– Джек – не любитель ресторанов, – пояснил он, вспоминая о грязных ложках, засунутых в пристроенные на бревне консервные банки с холодными бобами.
Ближе к вечеру под ворчание грома во двор въехал знакомый зелёный пикап, и из него вышел Джек – в потёртой, видавшей виды шляпе, сдвинутой на затылок. Энниса будто окатило горячей волной, и он выскочил на лестничную площадку, захлопнув за собой дверь, а Джек уже бежал к нему, перескакивая через ступеньку. Схватив друг друга за плечи, они обнялись так крепко, что и не вздохнуть, всё повторяя: «Сукин ты сын, сукин ты сын!» Их губы притянулись друг к другу, будто мощным магнитом, и слились – крепко, смачно, даже до крови (виной тому были кривые зубы Джека). Шляпа Джека свалилась. Вжимаясь друг в друга всем телом, наступая друг другу на ноги и царапаясь щетиной, они не заметили, как Алма на пару мгновений приоткрыла дверь, увидела напряжённые плечи Энниса и тут же её закрыла.
Наконец они разжали удушающие объятия, чтобы глотнуть воздуха, и Эннис, обычно скупой на ласку, прошептал Джеку «малыш» – так он называл только своих дочерей и лошадей.
Дверь снова приоткрылась, и в узкой полоске света показалась Алма. Что он мог ей сказать?
– Алма, это Джек Твист. Джек, это моя жена Алма.
Эннис еле сдерживал тяжело вздымающуюся грудь. Вдыхая знакомый запах Джека – крепкую смесь табака, пота и еле приметного аромата луговой травы, он вновь ощущал порывисто-ветреный холод Горбатой горы.
– Алма, мы с Джеком не виделись четыре года, – сказал Эннис оправдывающимся тоном. Хорошо, что на площадке было сумрачно: не приходилось отворачиваться.
– Да уж, оно и видно, – пробормотала Алма тихо. Она всё видела. В окне комнаты за её спиной белым сполохом сверкнула молния, и из квартиры послышался детский плач.
– У тебя ребёнок? – Джек дрожащей рукой стиснул руку Энниса, и между ними будто проскочил электрический разряд.
– Две маленькие дочурки, – ответил Эннис. – Алма-младшая и Франсина. Обожаю их.
При этих словах Алма криво усмехнулась.
– У меня – парень, восемь месяцев, – сказал Джек. – В Чайлдрессе я женился на техасской красотке по имени Лурин.
Его трясло так, что пол под ногами Энниса вибрировал.
– Алма, мы с Джеком пойдём прогуляться и выпить, – сказал Эннис. – Не теряй, если загул затянется до завтра: нам надо о многом поболтать.
– Да уж, само собой, – ответила жена, доставая из кармана доллар на сигареты: видимо, она надеялась этим поручением вернуть Энниса домой пораньше.
– Приятно было познакомиться, – проговорил Джек, дрожа, как загнанная лошадь.
– Эннис... – несчастным голосом окликнула Алма.
Но это его не остановило. Сбегая вниз по лестнице, он крикнул:
– Если тебе надо сигареты, возьми в кармане моей голубой рубашки, которая в спальне!
Они отъехали на машине Джека. По дороге была куплена бутылка виски, а через двадцать минут кровать в номере мотеля «Сиеста» сотрясалась от их страсти. В оконное стекло сыпанул град, потом забарабанил дождь, разводя на улице слякоть, а ветер всю ночь хлопал незапертой дверью соседнего номера.
В комнате стояла вонь спермы, табака, пота и виски, смешанная с запахами старого ковра и прелого сена, седельной кожи, навоза и дешёвого мыла. Эннис лежал раскинувшись и переводя дух, взмокший и обессилевший, а Джек рядом пускал кверху мощные, как китовый фонтан, струйки сигаретного дыма.
– Господи, твою мать! Как же хорошо снова быть в седле, – сказал он. – Да ведь? Богом клянусь, я даже не думал, что всё снова повторится... Да нет, что там, вру – знал, конечно. Потому и мчался к тебе сломя голову.
– Где тебя только черти носили все эти четыре года, – проговорил Эннис. – Я уж и не надеялся тебя снова увидеть... Думал, ты обиделся на меня за ту мордотычину.
– Приятель, я в Техасе в родео участвовал, – ответил Джек. – Там и встретил Лурин. Глянь-ка, что вон там висит.
На спинке замызганного стула сияла пряжка.
– Скачки на быках?
– Ага. Три чёртовы тысячи долларов в тот год заработал. Чуть с голоду, блин, не сдох. Жил в долг так, что только зубная щётка своя была. Весь Техас исколесил, а этот дебильный пикап просто задолбался чинить. Но о проигрыше даже мысли не допускал. Лурин? За ней стоят серьёзные деньжата: у её папаши – фирма по производству сельхозтехники. Но бабки свои он при себе держит, а меня люто ненавидит. Так что не больно-то и много там можно урвать, но ничего – мы ещё посмотрим, кто кого.
– Что ж, значит, у тебя всё пучком, – сказал Эннис. И спросил: – В армию как – не загребают?
Гроза уходила на восток, на прощание озаряя небо алыми вспышками.
– Проку им от меня – шиш: у меня позвонки травмированы и трещина в руке, – ответил Джек. – Скачки доканывают, сам знаешь – медленно, но верно. Там трещина, здесь перелом... Как ни затягивайся – а всё равно понемногу раздолбит. Болит это всё, скажу я тебе – охренеть можно. А ногу аж в трёх местах ломал. Бык меня сбросил – здоровенный такой племенной бычара-осеменитель. В три секунды управился: сбросил и погнался за мной. Ну и, конечно, догнал, мать его за ногу. Мне ещё повезло, а вот одному моему приятелю – не очень. Померили ему уровень масла бычьим рогом, так сказать... Ну, и ещё куча всяких болячек: растяжения там, рёбра, разрывы связок и прочая хрень.
Помолчав, Джек добавил:
– Сейчас с родео всё обстоит не так, как во времена моего отца. Чтобы участвовать, нужны деньги. Парни побогаче поступают в колледж, тренируются. А тесть мой, скупердяй, чёрта лысого даст... Ну, если не даст дуба, конечно. Кроме того, я уж достаточно в этом деле покрутился, так что знаю – чемпионство мне по-любому не светит. Лучше уж выйти из игры, пока не стал инвалидом.
Эннис притянул к себе руку Джека с сигаретой, затянулся.
– Ну, с тобой всё ясно. А я вот тут всё думаю, пытаюсь разобраться. Я же не этот самый... ну, ты понимаешь. У нас же с тобой жёны, дети и всё такое. С женщинами мне тоже нравится, но, чёрт побери, с ЭТИМ – ничто не сравнится! Нет, у меня даже в мыслях не было сделать это с другим мужиком, но вот когда о тебе думал – сто раз кончал. А ты, Джек? У тебя другие парни, кроме меня, были?
– Ты спятил? Нет, конечно! – рассерженно отозвался тот. – Горбатая нас затянула по полной программе и вряд ли даст нам свернуть с этой тропы. Вот только надо теперь решить, что нам со всей этой ерундой дальше делать.
– Тем летом, – проговорил Эннис, – когда мы получили деньги и разъехались, меня просто вывернуло наизнанку. Я думал – сожрал что-то не то в Дюбуа, остановился и хотел проблеваться у обочины, да не в еде было дело. Только через год я допёр, что это такое: тебя я не хотел отпускать. Но было слишком поздно.
– Дружище, – сказал Джек. – Мы здорово влипли с тобой. Давай думать, как быть дальше.
– Сомневаюсь, что мы сможем что-то придумать, – ответил Эннис. – Понимаешь, Джек, за эти годы у меня появилась другая жизнь. Я люблю моих дочек. А Алма... Она ни в чём не виновата. У тебя тоже жена и сын в Техасе. Не знаю... Поведи мы себя вот так в неподходящем месте – нам не жить. – Эннис имел в виду тот порыв страсти, что внезапно накатил на них при встрече на лестнице. – А в узде чувства сдержать невозможно. Вот что меня пугает до смерти.
– Я вот думаю, друг, что тем летом нас видели, – сказал Джек. – На следующий сезон я там побывал – хотел наняться опять, но дело не выгорело, пришлось искать счастья в Техасе. Так вот, этот Джо Агирре и говорит мне: «Ну что, ребятки, нашли способ весело провести там время, а?» Я, конечно, промолчал, но когда проходил мимо его машины, приметил там бинокль.
Джек не упомянул, впрочем, что Агирре добавил ещё. А тот, откинувшись на спинку скрипучего стула, дал ему от ворот поворот со словами: «Я вам, голубчики, не за то платил, чтобы вы, оставив стадо на одних только собак, сами развлекались вовсю!»
– Да, – прибавил Джек вслух. – Тот твой ударчик меня застал врасплох. Не ожидал я, что ты на такое способен.
Эннис рассказал:
– У меня есть брат – на три года меня старше. Так вот, он донимал меня каждый божий день. Отцу надоело моё нытьё, и он однажды сказал мне так: «Эннис, свою проблему ты должен решить сам, иначе она так и останется с тобой до самой старости». А я ему отвечаю, мол, брат-то ведь больше меня. А отец мне: «Застань его врасплох, всыпь ему как следует и делай ноги. И повторяй это, пока до него не дойдёт. Раз он не понимает по-хорошему – по-плохому поймёт уж наверняка». Ну, я так и сделал. Сперва я подкараулил брата во дворе, прыгнул на него с лестницы, а ещё оттрепал хорошенько, подкравшись к нему, пока тот спал. И с тех пор он стал тише воды, ниже травы. Вся штука в том, что проучить надо быстро, жёстко и без лишних слов.
В соседнем номере зазвонил телефон. Он трезвонил и трезвонил беспрестанно, пока наконец не стих внезапно на середине звонка.
– Больше ты меня не подкараулишь, – усмехнулся Джек. – Я вот что думаю... Было бы здорово завести своё ранчо, торговать скотом помаленьку. Взяли бы туда твоих лошадей. Из родео я точно уйду – я же не идиот какой-нибудь, чтобы продолжать калечиться дальше или, не приведи Бог, угробить себя насмерть. Только если я брошу это дело, я останусь на мели. Но ничего – вместе мы справимся, я кое-что надумал. Папаша Лурин, как пить дать, с радостью отстегнёт мне отступных, если я свалю из их семейки. В общем-то, он уже дал мне это понять...
– Э-э, нет, так не пойдёт! Нельзя так. Я прочно застрял, Джек, и мне не выпутаться. Эти парни, ну, ты знаешь, какие... Я не хочу быть как они. И шкура моя пока ещё мне дорога. Знаешь, жили у нас когда-то по соседству двое таких ребят – Эрл и Рич. Отец всякий раз отпускал шуточки, когда их видел. Над ними все насмехались, хоть они и были оба весьма крутыми парнями. А кончилось всё... В общем, когда мне было лет девять, Эрла нашли мёртвым в канаве. Его избили монтировкой, привязали за член и таскали волоком по острым камням, пока тот не оторвался. Всё его тело и лицо после эт