[52] на Кипр, стала для нас образцом ума и наблюдательности, свойственных истинному путешественнику — то есть гражданину мира, который всецело принадлежит своей эпохе; сэр Харри Люк, чьи доброта и великодушие сочетались с остротой и глубиной ума, человек фантастически эрудированный, без малейшего начетничества и педантизма, чья жизнь целиком прошла в путешествиях и приключениях, Патрик Ли Фермор[53] и Хлебная Богиня[54], которые имеют обыкновение приезжать без приглашения, на каком бы острове я ни поселился, и чей багаж неизменно застревает в аэропорту ("Но зато у нас с собой вино — а это самое главное").
Они привозили с собой фрагменты истории и мифов, которые потом становились частью деревенского фольклора; сэр Харри размышлял о двуполой Афродите, жрецы которой носили бороду, а почитатели выворачивали одежды наизнанку — и прикидывал мимоходом, не могло ли статистически невероятное количество гермафродитов на Кипре свидетельствовать о существовании некой забытой ныне породы людей, специально выведенной для службы в храме. Благодаря моим гостям я увидел отблески иного Кипра, не сегодняшнего, но того вечного Кипра, что так долго привлекал к себе внимание таких же странников, как и они. А биография святого, рассказанная сэром Харри, подходила, как подходит сшитое по мерке платье, к той же самой истории, которую на местном диалекте рассказал мне Михаэлис, так что моя записная книжка заполнялась перекрестными ссылками на материал, полученный из обоих источников. Позвольте мне привести из нее пару страниц — раз уж она все равно лежит под рукой.
(а) На балконе: ближе к четырем солнце клонится к западу: сливово-темные горные розы: зеленый деревянный стол в каплях дождя: согласное гудение пчел: звяканье чайных чашек: Х.Л. прекрасно рассказывает о короле Харри[55]и о постройке аббатства, которое лежит у наших ног, бросив якорь у края утеса, иссиня-серое. "И латынь и английский беднее греческого, поскольку в обоих есть только одно-единственное слово, обозначающее жизнь—"vita" и "life", в то время как в греческом таковых два, "Зоэ" и "Биос"". Он описал, каким образом Левант исподволь разрушал готический Север — вседозволенность, разъедающая веру. Даже святые отцы из здешнего аббатства не стали исключением: как выяснилось, у некоторых было по несколько жен. Сам епископ был вынужден приехать сюда верхом на муле, чтобы устроить им разнос!
(б) Единственная божба, которая способна связать вампира по рукам и ногам, согласно Маноли, звучит так: "Клянусь моим широким саваном". Хотя на Кипре, в общем-то, вампиров мало; святых гораздо больше. Этьен де Лузиньян в своем "Описании" говорит о ста семи островных святых, не считая тех, чьих имен он не знает, а также иноземных святых, чьи тела покоятся на Кипре: вместе с последними общее число доходит до трехсот пятнадцати. Шесть здешних монастырей являются счастливыми обладателями чудотворных икон или святых мощей.
(в) Сегодня утром проснулся в полной уверенности, что у нас пожар, но оказалось, что просто в маленьком доме у Лалу кормят шелковичных червей — эти маленькие твари, вгрызаясь в большие охапки тутовых листьев, производят шум, похожий на шум лесного пожара в сухом подлеске при сильном ветре. Лалу говорит, что лучшего корма для них, чем растущая у меня в саду белая шелковица, и не придумаешь. Вплоть до второй линьки их кормят листьями с непривитых тутовых деревьев. Судя по всему, о листьях латука как подходящем корме для гусениц шелкопряда тут никто и слыхом не слыхал.
(г) Непередаваемо смешная сцена в соседском дворе: Франгос, просто от избытка хорошего настроения, поднял на руки обожаемый мотоцикл зятя и принялся вертеть его в воздухе. Потом взлетел на террасу, споткнулся, и мотоцикл в мгновение ока оказался на абрикосовом дереве, весьма ненадежно застряв между сучьями — машина, в общем-то, не тяжелая, с двухтактным двигателем. Крики, вопли, драма. Если бы мотоцикл упал, то разбился бы вдребезги. Нелепые телодвижения Франгоса, взбирающегося с веревкой на дерево, чтобы захлестнуть мотоцикл петлей, прежде чем он грохнется оземь. Зять в слезах. Посадка, меж тем, оказалась мягкой, пострадал только зять, которому спускаемый аппарат нанес мастерский удар в голень — обстоятельство, которое на весь остаток дня привело Франгоса в самое благодушное настроение.
(д) Гусеницы шелкопряда умирают с жуткими всхлипами, треском и звуком, похожим нахруст рвущихся сухожилий; вся семья сидит вокруг большого медного котла и сматывает нити при помощи ручных прялок — получаются огромные, толщиной в человеческое бедро, бобины шелка, по цвету похожего на сливочное масло. А Лалу поет высоким сильным голосом. "Давно не видела я милого, далеко-далёко уезжал он от наших мест, но стоит ему улыбнуться, и узнает его мое сердце".
(е) Вчера вечером еле слышно открывается передняя дверь, под звуки сдавленных смешков и прерывистого дыхания, и засим — голос Падди Ли Фермора, по-гречески:
— Старые вещи берем, новые продаем.
Является собственной персоной, в обнимку с Михаэли-сом, который вызвался проводить его в темноте снизу ко мне на гору.
— Джейн, добравшись до переулка Плимсол, совсем выбилась из сил и остановилась передохнуть. Я ее бросил на полдороге. Будьте добры, отправьте за ней сенешаля со свечкой — или седан, если у вас таковой имеется.
Встреча такая же радостная, какие случалисьу нас когда-то на Родосе. После превосходного ужина у камина он принимается петь греческие народные песни, критские, афинские, македонские. Когда я выхожу в таверну, которая как раз напротив моего дома, чтобы наполнить опустевшую бутыль узо, выясняется, что на улице перед домом полным-полно народа: все стоят и слушают, в полной темноте и в полном молчании. Такое впечатление, что эти люди лишились дара речи.
— Что случилось? — спрашиваю я, увидев среди прочих Франгоса.
— В жизни никогда не слышал, чтобы англичанин так пел греческие песни!
Очень трогательно: вся деревня застыла в почтительном изумлении. Такое впечатление, что куда бы Падди теперь ни зашел, везде найдется человек, готовый заключить его в дружеские объятия.
(ж) "Эносис и только Эносис". Вчера в очередной раз имел возможность проверить свою теорию относительно того, что собой представляет греческий характер. Возвращался домой поздно вечером, и по дороге мне свистнули из темного дверного проема.
— Не ходи наверх. Маноли напился, и может выйти нехорошая история. Он тебя ждет там.
Звучало угрожающе, но я все-таки пошел своей дорогой. Маноли стоял, освещенный розоватыми отблесками из двери таверны, едва заметно покачиваясь, и крутил усы.
— Ага, — сказал он, заметив меня. — Ага! Вот идет иностранец.
В голове у него стоял туман, а выражение лица было слегка укоризненным, только и всего. Я схватил его за руку и прошептал на ухо:
— Никогда не говори, что Греция и Англия повернули оружие друг против друга.
Внезапно вид у него сделался такой, будто он внезапно пришел в себя.
— Никогда, — не слишком внятно повторил он. — Никогда, друг мой! Никогда!
И перекрестился. Прежде, чем он успел собраться с национальными чувствами и передумать, я скользнул мимо него в свою дверь. В деревне слово "Эносис" написано на каждой стене, но до сих пор никто даже не попытался написать его на стенах моего дома, хотя целых три из них выходят на улицу. Я указал на это Андреасу.
— А как же иначе! — ответил он. — Это было бы не по-соседски. И вот еще какая штука. Ты же знаешь, как мы все любим англичан. И в Эносисе ничего антианглийского нет.
(з) Х.Л. говорил о святом Илларионе, сама личность которого представляется несколько сомнительной. Жаль, потому что места настолько красивые абы чьим именем называть нельзя. Впрочем, есть основания полагать, что на старости лет он удалился в здешний замок, где и умер. Один из учеников перевез его тело в сирийскую пустыню и похоронил в монастыре, который святой когда-то там основал. Неофитус Родинос утверждает, что тело было выкрадено "некими отшельниками", а Махайрас намекает, что тело, обнаруженное в замке, имеет более позднее происхождение. Где оно теперь? Трудно сказать. Маноли знает две истории о спрятанных сокровищах и одну — о принцессе, спящей вечным сном в глубине горы, и все эти истории так или иначе связаны с замком. Однако Х.Л. привел как-то раз цитату из де Манде-вилля, которую я потом перепроверил: "И в этом замке любви покоится прах Святаго Хилл ария, коему тамошний люд усердно поклоняется". Этьен де Лузиньян нарочно для того, чтобы нас запутать, говорит, что изначально замок был выстроен в честь Купидона; что демоны и нечистые духи, спутники последнего, поселились тут. Доблесть святого Иллариона заставила их покинуть эти стены, и его собственный культ заменил собой культ бога любви. Мне больше нравится то имя, которое было в ходу у крестоносцев: Дьедамор[56].
(и) В Ларнаку, средь необычного ландшафта, живо напоминающего о "геометризирующем" божестве Платона: невысокие холмы — почти совершенные по форме конусы со сглаженной верхушкой — напоминают расставленные по арт-студии эвклидовы тела. Ветровая эрозия? Но это составленное из геометрических курганов панно кажется совершенно рукотворным. А долины украшены, словно вышивкой, стадами курдючных овец, пятнами зелени и, кое-где, караваном верблюдов или пальмой. Странная смесь цветов и запахов — Библия, Анатолия и Греция.
(к) Месаория сочетает в себе крайние степени красоты и уродства: бесплодная, занесенная песком, безжизненная пустошь, в лунном свете как будто призрачная; а потом весна взрывается недолгим великолепием анемонов и маков, и равнина покрывается штриховым узором шелковистой зелени. "Только здесь понимаешь, что все доведенное до крайности превращается в собственную противоположность; уродливая бесплодная Месаория, и она же, но зеленая, настолько не похожи друг на друга, что начинаешь недоумевать, что же об