Я старалась, честно старалась, но вечно попадала впросак. То опрокидывала лак для ногтей на трюмо и, пытаясь стереть, делала только хуже, то стирая, в белое белье нечаянно кидала цветное, и оно, подлое, обязательно линяло. Всех своих проступков и не перечислить. Когда сестра уехала учиться, я потребовала комнату в свое полное распоряжение.
– В моей комнате – мои порядки. Сама всё делаю и прошу ничего не трогать.
Бедная мама не могла без содрогания смотреть на мой бедлам. Книги и журналы лежали, о боже, раскрытые! Вещи висели на стуле, а не в шкафу, кровать была часто помята. Кощунство! Днём я иногда лежала на ней и не поправляла покрывало каждые пять минут. Постельное белье могла застелить, не погладив. И самое страшное: разделить комплект – постлать пододеяльник в ромашку, а простынь в горошек. Надо отдать должное, мама негодовала, но уважала мое личное пространство. Она у меня отходчивая, поругает и успокоится. Мама работает учителем в школе, преподает французский язык в старших классах. Эта работа очень подходит ей. Представьте изящную женщину среднего роста. Светлые волосы уложены в причёску, красивое лицо спокойно, одежда с иголочки, манеры дамы из высшего общества – вот так выглядела моя мама. А теперь она лежала на диване, и ей было всё равно, что кругом слой пыли, что посуда не мыта, что сама похожа на замарашку. Я принялась наводить порядок, сварила бульон и заставила её поесть.
Через три дня вернулся отец. Он осунулся и похудел.
– Дима, не томи, – простонала мама, глядя на него потемневшими глазами. – Рассказывай.
– Тонечка, ничего неизвестно. На берегу реки нашли вещи Алёны и её сумку с телефоном. Я написал заявление в полицию. Возбудили уголовное дело. Как мне сказал дознаватель, начато предварительное расследование. Они собирают доказательства, чтобы установить, случилось ли преступление? Создали оперативную группу, проводят розыскные мероприятия.
Отец намеренно говорил сухим казенным языком, чтобы показать матери: делается всё возможное для поиска дочери. Но я заметила его дрожащий усталый голос и потухшие глаза.
– Водолазы обшарили реку, нашли разорванный купальник Алёны. Он зацепился за камни под водой.
– Боже мой, бедная моя девочка, – заплакала мама. – Не верю, не верю, что Алёна утонула. Она жива, я чувствую это. Мать всегда поймет, что с её ребенком.
Отец вздохнул и вышел из комнаты. Мама снова легла на диван. Я посмотрела на неё. Сердце зашлось от боли и жалости. Мне тоже не верилось в гибель Алёны. Казалось, беды и несчастья происходят где-то там, далеко, а с нами просто не может это случиться. Я присела на краешек дивана и осторожно погладила маму по спине.
– Настя, пожалуйста, оставь меня одну, – прошептала она.
Мама прогоняла меня, не желая разделить со мной горечь потери. От обиды у меня сжалось горло, но потом я сумела справиться с гневом и отругала себя: «Эгоистка, только о своих чувствах и думаю».
Я нашла отца на кухне. Во время его рассказа мне показалось: он знает больше, чем сказал нам.
– Пап, что тебе ещё сообщили в полиции?
– Насть, я взял отпуск, побуду с мамой, а ты возвращайся в Краснодар.
– Папа! Не уходи от ответа. Я не слабонервная девица, рассказывай. – Отодвинув табурет, я подсела к столу.
Отец держал в руках кружку с чаем. У него был измученный вид, под глазами залегли тёмные круги.
– В том селе, где пропала Алёна, третий год подряд, в середине июля, находят убитых девушек. Первую обнаружили в реке, но туда она попала уже мёртвой. Её ударили ножом в спину. На двух других натолкнулись в лесу грибники. Девушки лежали в неглубоких ямах, чуть присыпанные землей и листвой. Меня просветили, что у всех троих одинаковые раны – значит, их убил один и тот же человек. В Вереево местные жители говорят о маньяке, который нападает на молодых женщин. Я не сказал маме, но на камнях возле вещей Алёны нашли кровь, а в её сумочке лежал испачканный кровью носовой платок. Девочки из ансамбля сообщили, что вечером у Алёны носом шла кровь, и она вытирала её этим платком. Кровь на платке совпала с той, что на камнях. Следователь, ведущий дело, предполагает: на неё напали и ударили по голове. С момента исчезновения Алёны прошло уже пять дней. Я чувствую себя беспомощным. Хочу верить: она найдется, но всё вещи на месте, а дочери нет… – Папа закашлялся и вытащил сигареты. – Выйду во двор. – Он торопливо поднялся со стула.
Отец не курил лет пятнадцать, а теперь снова начал. Я глянула в окно. Он присел на скамейку возле липы. Его плечи вздрагивали.
Ничего нет хуже неизвестности. Я не могу просто сидеть и ждать. Нужно поехать в Вереево и узнать всё, что можно. Решу проблему с практикой и попробую сама разобраться в этом деле. Я не услышала, как на кухне появилась мама.
– Настя, нужно сообщить Вадиму, что Алёна пропала. Ему никто не сказал, а он, конечно же, волнуется и переживает, почему от неё нет звонков?
Мама придерживала рукой полы шелкового халата, её пальцы вздрагивали.
– У меня нет номера Вадима.
– Как нет? Ты же часто с ними виделась? Почему ты всегда думаешь только о себе и не записала его номер? – рассердилась мама.
«А мне никто его не давал, и не так уж часто я видела их», – подумала я, но вслух произнесла:
– Мне нужно вернуться в Краснодар, кое-что сделать в университете. Заодно съезжу к Вадиму и всё ему расскажу.
– Будь добра, – сухо произнесла мама и посмотрела на меня тусклым невыразительным взглядом. Она пригладила ладонями растрепавшиеся волосы, налила в кружку воды, не замечая, что проливает её на полированную поверхность обеденного стола. Полы халата распахнулись, показалась не свежая ночная рубашка. Держа кружку перед собой, мама вышла из кухни.
Мне было очень горько, наконец, я доросла до сестры и могла общаться с ней на равных, а её не стало. Мама вся ушла в своё горе, не замечая, что нам с отцом тоже не сладко. Я с детства тянулась за сестрой, а с пятого класс даже пыталась ей подражать, в манере говорить и одеваться. Правда быстро поняла: выгляжу глупо, поэтому быстро прекратила обезьянничать. Как-то мне довелось подслушать разговор отца с его матерью, а моей бабушкой Катей.
Я и Кира рисовали наряды к бумажным куклам, дверь в кухню была открыта и мы с подругой прекрасно слышали каждое слово из их беседы.
– С Алёной проблем нет: ни в школе, ни дома, а вот на Настю жалуются и учителя, и родители учеников. Она упряма, как осел. Будет гнуть свою линию, даже если не права. А уж чтобы она попросила прощения за свои проступки это вообще из области фантастики. Мы явно упустили её воспитание.
Я навострила уши: всегда интересно слушать о себе. Раздался мелодичный стук чайной ложечки о тонкую фарфоровую чашку. Бабуля любила сладкий чай и в небольшую чашку сыпала три ложки с горкой.
– И ты, и Тоня подходите с одинаковыми мерками к дочерям. Помнишь, как годовалая Алёна переходила через высокий порожек в зале?
Послышался папин смех.
– Малышке стоило шлепнуться на попу один раз и всё: дальше она переползала через порог только на четвереньках.
– Вот, – протянула бабушка. – А как поступила Настя, забыл?
– Нет, – снова засмеялся папа. – Разве такое забудешь. Мы терпеливо наблюдали, как она падает и упорно встает снова. Потом мое терпение кончилось, я перенес Настю через порог. А она с ревом вернулась к дверному проему и продолжила попытки.
– Точно, – до нас с Кирой донёсся весёлый бабушкин голос. – Настя уперта до крайности. Её упрямство нужно направить в нужное русло. Ещё никому не помешали настойчивость в достижении цели и способность не бросать начатое дело на полпути. Прекрасное качество. А вы просто наказываете её. Этим только усугубляете положение. Сколько времени девочка проводит в углу?
Папа пробормотал что-то неразборчивое.
– Конечно, приятнее, когда ребенок слушается, понимает с полуслова и не доставляет хлопот. Такого легко любить.
– Мам, ну что ты говоришь! Мы очень любим Настю, – возмутился папа.
– А я и не спорю с этим. Но признайся, на неё ты кричишь чаще и особо не разбираешься в мотивах поведения девочки, – гнула бабушка свою линию.
Я почувствовала признательность и горячую любовь к бабушке Кате. Она понимала меня. Подружка тоже слышала весь разговор. Кира показала мне язык и прошептала:
– Ты упрямая барашка.
***
Я быстро справилась со своими делами на кафедре и теперь ломала голову кому поручить уход за цветами на квартире хозяйки. Помощь пришла, откуда не ожидала. Позвонил мой постоянный партнер по танцам.
– Насть, я тебя никогда не просил, но тут такое дело. Пусти на хату. На одну ночь. Буду должен тебе по гроб жизни. Ты бы видела её – богиня!
У Дмитрия все девушки – богини, пока он не переспит с ними. Я ещё не встречала человека любвеобильнее моего коллеги. Поначалу он даже меня пытался кадрить, пока я не объяснила ему: не стоит гадить там, где живёшь.
А это идея! При всей безалаберности в отношениях с девушками в житейском смысле на него можно положиться. Он всегда выполнял всё, что обещал.
– Мить, у меня к тебе деловое предложение. Я знаю, ты остаешься на практику в городе. Можешь ночевать в квартире моей хозяйки, но за это будешь через день поливать цветы. Идет?
– А ты куда намылилась?
– Я же говорила тебе, у меня под Апшеронском пропала сестра. Хочу понять, что произошло. Поеду в Вереево.
В трубке слышалось сопение, звуки возни и смех. Митя явно был не один. Я хотела уже отключиться. Но тут донёсся его обеспокоенный голос. За три года учебы он успел изучить меня и не раз вместе со мной попадал в различные истории и происшествия.
– Настя, это дело полиции, не вмешивайся. Зря ты это затеяла.
– Я спросила тебя: согласен? Или мне искать другого поливальщика?
Из трубки раздался преувеличенный вздох.
– Согласен. Твои цветочки будут, как огурчики. Может, тебе помочь? Хочешь, я с тобой поеду?
– Не надо. Ты главное не разгроми квартиру, Казанова.