- Спасибо, Анджей... Теперь мне бы хотелось передать вам еще одну просьбу Юзефа... Не сочли бы вы возможным посетить Бурцева?
- Это нужно для вашей партии? Или для Юзефа лично?
Рыдз закурил.
- Неразделимые понятия.
- Конечно, готов... Хотя, в отличие от Меньшикова и Бакая, я оказывал такую помощь Юзефу... вашей партии, которая - по законам империи - подлежит суду... Скорее всего, военному... Я ведь преступил присягу, так что охран... охранка, включив меня в розыскные листы, вполне может потребовать моей выдачи и у французской полиции, если узнает о моих контактах с Бурцевым.
- Я встречусь с Бурцевым и объясню ему вашу ситуацию... Думаю, он отнесется к вашему особому положению с пониманием...
- Да, такой визит был бы весьма уместен.
- Хотя, - Рыдз снова улыбнулся своей мягкой, женственной улыбкой, - я тоже в розыскных листах, ушел из-под виселицы...
- Тогда не надо! Ни в коем случае, - воспротивился Турчанинов. - Я все устрою сам, спишусь с ним, договорюсь о встрече на нейтральной почве, вам рисковать нельзя.
- Спасибо, Анджей, это так трогательно... Тем не менее сейчас я отвечаю за вашу безопасность, а не наоборот... Давайте увидимся здесь же завтра, в девять. Вас это время устроит?
- В десять. Я сдаю свой пост в девять... Я теперь служу ночным портье, смена кончается не ранее девяти пятнадцати... Пока все передашь сменщикам, то да се...
- Денег на жизнь хватает?
- Вполне, благодарю.
- А на ветчину? - Рыдз снова улыбнулся. - Юзеф уполномочил меня передать вам некоторую сумму...
Лицо Турчанинова замерло.
- Видите ли, я какой-никакой, но русский дворянин... Я не умею принимать вспомоществование от кого бы то ни было. Так что просил бы вас более к сему предмету не возвращаться. Завтра в десять, здесь же, честь имею.
- Минуту, - остановил его Рыдз. - Вы напрасно сердитесь, Анджей. В нашем обществе взаимная выручка не считается обидной... Мы живем несколько иными, скажем так, нравственными категориями... Они основаны на абсолютном доверии друг к другу... Вам, возможно, понадобятся деньги для работы... Для нашей работы. Вот в чем дело. И это не есть какая-то подачка... Или, тем более, оплата услуги... Рациональная оценка сложившейся ситуации, всего лишь... Ваше бывшее звание в охранке ротмистр?
- Точно так.
- Никаких документов, удостоверяющих вашу личность, не сохранилось?
- Все сохранилось, как же иначе... Иначе на острове Сен Луи [отдел городской полиции Парижа] не дадут продления вида на жительство.
- Но вы здесь обосновались не под своим именем?
- Конечно. У меня вполне надежный паспорт, - Турчанинов усмехнулся, выкраден из охран... охранки...
- До завтра, ладно?
Турчанинов не удержался, шутливо передразнил Рыдза:
- "Вадно". Поляка сразу можно определить по вполне французскому звучанию: вместо "л" - мягкое "в"...
Рыдз рассмеялся:
- Падво, мыдво, пшестирадво... [падло, мыдло, пшестирадло (польск.) падаль, мыло, стирка; Рыдз произнес этот шутливый набор фраз с французским акцентом] До встречи, Анджей. 2
...Квартира Владимира Львовича Бурцева, которую он снимал на Ваграме, являла собою Румянцевскую библиотеку в миниатюре: стены трех комнат, широкого коридора, даже кухни были заставлены самодельными стеллажами, набитыми книгами, журналами, большими папками с газетными вырезками, бюллетенями заседаний Государственной думы, выпусками правительственных вестников; запах кофе был постоянным; Бурцев варил его по-студенчески, на спиртовке; пил из крохотной чашки, всего на два глотка; длинные зубы от постоянного курения и крепчайшего кофея были желты; подшучивал над собою: "Вроде старого коня, не заметил, как жизнь просквозила".
Рыдза признал сразу же, но, однако, настоящим именем называть не стал, осведомился, как следует обращаться; выслушав ответ - "Мацей", удовлетворенно кивнул и, пригласив устраиваться в кабинете, где свободного пространства почти не было, оттого что кипы новых, не проработанных еще газет валялись на полу, между скрипучими, разностильными стульями, отправился готовить кофе.
Вернувшись со своей крохотной чашечкой и стаканом для Рыдза, осведомился:
- Чем могу служить?
- Владимир Львович, мы получили данные, которые бы хотелось перепроверить... Один наш товарищ видел, как глава боевки социалистов-революционеров садился в экипаж некоего полицейского чина, носящего цивильную форму.
- Это вы про Азефа?
- Да.
- Ну и что?
Рыдз опешил:
- То есть как?
- А - так, - хохотнул Бурцев. - Для меня совершенно ясно, что Азеф провокатор. И я про это - как вам, по-видимому, известно - неоднократно заявлял. Но ведь ЦК постоянно берет его под защиту.
- Чем вы это можете объяснить?
Бурцев разбросал руки, словно драчливый петух крылья:
- А вы?
- Партия переживает кризис, - ответил Рыдз убежденно. - Мы об этом писали.
- Я, как бывший эсер, слушаю это с болью, но, увы, Ленин тут прав, вздохнул Бурцев, - именно кризис.
- Мне тоже это больно слышать, Владимир Львович... Я имею множество друзей эсеров, честнейшие люди, огромного личного мужества и чести...
- Да уж, этого не занимать.
- Однако, Владимир Львович, товарищ, получивший информацию об Азефе, крайне щепетилен в вопросе обвинения кого бы то ни было, да тем более в провокации. Этот товарищ просит вас встретиться с человеком, который бежал из охранки после того, как оказал нам реальную помощь... вполне серьезную. Он в розыскных листах, ему грозит военно-полевой суд. Если французы выдадут его Петербургу, надо ждать еще одного обвинительного приговора... Мы можем надеяться, что использование вами этого человека не нанесет ему ущерба?
- Хотите, чтобы я встретился с анонимом?
- Да.
- Как правило, я работаю с теми, кто принимает на себя ответственность, товарищ Рыдз.
- Этот человек, возможно, еще пригодится нам для борьбы... Мы стараемся оберечь его от провала...
- Проверяли его? Надежен? Рыдз ответил вопросом:
- А вы Меньшикова с Бакаем проверяли? Надежны?
- Да.
- Двойной игры с их стороны быть не может?
- Нет. Ведь именно они помогли мне разоблачить провокатора Зинаиду Жуженко...
- Адъютанта "Казбека"?
- Да.
- "Казбек" - это Сладкопевцев?
- Он же в борьбе... Я не вправе открывать псевдонимы тех, кто продолжает бой с самодержавием.
- Простите.
Бурцев начал ловко лавировать между кипами газет, по-петушиному забросив руки за голову, чудом сидевшую на тоненькой шее; остановился перед Рыдзом, нагнулся к нему, спросил:
- Ну хорошо, допустим, я встретился с вашим человеком анонимно... Он дал мне новую информацию, которая понудит ЦК социалистов-революционеров хоть как-то откликнуться на новые улики. Но ведь тогда Чернов с Савинковым неминуемо потребуют встречи с моим... с вашим свидетелем... Как быть?
- Давайте начнем, а? За это время я снесусь с моими товарищами.
- Что ж, попробуем.
- У меня, кстати, есть словесный портрет того полицейского чина, который встречался с Азефом... Это была не случайная встреча, он его на извозчике ждал, в экипаже...
- Послушаем, - откликнулся Бурцев. - Давайте-ка портрет.
- Глаза стальные, с прищуром, веки припухлые, усы, чуть правленные вниз, нос прямой, лоб высокий; выражение лица сосредоточенное, особых примет нет, крепкого телосложения, довольно широкоплеч, рост высокий, по здешним меркам под метр восемьдесят пять, с аршинами я путаюсь...
- Хм... После девятьсот пятого года новые начальники департамента и охраны не очень-то позволяют печатать свои фотографические портреты...
Рыдз нахмурился, покусал нижнюю губу и попросил извиняюще:
- Владимир Львович, пожалуйста, не произносите при мне слово "охрана"... Вы же знаете, видимо, что с моею сестрой сделали палачи.
- Да, да, миленький, простите великодушно, я привык говорить для здешней прессы, не гневайтесь...
- Спасибо.
- Хм, - повторил Бурцев, - на Виссарионова не похож, на Комиссарова тоже...
- Кто из чинов полиции был на процессе депутатов Первой думы?
- Информация не поступала, но кто-то был, вокруг здания кишели филеры, ждали кого-то...
- Не Герасимова?
- У меня есть только одна его фотография... Давняя, когда он в начале девяностых годов служил адъютантом при Самарском жандармском управлении... Усы у него были стрельчатые, бородка клинышком, волос кучерявый, шатен, весьма привлекателен...
Поднявшись, Рыдз сказал:
- Человек, который к вам придет, живет под чужим именем. Его зовут "Федор Мокеевич". Это псевдоним. Когда соблаговолите его принять?
- Давайте завтра, часов в девять, я птица ранняя.
- Ему далеко добираться, живет в пригороде. Если разрешите, он будет в одиннадцать тридцать.
О "пригороде" сказал неспроста; Владимир Львович человек увлекающийся, Монмартр в Париже один, а пригородов много, страховка не помешает. 3
- Владимир Львович? - осведомился Турчанинов, разглядывая Бурцева.
- Именно так. С кем имею честь?
- Я Федор Мокеевич.
- Кто?!
- Вчера вам говорили обо мне. Вы назначили встречу на одиннадцать тридцать.
Бурцев посторонился, пропуская гостя в квартиру:
- Да, да, верно. Прошу.
...Вчера вечером Турчанинов спустился квартирою ниже, там жили две проститутки, Мадлен и Мари (перекрытия потолка слабенькие, все слышно, гостей у девушек не было), попросил утюг с угольями; Мадлен вызвалась погладить ему пиджак и брюки: "Я же работала прачкой, все сделаю вмиг". Турчанинов поблагодарил, ответив, что стеснен в средствах; лучше уж сам. "С соседей не берем, - расхохоталась Мари, - даже за любовь не берем с соседей". Поэтому к Бурцеву пришел выутюженный, в свежей сорочке и галстуке; военная косточка, привычка - вторая натура.
- Нуте-с, Федор Мокеевич, с чем пожаловали?
Турчанинов усмехнулся: