— Все будет хорошо, мои молитвы с вами, и не только мои, — присылал сообщения младший брат Володька, который обучался в Луганской духовной семинарии. Олег и сам чуть не стал священнослужителем, но было это давно.
Медики сумели выходить малыша, маленькую новую жизнь, за что Олег боготворил этих людей, ставших на тот периодом самыми важными для него, потому что приносили новости о Лешеньке. И раз за разом сообщения были все позитивней.
Папа смотрел на играющего малыша, сам присел на белый пушистый ковер с голубыми узорами и присоединился к игре. «Как же хорошо детям, что за них думают взрослые, — думал бывший „беркутовец“. — Кто бы за меня подумал да решил. Хотя некоторым думать не пристало, как тем, скачущим за окном. Хорошо, что ребенок ничего не понимает».
— Папа, мы вернемся в Луганск? К бабушке? — полуутвердительно произнес Леша.
— С чего ты взял?
— Здесь… опасно. Люди гибнут, война идет.
— Успокойся, тебе ничего не угрожает. Ты же с папой и мамой. Ты телевизора насмотрелся? Нет никакой войны. Просто власть меняется. Такое бывает, — говорил Олег и корил себя за то, что не смог уследить за сыном, не смог ограничить его в получении этой информации. Дети на все тонко реагируют, они понимают лучше взрослых, у них нет полутонов. А взросление — это погружение в серость, избавляющую от иллюзий.
— Я не хочу уезжать отсюда.
Олег ничего не ответил, лишь удивлялся, что сын чувствует его мысли, поселившиеся несколько недель назад. Откуда он все это знает, словно ясновидящий? Может, детям многое открыто?
Через пару часов пришла Аня с работы. Муж встретил ее, крепко обнял и поцеловал.
— Устала?
— Да не особо, скука на работе. Все только и говорят про политику. Надоело уже.
— Сейчас без этого никуда.
Аня сняла с себя куртку, Олег помог ей. Он любил ухаживать за женой, проявлять внимание, пытаясь сохранить теплоту, какая обычно бывает в самом начале отношений. Их можно было бы назвать идеальной парой. Но даже Адам и Ева не были идеальными, чего уж говорить о нас.
— Поможешь мне приготовить?
Олег соглашался из раза в раз. Никогда не отлынивал от работы, не разделял ее на женскую и мужскую. Если надо было приготовить, он сам все умел. Его практически невозможно было застать на диване с бутылкой пива в руке и смотрящим футбол или боевик. Аня не могла нарадоваться трудолюбивому и отзывчивому мужу. Еще больше удивляло то, что они уже девятый год вместе, а теплоту, искренность и трепет друг перед другом сохранили.
Молодые хозяйничали на кухне, Леша играл в комнате. Аня рассказывала новости с работы, Олег внимательно слушал, давая жене выговориться. Она была безудержной болтушкой, но неглупой при этом, знала, что и когда можно говорить.
— Кстати, к нам моя мама хочет приехать.
— По-моему, не самое лучшее время для путешествий, — бросил супруг. — У них-то в Хмельницком все спокойно?
— Насколько это возможно — да. Она к нам рвется, переживает. А как не переживать? На улицах такое творится!
В этот вечер пришли милиционеры с обыском. Почему, зачем? Что искали — непонятно. Перерыли всю квартиру без особого энтузиазма, но с нескрываемым презрением. Олег наблюдал за сыном, который спокойно на это смотрел, не капризничал, не плакал и не боялся, будто ждал незнакомцев в форме. Уходя, старший лейтенант ядовито прошипел:
— Уезжай, «беркут». Жизни тебе здесь не будет.
За несколько дней семья собрала весь небогатый скарб, упаковала в большие клетчатые сумки. Жена ушла с работы без отработки, так как официально не была оформлена.
Он присел на дорожку. Настало время прощаться с этим городом. Олег подозревал, что все так и случится. Последние несколько дней мужчина с обреченной точностью видел свою судьбу, видел ту колею, на которую его бросает неизвестная сила, называемая роком. Теперь он ничему не удивлялся, беспокоился только за сына и жену. Поэтому знал, что надо ехать домой, в Луганск, надо спасти семью от новой волны насилия, которая вот-вот захлестнет эти улицы.
Олег собирался поехать на поезде, удобств там больше и можно нормально отдохнуть. Но Леша сказал:
— Давайте поедем на автобусе. Так быстрей.
— Ты спешишь куда-то?
— Нет. Просто поезд не придет.
Супруги послушались сына и поехали на автобусе. Дорога была легкая, словно устланная перьями диковинных птиц. Или не птиц вовсе. В душе волнами накатывали спокойствие и уверенность, перемежающиеся с тревогой, отступавшей по мере отдаления от Киева. Он знал, что это только первый этап, самый легкий, последуют другие, потребуются все силы и навыки. «Главное — принять свою судьбу. По крайней мере, попытаться. И смириться. Христианство учит нас смирению и терпению», — думал Олег.
Они приехали в город детства и юности Олега. Мама радостно встречала.
— Хорошо, что приехали. По хозяйству мне поможете, — улыбалась она, тиская в объятиях внука.
— Конечно, одной трудно справляться.
— Ну ничего, сыновей вырастила — и хорошо. Сейчас и внуками займемся, да, Алешенька?
— Да, бабуля.
— Мама, у нас есть нечего, — сказал Леша. — Ты приготовь чего-нибудь. А то папа скоро придет, а мы его ничем не угостим.
— Папа придет? — удивилась сонная Аня. — А ты откуда знаешь?
— Чувствую. Устал он очень, на душе у него тяжело.
— Почему тяжело? Что ты такое говоришь?
— Друзей у него больше нет.
— Каких друзей? Сынок, что ты такое говоришь?
Через сорок минут пришел Олег, заросший — с бородой и усами, в камуфляже, с оружием. Он бросил автомат в темном коридоре, не разуваясь, прошел в комнату, поднял на руки сына. От малыша пахло свежестью и хлебом. Крепко прижал к себе. Аня вышла из кухни и обняла обоих.
— Вот выдалась минутка, решил заскочить. Соскучился безумно по вам. Как мама? Как сын? — они вышли на кухню, оставив Лешеньку в комнате.
— Ничего, мы держимся. Воды мало. А крупа, картошка есть.
— Как он?
Когда в Луганске началась война и Олег решил остаться, Аня и Леша наотрез отказались покидать его. Это очень удивило мужа, ему вообще казалось, что жена не разделяет его взглядов и не поймет. Но она поняла, почему он пошел в ополчение.
— Очень спокойно, смело, весь в отца, — улыбнулась жена. — Не боится ни выстрелов, ни взрывов.
Бородатое лицо Олега засмеялось. Но у Ани задрожали в нервном напряжении губы:
— Ты ведь тоже замечал, что он иногда говорит странные вещи?
— Что ты имеешь в виду?
— Знаешь, он мне сказал, что ты сегодня придешь. Мы тебя каждый день ждем. Но он уверенно заявил, что ты скоро придешь и тебя надо покормить.
— Да… знаю. Замечал…
— Милый, что случилось? У тебя глаза такие…
— Ребята погибли.
— Леша мне сказал, что ты друзей лишился.
— Лешка… Чувствует, значит, что-то.
— Олег! Все мы чувствуем! Только он точно говорит!
— Успокойся! Я жив, ничего со мной не будет!
— Война идет! Я тебя неделями не вижу, не знаю, живой ты или нет! Олег, зачем мы сюда приехали? Зачем?
Он резко взял жену за плечи и встряхнул, а потом прижал к себе и начал целовать ее бархатные щеки. Она разревелась, по его лицу тоже текли слезы.
— Потерпи, моя хорошая. Давай я в Россию вас вывезу? Я могу. Денег найду. Собирайся.
— Отстань, мы это уже обсуждали. Мы с тобой. Я просто немного устала, нервы расшатаны… Все хорошо.
— У всех нас нервы ни к черту.
Олег присел на пол, а затем и вовсе лег. Леша моментально забрался на него и начал прыгать на животе.
— Сынок, хорош. Ты же уже не маленький, раздавишь папу.
Жена покормила вымотанного супруга. Он похудел и изменился, лицо казалось незнакомым. Только эти глаза, чудесные и редкого цвета глаза остались прежними. Аня обожала их — они были необычайно светлыми, как небо, в них таились доброта и сила.
— Когда я пошел в ополчение, я не думал, что увижу столько светлых и чистых людей. Мужики воюют такие здоровые, сильные, а все равно как дети. Они верят в лучшее. Я с ними просто душой отдыхаю. Выедешь, бывает, на передовую, а там наши ребята сидят, улыбаются. Знают, что их в любой момент могут убить, а они шутят, разговаривают. Знаешь, что это? Это русский дух, который не уничтожить.
Аня улыбнулась в ответ.
— Тебе бы побриться, русский дух, а то в следующий раз не узнаю.
— Было бы время, — горько усмехнулся муж. — Мне пора идти. Боевые позиции — они как профурсетки: долго ждать не будут, — попытался пошутить напоследок Олег, а у Ани на глазах снова начали появляться соленые капельки.
— С тобой все будет в порядке?
— Да что станется-то? Вы берегите себя. Я за вас переживаю больше всего. Если будут стрелять, ты знаешь, куда прятаться.
Он пригнулся. Автоматы трещали, пули впивались в стены, ломались стекла. Фоном звучали взрывы артиллерийских снарядов. «Наши бьют», — подумал Олег и поменял магазин. А здесь, в поселке, идут бои. «Скоро патроны кончатся, и придется в рукопашную идти, — хмуро пронеслось в голове. — У нас раньше кончатся». Дом, в котором они держали позицию, находился сразу за поворотом, широкая дорога вела в осаждаемый город. Задача — не допустить прорыва противника. «Господи, да какой день мы уже держим этот участок. Сколько этих попыток было!» — вздыхал Олег. Конца и края этому не видно.
Противник смог закрепиться в нескольких домах на другом конце улицы. И никак выбить его не получалось. Остается обстреливать друг друга. Олег удивлялся, как эти ветхие хижины могут выдержать всю ярость огня. Единственная защита — старые, покосившиеся еще до войны дома. Многие пострадали — проломленные ржавые крыши, битый шифер, на осыпающихся стенах копоть. Но они держались. Как и люди.
Жарко на улице, все тело горит, пот льется ручьями. Всюду пыль и грязь, ладони липкие, на зубах чувствуется песок. Вот бы немного воды, чтобы умыться. Но времени ее искать нет. Моментами он мог поддаться страху, всего на секунду. Но его выручал опыт и доведенные до автоматизма действия. Олег переместился в угол пустого дома, откуда можно было увидеть позицию противника. Эта часть чужого жилища пострада