пыт важен, Феликс Эдмундович, надобно, чтобы вы рассказали об этой работе нашим товарищам, а то спорить мы горазды, а вот защищаться - не ахти. Будем учиться.
- Будем, - согласился Дзержинский.
- Сейчас заходил к нашим, спят как суслики, а меньшевики начали фракцию собирать, - сказал Ленин, - что называется, с корабля на бал.
- Так надо бы наших побудить, - сказал Боровский.
- Отоспятся - злее будут; с товарищами из меньшинства дискутировать - силу надобно иметь, силу и крепкие нервы. Замучают словопрениями, сплошные присяжные поверенные.
Боровский улыбнулся:
- А вы?
- Я до присяжного не дорос, не пустили, я на помощниках замер, конец карьере, страх и позор... По каким вопросам будете поддерживать нашу позицию, Феликс Эдмундович? Выступления приготовили или предпочитаете экспромт? спросил Ленин.
- И так и этак. Поддерживать вас станем по всем вопросам. Выступать от нас будет Варшавский.
- Адольф? Барский, кажется? Так?
- Да.
- Он славный товарищ. Почему только он? А вы?
- Акцент... Как-то неловко с моим-то языком выступать на таком высоком форуме.
Ленин всплеснул руками, пораженный:
- Да как вам не стыдно, Феликс Эдмундович, побойтесь бога! Язык языку ответ дает, а голова смекает!
- Нет, - упрямо повторил Дзержинский, - я выступлю лишь в случае крайней нужды.
- Это я вам обещаю, - как-то даже обрадованно сказал Ленин, - драка будет звонкая, хотя мы проиграем, видимо, по всем пунктам.
Дзержинский спросил недоумевающе:
- А как же объединение?
Ленин пожал плечами:
- Я готов выслушивать товарищей из меньшинства, готов молчать, я готов даже отступить - во имя объединения с национальными социал-демократиями. Вот если мы сможем провести объединение с вами в самом начале работы съезда многое может измениться, очень многое.
Боровский сказал задумчиво:
- Это меньшевики понимают не хуже нас с вами. Коли мы объединимся в самом начале - Феликс Эдмундович вправе потребовать дополнительные мандаты, и этому ничего нельзя противоположить, и тогда приедут польские делегаты, и мы уравняемся с меньшевиками в голосах...
- Если меньшевики не утвердят наше объединение в начале работы, мы должны будем думать, как повести себя, - сказал Дзержинский, - мы не марионетки, мы представляем тридцать тысяч организованных польских рабочих.
Ленин рассердился:
- А мы кого представляем? За нами тоже немало русских рабочих. И ведь мы знаем, что нас ждет. Так что и вам, Феликс Эдмундович, предстоит пострадать: дело того стоит. Умение видеть в поражении задатки победы - необходимое умение, в этом, коли хотите, заключен весь смысл политической борьбы. Обижаться наивно, это безвкусно, когда в политике обижаются.
...Надежда Константиновна приготовила вырезки из русских газет, отчеркнула наиболее важные строчки красным карандашом, сделала подборку из французской и немецкой прессы; расшифровала письма, доставленные курьером из Харькова, Екатеринослава и Читы.
- Нас ждет избиение, - сказал Ленин. - Впрочем, беседуя с товарищами, я вынужден смягчать - обещаю борьбу.
- Наши не растеряются?
- Могут.
- Кое-кто считает, что разумнее было бы уйти со съезда, если расклад не в нашу пользу. Ленин ожесточился:
- Партийная борьба не знает практики "наибольшей благоприятности". Нельзя смешивать политику с идейной борьбой. Открытого столкновения боится тот, кто не верит в свое дело... В конечном счете протоколы съезда будут изданы: каждый умеющий читать и сравнивать вправе вынести свой приговор...
...Пришел Румянцев. Здесь, в Стокгольме, он жил под фамилией Шмидта, и никто в его пансионе не подозревал, что обладатель этой фамилии - русский: говорил Румянцев по-немецки без акцента, знал не только "хохдойч", но и диалекты; саксонцы считали его своим, так же относились к нему мекленбуржцы.
- Вот, Владимир Ильич, я переписал - вышло четыре страницы.
- Много. Вы открываете съезд, вам и задать тон - краткость и деловитость. Давайте-ка поработаем. Да и коррективы надобно внести, вы на пристань не ходили, а я делегатов встречал - мы в меньшинстве, в сугубом меньшинстве.
- Мартов с Даном постарались...
- Не следует м е л к о обижать оппонента. Принцип широкого демократизма при выборе делегатов не они выдвинули - мы...
- Вы, - уточнил Румянцев. - Я лично протестовал, если помните. Вы настояли, Владимир Ильич, вот теперь и расхлебываем...
- Испугались меньшевиков? - Ленин странно усмехнулся. - Или сердитесь на меня?
- Второе.
- Ну, это - пожалуйста. Только б не первое. А демократизм выборов... Как же иначе? Противопоставить реакции, которая любых выборов боится как огня, идею демократического волеизъявления трудящихся может только наша партия. Смешно этого ждать от кадетов или эсеров: одни опираются на помещиков, другие вообще только в заговор верят... Конечно, демократические выборы делегатов иначе и быть не может. Риск? Бесспорно. Кто не рискует, тот не побеждает. Да и потом, меньшевики долго не продержатся: больно очевидны их просчеты... Давайте-ка посмотрим доклад, кое-что надо уточнить в свете новых обстоятельств.
Ленин читал, как всегда, обнимающе, он словно в б и р а л всю страницу целиком, сразу отмечал слова, несущие основную нагрузку, чувствовал, где п р о в и с а л о, находил двузначие и всегда добивался, когда правил текст, чтобы двузначие было безусловно п р и н ц и п и а л ь н ы м, никак не двусмысленным, но именно двузначным, то есть обращенным к сегодняшнему моменту, но допускающим необходимость коррективов, если ситуация изменится.
- Давайте-ка поправим в самом начале, коли согласны, - сказал Ленин. После фразы "приветствую делегатов РСДРП" добавил: "а т а к ж е п р е д с т а в и т е л е й д р у г и х с о ц и а л-д е м о к р а т и ч е с к и х п а р т и й".
- Вы имеете в виду поляков и Бунд? Или финна и болгарина, прибывших гостями?
Ленин ответил не сразу, остановился взглядом на красивом лице Румянцева, сказал, словно себе:
- Я имею в виду всех.
Перевернул страницу, сразу же споткнулся на той строчке, которую, верно, искал.
- Поскольку нас будут лупить меньшевики и резолюции наши проваливать, следует добавить кое-что, думая о близком будущем... Вот смотрите, сейчас звучит: "Съезду предстоит ликвидировать остатки фракционного разброда". Ленин поморщился. - "Остатки", хм-хм, впрочем, ничего не поделаешь... Добавляем: "оставляя членам партии свободу идейной борьбы", а далее по тексту - о единой РСДРП. Вписывайте и не гневайтесь.
- Буду гневаться.
- А что предлагаете? Не вносить? Как мы тогда будем выглядеть после съезда? Если проиграем? Молчать? Подписываться под меньшевистскими решениями? Или оговорить заранее, открыто и честно, наши условия: да, мы за единство, но идейной борьбы против того, что считаем принципиально неверным, прекращать не намерены, дабы не выглядеть в глазах рабочих ловкими политиканами... По-прежнему намерены гневаться?
Румянцев повторил мягче уже:
- Гневаться буду, возражать - нет.
- Ну и прекрасно. Теперь последнее. Надо загодя объяснить тем, кто у м е е т читать, положение большевиков на съезде. Предлагаю добавить там, где вы говорите о первых по-настоящему всеобщих демократических выборах наших делегатов: "О д н а к о о с у щ е с т в л е н и е н а п р а к т и к е в с т р е т и л о с ь с з а т р у д н е н и я м и, с о з д а н н ы м и с в и р е п ы м и п о л и ц е й с к о-в о е н н ы м и р е п р е с с и я м и п р а в и т е л ь с т в а, к о т о р ы е в ы р в а л и м н о г и х т о в а р и щ е й и з р я д о в п а р т и и". Согласны?
- С этим согласен. Только добавьте: "уважаемых товарищей".
Ленин почесал кончик носа:
- Это надо понимать так, что мы "уважаемые", а меньшевики - нет?
Румянцев заразился настроением Ленина (тот умел в самый трудный момент сохранять юмор), рассмеялся, почувствовав какое-то внутреннее освобождение от о ц е п е н е л о с т и, - такое бывает от неведения или после напряженной, изматывающей работы; сейчас было и то и другое, если бы не Ленин, можно было запаниковать, прибыли будто на собственные похороны...
- Кстати, Витте кончился. - Ленин подтолкнул Румянцеву газеты. - Читали уже?
- Да что же вы молчали, Владимир Ильич?! Это ведь все может повернуть!
- Что повернуть? - Ленин поразился. - О чем вы? Один символ будет сменен другим, изменится фасад, камеры будут прежние. Не обольщайтесь, не надо. Готов дать руку на отсечение - Думу отбросят ногою так же, как отшвырнули Витте. Ничего не изменится, - повторил Ленин, - только станет еще труднее работать, репрессии будут повсеместно.
...Румянцев поднялся на трибуну: стол президиума пуст; предстояла драка за п е р с о н а л и и; тишина была полная, настороженная.
- Товарищи! - сказал Румянцев. Голос сел от волнения, повторил еще раз: Товарищи! От имени Объединенного ЦК приветствую собравшихся здесь делегатов РСДРП, а также представителей других социал-демократических партий. Настоящий съезд собрался при исключительных условиях политической жизни России и при исключительных условиях жизни нашей партии. Это делает особенно важной и ответственной ту работу, которую предстоит совершить съезду. От более или менее удачного результата ее зависит, быть может, как судьба РСДРП в ближайшем будущем, так и исход для пролетариата освободительной борьбы народа с самодержавием, справедливо называемой Великой российской революцией...
Ленин смотрел на замершие лица делегатов, на горящие их глаза, видел напряженное, сосредоточенное внимание, и вдруг мелькнуло: "А вдруг проймет?! Вдруг действительно объединимся?! Как же это было бы славно, а?!"
Ленин и его единомышленники приготовили пробный "шар": когда было выбрано бюро съезда - Плеханов, Ленин, Дан, когда. Федор Дан объявил заседание съезда открытым, группа большевиков внесла заявление; Дан зачитал его, стараясь скрыть раздражение: