Саймон подумал о Джейсе, и быстро отбросил эту мысль прочь. Джейс был точно не человеком.
— Нет, ни разу.
— Будешь. И когда сделаешь это, уже не забудешь этого. — Она наклонилась вперед, и ее бледные волосы коснулись его руки. — Ты не можешь вечно скрываться свою истинную сущность.
— Какой подросток не лжет своим родителям? — спросил Саймон. — В любом случае, я не понимаю, почему вас это волнует. Вообще-то, я по-прежнему не понимаю, почему я здесь.
Камилла наклонилась вперед. Когда она сделала это, вырез ее черной блузки обнажился. Будь Саймон все еще человеком, он бы покраснел.
— Позволишь мне посмотреть на это?
Саймон практически чувствовал, как его глаза выскакивают из орбит.
— Посмотреть что?
Она улыбнулась.
— На метку, глупый мальчишка. На Метку Странника.
Саймон открыл свой рот, затем снова закрыл. Откуда она знает? Очень немногие люди знали о метке, которую Клэри нанесла ему в Идрисе. Рафаэль дал понять, что это смертельная тайна, и Саймон относился к этому именно так.
Но глаза Камиллы были очень зелены и настойчивы, и по какой-то причине он захотел сделать то, что она от него хотела. Было что-то в том, как она смотрела не него, что-то в музыке ее голоса. Он протянул руку и убрал свои волосы в сторону, обнажая лоб для ее осмотра.
Ее глаза расширились, губы разомкнулись. Она слегка коснулась пальцами своего горла, будто проверяя несуществующий там пульс.
— Ох, — сказала она. — Как тебе повезло, Саймон. Какая удача.
— Это проклятье, — сказал он. — Не благословение. Вы же знаете это, верно?
Ее глаза вспыхнули.
— И сказал Каин Господу: Мое наказание больше, чем я могу вынести. Это больше, чем ты можешь вынести, Саймон?
Саймон откинулся на спинку стула, позволяя волосам снова упасть на место.
— Я могу вынести это.
— Но не хочешь. — Она провела пальцем в перчатке, по краю винного бокала, ее глаза все еще были устремлены на него. — Что, если я могу предложить тебе способ, как превратить то, что ты расцениваешь как проклятье в преимущество?
Я бы сказал, что ты, наконец, добралась до причины, по которой притащила меня сюда, и что это только начало.
— Я слушаю.
— Ты узнал мое имя, когда я сказала его тебе, — сказала Камилла. — Рафаэль упоминал меня прежде, так ведь?
У нее был акцент, очень слабый, который Саймон не мог распознать.
— Он сказал, что вы глава клана, и он просто руководил ими, пока вас нет. Замещая вас как… как вице-президент или что-то вроде этого.
— Вот как! — Она слегка прикусила свою нижнюю губу. — На самом деле, это не совсем верно. Мне бы хотелось рассказать тебе правду, Саймон. Мне бы хотелось сделать тебе предложение. Но вначале ты должен пообещать мне кое-что.
— И что же?
— Что все, что мы здесь обсудим этой ночью, останется в тайне. Никто не узнает. Ни твоя маленькая рыжеволосая подружка, Клэри. Ни одна из твоих подружек. Никто из Лайтвудов. Никто.
Саймон откинулся на спинку стула.
— А что, если я не хочу обещать?
— Тогда ты можешь уйти, если хочешь, — сказала она. — Но при этом ты никогда не узнаешь, что я хотела тебе сказать. И это будет меньшим, о чем ты пожалеешь.
— Мне любопытно, — сказал Саймон. — Но не уверен, что мне это интересно.
«В ее глазах были маленькие искорки удивления и веселья, а возможно», — подумал Саймон, — «даже немного уважения».
— Ничего из того, что я скажу тебе, не касается их. Это не повлияет на их безопасность, и их благополучие. Конфиденциальность нужна для моей собственной защиты.
Саймон посмотрел на нее с подозрением. Она действительно имела это в виду? Вампиры не похожи на фей, которые не могли лгать. Но он должен был признать, что ему было любопытно.
— Хорошо. Я сохраню вашу тайну, если не сочту, что сказанное подвергает моих друзей опасности. Тогда сделке конец.
Ее улыбка была леденящей, он мог сказать, что ей не нравилось недоверие.
— Очень хорошо, — сказала она. — Полагаю, у меня небольшой выбор, когда мне столь сильно нужна твоя помощь. — Она наклонилась вперед, поигрывая тонкой рукой основанием бокала. — До недавнего времени я вполне успешно возглавляла манхэттенский клан. У нас были красивые помещения в старом довоенным здании на Верхнем Вест-Сайде, а не эта крысиная нора в отеле, где Сантьяго теперь держит мой народ. Сантьяго — Рафаэль, как ты зовешь его — был моей правой рукой. Моим самым верным спутником — или я так думала. Однажды ночью я узнала, что он убивает людей, привозит их в тот старый отель в испанском Гарлеме и пьет их кровь ради своего развлечения. Оставляя их кости в мусорном контейнере снаружи. Беря на себя глупый риск, нарушая Закон Соглашения. — Она отпила вина. — Когда я пришла, чтобы разобраться с ним, я узнала, что он уже сказал остальным из клана, что я была убийцей, нарушителем закона. Все это было ловушкой. Он собирался убить меня, чтобы сам смог захватить власть. Я сбежала, только с Уокером и Арчером, для охраны.
— Стало быть, все это время он утверждал, что он просто руководит, пока вы не вернетесь?
Она скорчила гримасу.
— Сантьяго законченный лжец. Он хочет, чтобы я вернулась, чтобы он мог убить меня и взять на себя ответственность за клан всерьез.
Саймон не был уверен в том, что она хотела услышать. Он не привык к взрослым женщинам, смотрящих на него полными слез глазами, и изливающими ему историю своей жизни.
— Мне жаль, — сказал он, наконец.
Она пожала плечами, очень выразительно пожала, что заставило его гадать, мог ли ее акцент быть французским.
— Это в прошлом, — сказала она. — Все это время я скрывалась в Лондоне, выискивая союзников, выжидая. Затем я услышала о тебе. — Она подняла руку. — Я не могу сказать тебе как; я поклялась сохранить тайну. Но в тот момент я осознала, что ты был тем, кого я ждала.
— Это был я? Я?
Она наклонилась вперед и коснулась его руки.
— Рафаэль боится тебя, Саймон, впрочем ему стоило бы. Ты из тех вампиров, кто сам по себе, но тебе нельзя навредить или убить; он не может даже пальцем тебя тронуть, не навлекая на свою голову гнев божий.
Повисла тишина. Саймон слышал мягкий электрический гул рождественских гирлянд над головой, журчание воды в каменном фонтане в центре двора, шум и гам города. Когда он заговорил, голос его был мягким.
— Ты произнесла это.
— Что это, Саймон?
— Слово. Гнев…. — Слово жалило и горело в его рту, как и всегда.
— Да. Божий. — Она убрала свою руку, но глаза ее оставались дружелюбными. — Есть множество секретов у нашего вида, я так многое могу поведать тебе, показать тебе. Ты узнаешь, что ты не проклят.
— Госпожа…
— Камилла. Ты должен звать меня Камилла.
— Я все еще не понимаю, чего вы хотите от меня.
— Неужели? — она покачала головой, и ее блестящие волосы пронеслись вокруг ее лица. — Я хочу, чтобы ты присоединился ко мне, Саймон. Объединился со мной против Сантьяго. Мы отправимся вместе в его крысиный отель; в тот момент, когда его последователи увидят, что ты со мной, они оставят его и перейдут ко мне. Уверена, что они преданны мне, только их сдерживает страх перед ним. Как только они увидят нас вместе, их страх исчезнет, и они перейдут на нашу сторону. Человек не может бороться с божественным.
— Я не знаю, — сказал Саймон. — В библии, Иаков сражался с ангелом, и победил.
Камилла взглянула на него, изогнув бровь.
Саймон пожал плечами.
— Еврейская школа.
— «И нарек Иаков имя месту тому: Пенуэл. Ибо, видел я Бога лицом к лицу». Видишь, ты не единственный, кто знает ваши писания. — Ее сузившийся взгляд пропал, и она улыбалась. — Ты можешь не понимать этого, Светоч, но до тех пор, пока ты несешь эту Метку, ты карающая рука небес. Никто не может выстоять перед тобой. Безусловно, ни один вампир.
— Вы боитесь меня? — спросил Саймон.
Он практически сразу пожалел, что сказал это. Ее зеленые глаза потемнели как грозовые тучи.
— Я? Боюсь тебя? — Затем она взяла себя в руки, ее лицо разгладилось, выражение лица смягчилось.
— Конечно, нет, — сказала она. — Ты умен. Уверена, что ты поймешь здравый смысл моего предложения и присоединишься ко мне.
— И в чем именно заключается предложение? В смысле, я понимаю часть, где мы сокрушаем Рафаэля, но после этого? На самом деле я не ненавижу Рафаэля, или хочу избавиться от него только, чтобы избавиться от него. Он оставил меня в покое. Это все чего я хотел.
Она сложила руки перед собой. На левом среднем пальце, поверх материала перчатки, она носила серебряное кольцо с голубым камнем.
— Ты думаешь это то, чего ты хочешь, Саймон. Ты думаешь, Рафаэль делает тебе одолжение, оставляя тебя в покое, как ты выразился. В действительности он изгнал тебя. Сейчас ты считаешь, что тебе не нужны другие из твоего вида. Ты довольствуешься теми друзьями, что у тебя есть — людьми и сумеречными охотниками. Ты довольствуешься тем, что прячешь бутылки с кровью в своей комнате и лжешь своей матери о том, кто ты есть.
— Как вы…
Она продолжила, игнорируя его.
— Но что будет через десять лет, когда тебе должно быть двадцать шесть? Через двадцать лет? Тридцать? Ты думаешь, никто не заметит, что пока они стареют и меняются, ты нет?
Саймон ничего не сказал. Он не хотел признавать, что не заглядывал так далеко. Что не хотел заглядывать так далеко.
— Рафаэль учил тебя, что другие вампиры не сулят ничего хорошего для тебя. Но это не обязательно должно быть так. Вечность, долгий отрезок времени, чтобы проводить его одному, без остальных из твоего вида. Остальных, которые понимают. Ты можешь дружить с сумеречными охотниками, но ты никогда не будешь одним из них. Ты всегда будешь иным и чужим. С нами ты можешь стать своим. — Когда она наклонилась вперед, белый свет ее кольца вызвал острую боль в глазах Симона.
— У нас есть тысячелетние знания, которыми мы можем поделиться с тобой, Саймон. Ты можешь узнать, как сохранить свою тайну, как есть и пить, как произносить имя Господа. Рафаэль безжалостно скрыл эту информацию от тебя, и даже заставил тебя поверить, что ее не существует. Она существует. Я могу помочь тебе.