому пусть к тому и идути ему пусть скажут, чтобы он сделал всё, что нужно.
Аколуф скоро написал от патриарха правителю грамоту в этом смысле ивручил это писание послу вместе с букетом из белых роз и персидской сиренииз патриаршего сада. Посол взял ответ и цветы и отправился с тем ответом кправителю, а патриарх сию же минуту оделся, взял свои драгоценности и своюсвиту и поскакал на быстрых мулах вон из города через Ворота Солнца, а застеною повернул к востоку, надеясь в каком-либо из семи нильских гирл найтигреческую трирему или быстроходный чужеземный корабль и бежать на нём отвозмущенной страны и от коварного правителя, с надеждою отплатить ему издализа его издевательство.
Правитель почти немедленно же узнал об отбытии патриарха и страшноразгневался; он послал за ним погоню, но это было бесполезно, потому чтоникто не знал, куда патриарх повернул за Воротами Солнца. Тогда правительвскричал:
— Он недаром привёл в ответе своём, что «и Гомер ошибался»; я никак неожидал того, что он сделал, и ошибся не хуже Гомера.
И затем он позвал воинов и велел им взять епископа и привести его ксебе.
Епископ жил далеко на окраине и не знал, что сделал патриарх.
Когда воины пришли за епископом, то он спокойно играл в шахматы с однойзнатной прихожанкой и удивился всему, что услыхал, и начал говорить, что онлицо подчинённое и ничего не смеет без патриарха; но когда ему сказали, чтопатриарх выставил его лицом самостоятельным в Александрии, а сам неизвестнокуда уехал, то епископ заплакал.
Послы же не дали ему долго сокрушаться; они взяли и повезли его взакрытой колеснице к правителю, который прямо и бесцеремонно вопросил его,действительно ли в учении христианском сказано, что с христианскою веройвозможно сдвинуть гору? И когда правитель получил в ответ, что упоминание обэтом действительно есть, то он не захотел ничего больше слушать, а сказал:
— Вот я тебе назначаю сроку три дня. В эти три дня я дам всем неимущимработу и буду платить им за то, что они станут строить скамьи для сидений илавки для продавцов вокруг горы Адер, а для вас, христиан, я оставлюсвободное место среди всех скамей от горы и до самого Нила. Собери всехсвоих самых лучших людей, у которых ты знаешь самую крепкую веру, и явитесьтам рано утром отныне на третий день. Смотрите. Молитесь, как вам по веревашей надо молиться, но чтобы гора непременно сошла с своего места иопустилась в воду; а если вы этого не сделаете, вам будет худо. Весь народиз Александрии выйдет, чтобы смотреть на вас, и ваше дело — сделать так,чтобы от этого вышло торжество вашей веры или стыд. Если гора пойдёт и рекаподнимется, народ оценит помощь, какую вы окажете всей стране этою услугой.Если же вы гору Адер не сдвинете, то всем ясно будет, что вы не хотелисделать добра, которое можете сделать, и, стало быть, вы не друзья людям,среди которых живёте. Тогда я вас защищать не могу, и пусть с вами будет то,чего вы в глазах народа достойны. Теперь я велю тебя и других старейшихваших до времени строго стеречь, и если вы сами добровольно не пойдётеделать моление к горе, то я прикажу вас привести туда подневольно. Заослушание вы испытаете на себе силу гнева скорбящих людей, которых выраздражили, а я приложу на вас всю строгость кары законной: я возьму всё,что вы имеете, в казну императора, а самих вас всех взрослых пошлю в цепях ис колёсами на шеях на вечные работы в каменоломни. Да, из вас ни один небудет забыт — вы все без исключения пойдете с связанными руками на юг, ближек земле глупого народа Куш[31], и за поясом у каждого из вас будет заткнутприговор, которым будет определено, по скольку ударов воловьею жилой этогочеловека будут бить эфиопы каждый день трижды — поутру, в полдень и на ночь.Итак, все вы останетесь там в каменоломнях, пока каменистая пыль сотлит вашетело.
Глава шестнадцатая
Окончив эту обидную речь, правитель велел подать в руки епископаочиненную для писания трость и приказал ему написать ею имена всех известныхему христиан, живущих в Александрии, причем пригрозил, что если хотя одноимя будет утаено, то он поступит с епископом так, как будто он был уже узникв каменоломнях.
Епископ оробел, принял дрожащей рукой трость и в испуге начертал именавсех, кого имел основание почитать христианами, но, несмотря на то, что онстарался не позабыть ни одного надёжного человека, правитель ему не поверили заставил его поклясться, что он никого не укрыл. Опасаясь ответственности,епископ ещё вспоминал и ещё много дописывал, но боялся поклясться, ненадеясь на свою старую память, и стал плакать. Имени Зенона не было вепископском списке.
Правитель сжалился над епископом и отпустил его, строго сказав:
— Не рыдай. Если ты ошибся и не всех записал, то я тебе это прощу: иГомер ошибался. Оставь здесь списанье имён твоих христиан и иди собирай этихи других, которых ты мог позабыть; я по три раза на день буду присылать ктебе на двор узнавать, сколько вас соберётся, чтобы идти сдвинуть гору. Асейчас пошлю во все концы города глашатых с трещотками объявить всемународу, что общее желание будет исполнено и пусть никто не унывает, а всепусть собираются идти к горе Адер смотреть, как она сойдёт с своего места изапрудит Нил.
Правитель понял свою выгоду и заботился только о поддержании весёлыхнадежд в умах встревоженного и упавшего духом населения, но положениеепископа было другое.
Епископ поклонился, сложив в знак покорности на груди свои руки, ивышел, обливаясь слезами. Он не в состоянии был и думать о том, что емузадано и что надо начать делать. Как ему выходить самому и как выводить всехзаписанных в список на такое испытание, которое коварный и мстивый Пеохвыдумал, конечно, только затем, чтобы получить возможность осмеятьхристианскую веру всенародно в глазах тысяч зрителей?
Волею и неволею прежде всего ему приходило на мысль то, что почёл засамое лучшее выше над ним стоящий патриарх, и это притом казалось самымблагоразумным и лёгким; но ведь тот же самый патриарх всем советовалпомнить, что «и Гомер ошибался».
Епископ решился искать совета самых преданных ему людей и, возвратясьдомой, сейчас же рассказал ужасную новость ожидавшей его знатной прихожанке.Эта именитая женщина очень встревожилась и сейчас же разослала рабов кдругим знатным прихожанам просить их прийти немедленно в дом её нанеобходимый совет. Знатные прихожане скоро собрались и, выслушав рассказ,все пришли в большой ужас, но, вместо того чтобы ободрить епископаблагоразумными и острыми советами, они стали укорять его, для чего оннаписал имена их. Он же отвечал им:
Они на это коротко ответили, что это не их дело, и все были унылы итолковали только о том, что коварная выдумка Пеоха грозит ущербом иразорением для всех их имущественных дел и даже самую жизнь их ставит вопасность от разъяренного народа. Кончили же они тем, что стали укорятьепископа:
— С какой стати ты переписал одних нас — людей именитых, и теперь однихнас сюда собрал? Это противно вере: перед богом все люди равны, как знатные,так и незнатные. Мы не хотим гордиться перед незнатными и бедными иослушаться божьей воли. Оставь решение до завтрего утра, и когда у тебязавтра утром на заре ударят в медную доску, мы хотим собраться все вместе спростолюдинами христианской веры — может быть, в их простых умах найдётсябольше, чем у нас, и веры, и разума, и смелости.
Епископ на это согласился, и когда, после тревожно проведенной засимночи, ударил утром в доску, то увидел, что двор его стал наполнятьсячернородьем из Малой Гавани и других отдалённых предместий, но из вчерашнейзнати, которая хотела здесь сойтись с чернородьем, теперь не было ни одногочеловека.
Епископ узнал в толпе рабов некоторых из этих отсутствующих и спросил,скоро ли господа их прибудут, — но рабы только качали головами и тихошептали:
— Не жди их напрасно; они не придут. Они теперь уже далеко.
Но епископ всё-таки ждал, пока люди на его дворе стали томиться голодоми, подтягивая туже и выше свои пояса, начали щёлкать зубами, и, уныло глядяна епископа, все стали просить хлеба. Епископ разослал всех своих аколуфов иопахальщиков, чтобы торопить знатных, но аколуфы и опахальщики возвратилисьи сказали, что знатных нет никого в городе. Тогда при таком ужасном известиии при виде томлений народа от голода епископ послал самого любимого своегоопахальщика к знатной прихожанке просить её, чтобы она приходила сама иприслала как можно скорее корзины с хлебом для простонародья, но опахальщиквернулся назад с пустыми руками и сказал, что не застал в доме знатнойприхожанки никого, кроме одного болезненного раба, который сообщил ему, чтогоспожа его минувшей ночью, как только осталась одна, сейчас же собралась исо всеми лучшими из слуг своих выехала ночью на шести колесницах поКанопской улице.
Епископ сдвинул плат, покрывавший его голову, себе на лицо и, всплеснувруками, воскликнул:
— О, какое коварство! Я так ошибся, как и Гомер не мог ошибаться!
Глава семнадцатая
Скорбь епископа о побеге всех именитых друзей была велика, но он не могпредаваться ей долго в отчаянии: собранный на его дворе чёрный народнастойчиво требовал пищи, и епископ поспешил немедленно распустить со дворанарод, пригласив всех опять прийти завтра и обещаясь всем, что с утра надворе будут для всех изготовлены в изобилии пища и питьё с растворённымвином. Сам же епископ спешно вышел другим выходом, которым двор его