— Bon giorno, signorina.
Клэр ответила на своем ломаном итальянском, и лицо женщины изменилось.
— А, добрый день, синьорина. Я вас приняла… за кого-то другого. Вы из Америки?
— Да, только что приехала в Венецию.
— Мы польщены. Вам что-нибудь показать?
Клэр колебалась, чувствуя себя глупо. Ожерелье не могло быть тем же самым.
Но оно было тем самым. Она знала это с того самого момента, как увидела его, разложенное на квадрате черного бархата. Не хватало лишь кулона. Клэр увидела кусочек золота, с которого он когда-то свисал.
— Тут раньше был кулон.
Владелица магазина была поражена.
— Да, синьорина. Он у меня здесь.
Наклонившись к витрине, она достала маленький футляр. Однако когда она выпрямилась и открыла крышку, это оказался всего лишь кусочек гранулированного золота в форме сердца.
— Не хватает рубина, — разочарованно сказала Клэр.
— Это мог быть и другой камень, — ответила женщина, улыбаясь. — Или даже кусочек венецианского стекла.
— Нет. — Клэр была уверена. — Это был рубин. Quando? Как только это слово слетело у нее с губ, она поняла, что сказала не то. Это означало "когда", а не "сколько".
— Э-э… Quant-u, per favore?
Женщина назвала сумму, которая показалась Клэр удивительно низкой. Быстрая сделка, и ожерелье было у нее. Она прикоснулась пальцем к кулону.
Тот был прохладным, но тепло пронзило руку Клэр, разорвавшись на маленькие золотые искорки. Ощущение было таким острым, таким пронзительным, что она отдернула палец, почти уверенная, что увидит кровь.
Между нею и ожерельем проплыло видение, принимая очертания, глубину и текстуру.
…светлые оштукатуренные стены. Парапет грациозного моста. Промелькнувшая фигура в плаще и золоченой карнавальной маске. Потом движущаяся мозаика: бледные булыжники мостовой, кромка золотистого бархатного платья, кончик изящной вышитой туфли. Сияние рассеянного света звезд, отражающегося в черно-зеленых водах канала.
Цепенящий холод. Страх. О Боже, этот страх…
Через мгновение видение исчезло. Ей было плохо, у нее кружилась голова.
Мир стал черным, с едва различимыми пятнами света. Она будто смотрела сквозь темную ткань, изъеденную молью. Потом Клэр поняла, что лежит на полу, а женщина из магазина озабоченно склонилась над ней.
Зрение начало проясняться, вернулся слух. Мир был по-прежнему в беспорядке. Она услышала звон колокольчика, затем обмен быстрыми итальянскими фразами, — причем она понимала каждое слово.
— Она просто стояла здесь, смотрела на ожерелье. Потом ее лицо сделалась белым, как у мраморного херувима, и она рухнула на пол.
— Я принесу холодную ткань и воду.
— Может быть, врача, попа?
Небольшая пауза. Появилось пожилое лицо, и пара темных глаз внимательно посмотрела в глаза Клэр. Ей казалось, что она смотрит сквозь них и дальше, по ту сторону, в бесконечное завтра. Или вчера.
— С ней будет все в порядке. Она просто слишком чувствительная и увидела что-то из прошлого. Это может вывести из равновесия.
Обе женщины подняли глаза, когда на Клэр упала тень и сквозняк от открытой двери пронесся мимо них, словно дух. Она мигнула. Женщины по-прежнему говорили на мелодичном итальянском языке, но теперь она не смогла понять ни слова. Потом возле нее на коленях оказался Вэл. Под загаром лицо его было таким же белым, как и у нее.
— Клэр? Ты меня слышишь? Что случилось?
— Я… Я не знаю.
— Обморок, синьор, — сказала пожилая женщина и покачала головой. — Нельзя ходить целый день и не кормить свой желудок. Bella signorina должна что-нибудь поесть. Чтонибудь побольше, чем мороженое. La minestra для primo. Потом risi i funghi. И, — твердо добавила она, — стакан хорошего vino rosso.
Он помог Клэр медленно сесть. Сначала ей было приятно ощущать тепло и заботу его рук, но как только она почувствовала себя лучше, это показалось слишком интимным. Напоминанием о том, что они когда-то имели — и потеряли.
— Я в порядке. Помоги мне встать.
Его глаза потемнели, лицо напряглось, но Вэл легко поднял ее на ноги, потом убрал руку с плеча.
— Ты выглядишь так, словно тебя искупали в приливе. Она бросила в его сторону косой взгляд.
— Я разочарована. Кажется, ты растерял свое искусство рассыпаться в любезных комплиментах.
— Так-то лучше. — Он улыбнулся, но глаза его были по-прежнему тревожны. — Совет синьоры разумен, Клэр. Давай-ка выведем тебя на свежий воздух. Тут в парке, за углом, есть ресторан. Я беру на себя еду.
Она знала, что он прав, и не стала спорить.
— Ожерелье…
— Конечно, синьорина. — Женщина помоложе завернула шкатулку в золотистую оберточную бумагу и вложила в ее сумку маленький сверток.
Клэр и Вэл уже собирались уходить, когда пожилая женщина слегка прикоснулась к запястью Клэр.
— Хорошо, что вы приехали в Венецию. Будет еще лучше, когда вы уедете.
— Ну, — сказала Клэр позже, когда они с Вэлом устроились за столиком с видом на Рио Сан-Зулиан. Мимо скользила гондола — пустая, если не считать одинокого гондольера. — Никогда еще мне не предлагали убираться так вежливо. Не очень-то дружелюбно с ее стороны.
Он посмеялся ее шутке, но голос был серьезным.
— Я не думаю, что она предупреждала тебя держаться подальше. Я думаю, она предсказывала твою судьбу. — Вэл погрузил ложку в густой овощной суп. — Любой в СанМарко слышал о синьоре Фраскатти. Ее называют попа — бабушка. Про нее говорят, что она может видеть будущее и накладывать любовные заклинания. Некоторые говорят, что она может навести дурной глаз.
Клэр внимательно посмотрела в его лицо. На нем играли свет и тени, отраженные от канала.
— Ты веришь, что это возможно, Вэл?
— Я не знаю — но надеюсь, что да. — Морщинки на его лице стали суровыми, а в глазах бродили какие-то неотступные мысли. — Жизнь бывает довольно мрачной без маленького волшебства.
Не задумываясь, она протянула руку через стол и накрыла его руку. Ей хотелось прикоснуться к его лицу, убрать эту нахмуренность, увидеть, как тени исчезают из глаз.
— Бывало очень плохо? Его челюсть сжалась.
— Я стоял на гребне горы вместе с одним пылким молодым британским журналистом, когда ударил миномет. В следующий момент я уже был один.
Он опустил ложку.
— С меня хватит этого супа. Давай закажем десерт. Я бы взял все, что есть в меню.
Она отдернула руку. Он всегда был такой, черт возьми. Отгораживался от нее. Весь их брак она стучала в запертую дверь его молчания, никогда не зная, что окажется с другой стороны.
Ее вдруг поразило понимание того, что он всегда действовал поверхностно и эгоистично. И глупо тоже. Вэл не был таким уж везучим, каким она его считала. По существу, судя по тому, что он ей рассказал, ему просто повезло остаться в живых.
Ей никогда раньше не приходило в голову, что в своих командировках он подвергался опасности. Ее ввел в заблуждение ореол непобедимости, который сопровождал его. Вэл видел и пережил ужасные вещи. У него просто хорошо получалось скрывать это. Очень хорошо.
Подошел официант. Клэр позволила ему забрать ее тарелку с недоеденным рисом с грибами и, нахмурившись, посмотрела на меню, написанное мелом на черной доске рядом с кафе.
Перед темноволосой молодой женщиной напротив стояла стеклянная чаша на ножке с тирамису, любимым десертом Вэла. Она с удовольствием погрузила ложку в пропитанную кофе пенную смесь "дамских пальчиков", маскарпоне и взбитых сливок.
Клэр колебалась. Тирамису было ее слабостью тоже. Она уже сейчас почти ощущала на кончике языка вкус сочной сладости. Через мгновение у нее потекут слюнки. Но она боялась, что если съест слишком много, не сможет ужинать у графа Людовичи.
За другим столиком пара делила чашу с дыней и ягодами.
— Эти фрукты выглядят неплохо. — Она улыбнулась маячившему поблизости официанту. — Ilfritto misto, per favore.
Официант казался озадаченным. Вэл поперхнулся вином и яростно замотал головой.
— La frutta mista.
Официант скрыл улыбку, кивнул и вошел внутрь. Клэр сложила руки на груди и вздохнула.
— Я так понимаю, что заказала что-то не то? Он усмехнулся.
— Нет, если ты действительно хотела на десерт ассорти из жареной рыбы.
— Ой. — Ей захотелось стукнуться головой о стол.
— Вместо этого ты получишь блюдо с разными фруктами.
— Слава Богу! — Клэр скорчила гримасу. — Я здесь родилась. Я провела первые годы жизни в Венеции и всегда была сильна в иностранных языках. Почему же самые простые итальянские фразы даются мне с таким трудом?. Вэл отпил красного вина и пожал плечами.
— Может быть, у тебя с итальянским связана какая-то умственная блокада: по непонятной причине, имеющей корни в прошлом, на самом деле ты не хочешь учить его.
— Что это, черт возьми, означает? Он нагнулся вперед.
— Я думаю, ты могла бы выучить все что угодно, если бы настроилась. Но ты была всегда такой упрямой, как двухголовый осел. И если ты не хочешь что-то обсуждать, ты просто замолкаешь. Отгораживаешься. Ее это задело.
— Точно так же, как делал ты, когда я спрашивала тебя о работе. Ты всегда от меня отгораживался, Вэл. Словно я слишком тупая, чтобы понять.
— Не в этом дело, — резко сказал он. — Есть просто некоторые вещи, про которые я предпочитаю забыть. Может быть, это и невозможно, но это единственный способ, благодаря которому я могу примириться с тем, что видел.
— Я не маленький ребенок. И ты не должен относиться ко мне, как к ребенку.
В ее голосе была боль, но и правда тоже. Он пристально взглянул на нее, словно видел впервые.
— Прости, Клэр. Это была одна из проблем между нами, так ведь?
— Ты вычеркнул меня из своей жизни.
— Я хотел защитить тебя от нее.
Она подняла бокал и смотрела, как свет превратил вино в жидкий гранат.
— Я уже большая девочка, Вэл. И ты знаешь, как говорят: всякое в жизни бывает.
Он косо взглянул на нее.
— Кажется, я слышал, как раньше эту фразу произносили время от времени не так любезно.