После того, как врач заявил, что это случай для прокурора, он перестал упрямиться и сказал, что его зовут Джемс Мартин и попросил врача произвести вскрытие и полное исследование трупа. Он стал откровенен. Он жил с мисс Дорнили, и у него было «достаточно неприятностей и без того, чтобы ее смерть приписали ему».
Было проведено очень тщательное обследование тела. Гортензия Дорнили была здорова, если не считать небольшого заболевания сердечного клапана. Записали, что смерть произошла от инфаркта. Но доктор И. прекрасно знал, что сердце тут ни при чем. Было ясно, что Гортензия умерла от тех же причин, что и все остальные. Но для меня в ее случае показался странным тот факт, что она жила рядом с Питерсом, адрес которого мне дал Рикори. Более того, Мартин был из того же мира, если впечатления доктора И. были верны.
Здесь была какая-то связь между двумя случаями, отсутствовавшая у всех остальных. Я решил посетить Рикори, рассказать ему всё и заручиться его помощью. Мои исследования продолжались две недели. За это время я лучше познакомился с Рикори. С одной стороны он страшно заинтересовал меня, а с другой — он мне нравился, несмотря на его репутацию. Он был поразительно начитан, очень умен, хотя и аморален, суеверен, но смел — в древние времена он мог бы быть капитаном кондотьеров — ум и шпага для найма. Я не знал, кто были его родители. Он посетил меня после смерти Питерса и явно разделял мою симпатию к нему. Его всегда сопровождали два молчаливых стража, которые дежурили в госпитале. Одного из них звали Мак Канн. Он был наиболее приближенным к Рикори человеком, явно преданным своему седовласому начальнику. Это был тоже интересный тип, и тоже симпатизировавший мне. Он был южанином, как он сам рассказывал — «коровьей нянькой» с низовьев Аризоны, а потом стал «слишком популярным на границе».
— Я за вас, доктор, говорил он мне. Вы добры к моему хозяину. И когда я прихожу сюда, я могу вынуть руку из кармана. Если кто-нибудь когда-нибудь нападет на вашу скотину, зовите меня. Я попрошу отпуск на денек. И он добавил просто, что «может всадить шесть пуль подряд в одну и ту же точку на расстоянии 100 футов».
Я не знаю, в шутку ли он это говорил или серьезно. Во всяком случае, Рикори никуда не выходил без него, и то, что он оставил его охранять Питерса, показывало, как ценит он своего погибшего друга.
Я позвонил Рикори и пригласил его пообедать со мной и Брэйлом у меня. В семь он приехал и приказал шоферу вернуться за ним к десяти. Мы сели за стол. Мак Канн остался на страже в гостиной, приведя в волненье двух ночных сиделок — у меня был маленький частный госпиталь рядом с квартирой.
После обеда я отпустил лакея и перешел к делу. Я рассказал Рикори о вопроснике и о том, что мне удалось с помощью его обнаружить еще семь случаев, аналогичных известному нам.
— Вы можете выкинуть из головы все подозрения о том, что смерть Питерса как-то связана с вами, сказал я. За одним возможным исключением, ни один из семи человек не принадлежит к тому, что вы называете вашим миром. Если этот единственный случай и затрагивает вашу сферу деятельности, он не меняет абсолютной уверенности в том, что вы никакого отношения ко всему этому делу не имеете. Слышали вы о женщине по имени Гортензия Дорнили?
Он покачал головой.
— Она жила, — сказал я, — напротив Питерса.
— Но Питерс не жил по этому адресу, — он улыбнулся несколько смущенно. — Видите ли, я не знал вас так хорошо, как теперь.
Я немного растерялся.
— Ну, хорошо, — продолжал я, — А вы не знали некоего Мартина?
— Да, — сказал он. — Я знал его. Фактически я знаю нескольких Мартинов. Можете вы описать его или назвать его имя?
— Джемс, — ответил я.
Он снова покачал головой, хмурясь.
— Мак Канн может узнать его, — сказал он наконец. — Позовите его, доктор.
Я вызвал лакея и послал его за Мак Канном.
— Мак Канн, — спросил Рикори, — ты знаешь женщину по имени Гортензия Дорнили?
— Конечно, — ответил он, — беленькая куколка, она живет с Бутчем Мартином. Он взял ее из театра Бэнити.
— А Питерс знал ее? — спросил я.
— Да, — сказал Мак Канн, — конечно. Она была знакома с Молли, вы знаете, босс, с маленькой сестрой Питерса. Молли взяли из Фоллис три года тому назад, и он встретил Хорти у Молли. Хорти и он — оба умирали по малютке Молли. Он сказал мне сам. Но сам никогда ничего не позволял себе с ней, если вас это интересует.
Я внимательно взглянул на Рикори, вспоминая о том, что он говорил об отсутствии родственников у Питерса. Он ничуть не смутился.
— А где сейчас Мартин? — спросил он.
— Уехал в Канаду, как я слышал, — ответил Мак Канн. — Хотите, чтобы я разыскал его?
— Я скажу тебе об этом позднее, — сказал Рикори, и Мак Канн вернулся в гостиную.
— Мартин — ваш друг или враг? — спросил я.
— Ни то, ни другое, — ответил он.
Я помолчал, обдумывая сведения, полученные от Мак Канна: связи, которые неясно мерещились мне между случаями Питерса и Дорнили, исчезли сразу. Но появилось более сильное звено: Гортензия умерла 12 октября, Питерс — 10 ноября. Когда Питерс виделся с этой женщиной? Если таинственная болезнь была заразной, никто, конечно, не мог сказать, сколько длится инкубационный период. Мог ли Питерс заразиться от нее?
— Рикори, — сказал я, — дважды сегодня вечером я узнал, что вы сказали мне неправду о Питерсе. Я забуду об этом, так как думаю, что это не повторится. Я хочу верить вам далее, если мне придется выдать вам профессиональную тайну. Прочтите эти письма.
Я передал ответы на мой вопросник. Он молча прочел всё. Когда он кончил, я рассказал ему всё, что доктор И. сообщил мне, рассказал ему подробно о своих испытаниях, включая описание маленьких светящихся шариков в крови Питерса.
Он побледнел и перекрестился.
— Боже мой! — пробормотал он. — Ведьма! Это ее огонь!
— Чепуха, друг! — сказал я. — Забудьте о своих проклятых суевериях. Они не помогут.
— Вы, ученые, ничего не знаете! Есть некоторые вещи, доктор Лоуэлл, — начал он горячо, затем сразу оборвал себя и замолчал. — Что вы хотите от меня?
— Во-первых, — сказал я, — давайте проанализируем эти факты. Брэйл, вы не пришли ни к каким заключениям?
— Да, — ответил Брэйл, — я считаю, что все восемь были убиты.
Глава 3Смерть сестры Уолтерс
Брэйл высказал то, что находилось всё время в моем подсознании, хотя и не имело никаких доказательств, и это привело меня в раздражение.
— Вы умнее меня, Шерлок Холмс, — сказал я иронически. Он покраснел, но упрямо повторил:
— Они убиты…
— Бог мой! — прошептал Рикори.
Я повернулся к нему.
— Бросьте биться головой о стену, Брэйл. Какие у вас доказательства?
— Вы уходили от Питерса почти на два часа, а я был с ним от начала до конца. Пока я изучал его, у меня всё время было ощущение, что причина его гибели — в уме, а не в теле, нервах, мозгу, которые не отказывались функционировать. Отказала воля. Конечно, не совсем так. Я хочу сказать, что его воля перестала управлять функциями организма и как бы сконцентрировалась, чтобы убить его.
— То, что вы говорите теперь — самоубийство, а не убийство. Мне приходилось наблюдать, как люди умирали потому, что теряли желание жить…
— Я не это подразумевал, — перебил он меня. — То было пассивно. Это было активно…
— Боже мой, Брэйл! — я был шокирован. — Не говорите мне, что вы считаете, будто все восемь отправились к праотцам потому, что они активно захотели этого… и один из них — одиннадцатилетний ребенок.
— Я этого не говорю, — ответил Брэйл. — То, что я чувствовал, было сначала не его волей, а чужой, поборовшей и подчинившей его волю, запугавшей его, проникшей помимо его желания. Черная воля, которой он не хотел или не мог противостоять, по крайней мере в конце…
— Пресвятая дева Мария! — снова пробормотал Рикори.
Я сдержал раздражение и замолчал.
Я уважал Брэйла. Он был слишком умный, здравомыслящий человек, чтобы можно было легко отмахнуться от его идеи.
— Имеете ли вы представление о том, как были осуществлены эти убийства, если это убийства вообще? — вежливо спросил я.
— Ни малейшего, — сказал Брзйл.
— Давайте рассмотрим эту теорию, Рикори, по этой части у нас больше опыта, чем у вас, поэтому слушайте внимательно и забудьте о вашей ведьме. — Я говорил довольно грубо.
— В каждом убийстве есть три фактора: метод, возможность, мотив. Рассмотрим по порядку. Метод… Имеется три пути, которыми можно отравить человека: через нос, через рот и через кожу. Есть еще два-три других канала. Отец Гамлета, например, был отравлен через ухо, хотя я всегда в этом сомневался. Думаю, что в наших случаях остаются только названные пути. Были ли какие-нибудь признаки того, что Питерс был отравлен через кожу, нос или рот? Наблюдали ли вы какие-нибудь признаки отравления на коже, дыхательных путях, в горле, на слизистой оболочке, в желудке, крови, нервах, мозгу — хоть что-нибудь?
— Вы знаете, что нет, — ответил Брэйл.
— Конечно. Таким образом, кроме проблематичного шарика в крови, нет никакого признака метода. Поэтому мы не имеем абсолютно ничего конкретного, на чем мы могли бы обосновать теорию убийства.
Давайте рассмотрим второй фактор — возможность. У нас имеется сомнительная дама, бандит, уважаемая пожилая девица, каменщик, одиннадцатилетняя школьница, банкир, акробат, гимнаст. Самая разнообразная компания. Никто из них, кроме циркача, Питерса и дамы Дорнили, не имеют ничего общего. Как кто-нибудь, имевший возможность подойти так близко к бандиту Питерсу, чтобы убить его, мог войти в такой же тесный контакт с мисс Руфью Бэйли из Социальной регистратуры? Как мог человек, имеющий связь с банкиром Маршаллом, иметь нечто общее с акробатом Стенли? И так далее…
Понятна вам трудность положения?
Объяснить причины этих смертей — если это убийства, — нелегкое дело. Это требует наличия известных отношений между всей этой группой людей. Согласны вы с этим?