– Джейкоб!
Он не моргает, не двигается.
Протиснувшись у него за спиной, я вижу, на что он глядит: это зеркало.
Большое зеркало в золоченой раме, висящее на стене.
Сначала я решаю, что само зеркало чем-то удивило Джейкоба, но почти сразу понимаю, что его внимание привлекло отражение. Проследив за его взглядом, я замираю, чувствуя, как по коже бегут мурашки.
Джейкобов два, один рядом со мной, второй в зеркале, но они разные. Рядом со мной стоит тот Джейкоб, которого я знаю. Но тот, что в стекле, осунулся, он смертельно бледен, майка и джинсы на нем мокрые, а вокруг ног плещется речная вода. Меня непросто испугать, чего я только не видела за последний год, но сейчас мне страшно. Джейкоб в зеркале выглядит мерт… – так, стоп. Я не позволяю себе даже в мыслях произнести это слово.
– Джейкоб, – окликаю я его, но он как будто не слышит. Глаза у него пустые и в то же время сосредоточенные. Я хватаю его за плечи, чтобы встряхнуть, но, конечно же, мои руки проходят насквозь. В конце концов я догадываюсь встать между ним и отражением, чтобы он этого больше не видел.
– Джейкоб!
Он моргает, нерешительно делает шаг назад.
– Что это было? – спрашиваю я.
Ответ звучит неуверенно, вяло.
– Я… не знаю.
Он вздрагивает, как от холода, отворачивается и выходит из комнаты. Я оглядываюсь на зеркало, почти ожидая, что снова увижу того, другого Джейкоба.
Но в нем только мое отражение.
Возвращаюсь в гостиную. Папа заряжает телефон, а мама разбирает вещи. На диване сидит Джейкоб, взгляд у него до сих пор странный, отсутствующий.
Тебе лучше? – думаю я, падая на диван рядом с ним.
Он рассеянно кивает.
Солнце прячется за облаками, в комнате вдруг становится темно. Как будто мы шагнули за Вуаль – все сразу кажется серым и мрачным.
Мама, уперев руки в бока, осматривается.
– Очаровательно, – говорит она без намека на иронию. Потом поворачивается ко мне: – Есть какие-то признаки того, что тут живет привидение?
Я догадываюсь, что она говорит о мистере Уэзершире, а не о Джейкобе, поэтому мотаю головой.
– Разве что большая кошка и несколько старых курительных трубок, – отвечает папа.
Мама собирает волосы в лохматый пучок.
– Вот зануда, – и она целует папу в щеку.
– Сама такая, – улыбается он, протирая очки.
Я подавляю зевок. В следующую секунду папа тоже зевает.
– Не смейте! – восклицает мама. – Нам нужно продержаться до вечера. Это единственный способ справиться с джетлагом.
Джетлаг – это, видимо, то, что случается, когда за ночь перелетаешь на другой конец света и организм не успевает приспособиться к смене часовых поясов.
Я клубочком сворачиваюсь на диване и краем уха слышу, как папа звонит продюсерам и сообщает, что мы прибыли. Съемочная группа прилетит из Лондона завтра, они приедут сюда, чтобы познакомиться с нами, а вместе с ними и наш местный гид. Папа бредет в спальню, обсуждая всякие подробности, но я подозреваю, что он хочет только одного – спать. Снова зевнув, я закрываю глаза, но мама начеку. Она хватает меня за плечо.
– Ну-ка перестань, – уговаривает она и стягивает меня с дивана. – Смотри, какой хороший денек.
Я выглядываю в окно.
– По-моему, там дождь.
Но от мамы так легко не отделаться. Она сует мне в руки плащ.
– Хорошо, что мы подготовились.
Я оглядываюсь на диван, но Джейкоб исчез. Надо бы его поискать, но мама берет меня под руку и тянет к двери. Я едва успеваю на ходу схватить со стола свой фотоаппарат.
Когда мы выходим под серое небо, оказывается, что на улицы опустился туман, люди похожи на тени. Резко кричат чайки. Где-то вдалеке звонит церковный колокол.
Вот она какая, Шотландия, думаю я.
Много ли тут привидений?
Глава восьмая
– Пытки! Убийства! Кровопролития!
Человек в цилиндре и потрепанном костюме широко раскидывает руки.
– Узнайте все о самых мрачных тайнах города! Посетите Эдинбургскую темницу!
В воздухе разносятся звуки волынки, а к столбу с фонарем на верхушке прислоняется женщина в темном платье.
– Экскурсии в гости к призракам! Каждую ночь, – сообщает она, – начало на закате. Ищите фонарь.
– Посетите Тупик Мэри Кинг [2]! – выкрикивает другой зазывала в старомодном плаще.
– Узнайте историю Бёрка и Хэра!
– Пройдите по следам городских мертвецов!
Мы с мамой идем по Королевской Миле. Это череда широких и многолюдных улиц, ведущих от замка к подножию высокого холма, который здесь называют Троном Артура.
Замок и Холм держат город с двух сторон, словно гигантские книгодержатели на полке.
Мама счастлива, увлечена шумом и кутерьмой. А вот мне не до смеха. Кажется, я сойду здесь с ума, потому что сквозь гул голосов просачивается знакомое тук-тук-тук призраков – то ближе, то дальше, оно слышится со всех сторон, тихое, равномерное биение, будто у города есть пульс.
Пробираясь сквозь толпу, я не выпускаю мамину руку. Обычно это родители беспокоятся, чтобы дети не потерялись, но мне всегда приходится следить за мамой. Папа еще как-то запоминает дорогу, а вот мама всегда норовит заблудиться.
«А как еще ты найдешь что-то новое и интересное?» – всегда говорит она.
Мама ныряет в магазин для туристов, чтобы купить нам воды. Я жду ее на тротуаре, фотографируя уличных артистов и прохожих. Я снимаю женщину в белом, которая стоит на небольшом постаменте и поет что-то протяжное и заунывное. Старика с букетиком черных бумажных роз, на лепестках которых написаны какие-то слова. Волынщика в килте; его волынка издает пронзительные звуки, похожие на вой ветра.
Все это, конечно, артисты, которые нужны, чтобы придать улице зловещий вид. Но за всем этим балаганом я чувствую призрачную силу Вуали. Обычно мне приходится самой тянуться за ней, искать, но здесь, среди толчеи и хаоса Королевской Мили, она находит меня сама. Кладет руку на плечо, притягивает ближе, ближе. Перед глазами танцуют серые нити, но я не касаюсь их, а лишь плотнее заворачиваюсь в дождевик и разглядываю улицу, фотографирую сувенирные лавки и пабы, церкви и винные магазины, и…
Мой взгляд падает на ряды фотоаппаратов в большой витрине, и сердце начинает биться быстрее. Это фотомагазин. На витрине буквы с завитушками: «У Беллами». Я делаю мысленную отметку: зайти сюда, когда кончится пленка.
Появляется мама с бутылками воды, шоколадным батончиком и путеводителем.
– Идем, Кэсс. Я нашла кое-что, тебе понравится.
Я напрягаюсь, ожидая чего-то противного или ужасного, но мама ведет меня к кафе под названием «Дом Слона», с ярко-красными стенами и плакатом, который гордо сообщает:
«Здесь родился Гарри Поттер!»
– Не может быть! – и я тащу маму внутрь.
Я в полном восторге, мы рассматриваем кафе. Оказывается, именно здесь, в «Доме Слона», писательница Джоан К. Роулинг – та самая Джоан Роулинг! – придумала Гарри, и Гермиону, и Рона.
Здесь, сидя за одним из этих деревянных столиков, она создала Хогвартс, Азкабан и Косой Переулок.
Здесь она изобрела квиддич и вообразила Турнир трех волшебников и Дары смерти.
Даже крошечные тесные туалеты могут многое рассказать. Стены в них сплошь исписаны благодарностями – на множестве языков, множеством разных почерков, которые сплетаются в один ковер любви, настоящий памятник легендарным книгам.
Когда, наконец, мы снова оказываемся на улице, я чувствую восторг. Теперь Эдинбург – мой любимый город, заявляю официально.
Вскоре небо у нас над головами опять заволакивают темные тучи. Ветер, треплющий волосы, тоже ничего хорошего не предвещает.
– Кажется, сейчас дождь начнется, – говорю я, поеживаясь.
Мама пожимает плечами.
– Это же Шотландия. Здесь почти всегда идет дождь.
Она с головой ушла в изучение путеводителя.
Не исключено, что чары «Дома Слона» еще не рассеялись, потому что, когда мама предлагает посетить место под названием Грейфрайерс Кирк, я соглашаюсь.
Но позже, когда мы уже идем, я спохватываюсь, что понятия не имею, что такое кирк.
– Это церковь, – поясняет мама и весело добавляет: – А на тамошнем кладбище привидений больше, чем где бы то ни было в Европе!
Как по мановению волшебной палочки очарование сказочного мира улетучивается, уступая место опасности. Мы идем на кладбище, и я так и слышу ехидный голос Джейкоба: «О, как кру-у-уто!»
Железные ворота между двумя каменными колоннами, над ними вьются металлические буквы: «Грейфрайерс».
За воротами я вижу зеленые лужайки, цветные витражи в окнах церкви, прогуливающихся по двору людей. Вздохнув, чувствую запах сырого камня и седой древности.
Но как только мы приближаемся к воротам, я вдруг останавливаюсь, как вкопанная.
Меня тревожит не то, что я вижу, и не запахи. Дело в том, что я ощущаю.
Воздух сгущается, напряжение растет, а давление Вуали здесь такое сильное, что больше похоже не на руку, которую кто-то положил тебе на плечо, а на тяжелое и удушливое мокрое одеяло. Перед глазами повисает серая пелена.
Мама восторженно вскрикивает и показывает мне свою руку – волоски на ней встали дыбом.
– Гляди! – говорит она. – Гусиная кожа!
У меня тоже появилась гусиная кожа, но по другой причине. Хоть Королевская Миля и была переполнена призраками, там я ничего подобного не чувствовала.
Вуаль сама по себе не страшная и не плохая. Это просто другой вид пространства. Но энергия здесь темная и угрожающая. Я уже хочу попросить маму вернуться, но не успеваю, а она хватает меня под руку и тащит через порог, к кладбищенским стенам. Хотя я не пересекала при этом Вуаль, все равно кажется, будто мы шагнули из одного мира в другой.
Внутри, прямо за воротами, стоит группа туристов. Гид указывает на одну из могил, вокруг которой в грязи раскиданы собачьи игрушки.
– Одним из самых знаменитых обитателей Грейфрайерс, – говорит гид с великолепным британским акцентом, – был терьер по кличке Бобби. Но, в отличие от большинства наших постояльцев, он прибыл на кладбище еще живым…