— Был у шефа. Хованский сказал, что ты предложил перевести меня в группу по серийнику. Это верно или он так, приукрасил?
— Верно, — наконец пришел в себя Илья, — садись, вот стул есть.
— Ничего, и тут нормально, — отозвался с подоконника Ракитин, — а то, что ты куда-то ехать намылился, это тоже правда?
— Ну да, собираюсь, — согласился Лунин, — вот документы в порядок привожу.
— Сам? — уточнил Ракитин.
— Что — сам? — переспросил прекрасно понявший вопрос Лунин. — Порядок сам навожу. Разве не видно?
— Да я не про это, — досадливо наморщил лоб Ракитин, — ехать сам надумал или это Хованский тебя услать решил?
— Да вроде как тоже сам, — пожал плечами Лунин. — Хованский вроде вообще от этой идеи не в сильно большом восторге.
— Понятно, — Ракитин мягко, по-борцовски, спрыгнул с подоконника, — хотя, вру, непонятно. Ты мне сам скажи. Ты что, сдался?
— В смысле? — Лунин поднял голову и теперь снизу вверх смотрел на возвышавшегося над ним капитана. — В смысле, сдался?
Илья встал и теперь он, хоть и на несколько сантиметров, но все же был выше Ракитина.
— Ну как, — занервничал капитан, — сам уезжаешь, меня на дело ставишь. Как это еще понимать? Я врать не буду, в областное давно хотел перейти, но как-то странно сейчас это выглядит.
— Когда на чужое место приходишь, оно первые дни всегда странно, — неожиданно серьезно заговорил Лунин, — поверь мне, этот кабинет ведь не для меня строили, в нем раньше тоже человек был. Но только потом время проходит, причем немного совсем, неделя, две от силы, и ты понимаешь — это не чужое, это твое место. И все становится нормально. А того человека, что был раньше, его словно и вовсе никогда не было.
— Слушай, майор, — попросил Ракитин, — давай ты меня так сильно грузить не будешь, у меня и так голова сегодня кругом идет. Ты бы лучше ввел меня в курс дела, чего да как, какие материалы по другим эпизодам. Кстати, это тебе.
Ракитин сунул руку куда-то за пазуху и достал бутылку армянского коньяка. «Три звездочки, экономно», — машинально отметил Лунин.
— Мне Хованский сказал, — простодушно признался Ракитин, — что у тебя в закромах пусто, так что держи. Доедешь, выпьешь вечерочком.
— Это ты что, уже проставляешься? — Илья забрал бутылку у Ракитина и сунул ее в портфель. — Не рановато, Сережа?
— Как знать? — миролюбиво пожал плечами Ракитин. — Документы смотреть будем?
— Будем, — кивнул Лунин.
Домой Лунин добрался чуть позже обычного. Хотя, это «чуть позже» на самом деле уже давно стало вполне обычным. Едва открыв дверь квартиры, он замер и настороженно втянул носом воздух. Пахло давно обещанным пловом. Сглотнув мгновенно набежавшую слюну, Илья почувствовал, что голоден, и, бросив в прихожей портфель с коньяком и стянув ботинки, как был, прямо в форме устремился на кухню.
На его взгляд, шампанское не очень сочеталось с пловом, он в принципе не очень любил шампанское, однако безропотно откупорил запотевшую бутылку.
— Что мы празднуем, мой отъезд? — поинтересовался Илья у раскладывающей по тарелкам ужин жены.
— Ну что ты, Лунтик, — она вытянула губы и поцеловала его в щеку, — я просто хочу сделать так, чтобы все эти дни, пока ты будешь в отъезде, в голове у тебя были только хорошие мысли, чтобы ты по мне скучал.
Она сплела руки вокруг шеи Лунина и потянулась к его губам. Понимая, что от поцелуя не уклониться, Илья сам чмокнул Юленьку в накрашенные ярко-алой помадой губы и отвернулся к тарелке.
— Плов изумительный, — пробормотал он в свое оправдание, подцепляя вилкой кусок баранины.
— Да, тебе нравится? — обрадовалась Юленька. — Я старалась. Ты кушай, а потом нам с тобой надо будет серьезно поговорить.
Лунин вздрогнул. Поначалу необычайную заботливость супруги он отнес к результатам вчерашнего вечера. Обнаружив неизвестно кому принадлежащую пуговицу, а затем и золотистый волосок на заднем сиденье своей машины, Илья ехал домой с твердым намерением поговорить с женой и расставить все точки над «i». Однако в этот вечер красный сигнал светофоров оказывал странное, почти гипнотическое воздействие на Илью, и после каждого перекрестка, на котором ему пришлось задержаться, стремление к разговору, которое вначале высилось гигантской, надвигающейся на берег семейного благополучия волной, постепенно разрушалось о волнорезы сомнений и неуверенности, в обилии разбросанные в сознании Лунина. Когда он, наконец, припарковался во дворе своего дома, то от гигантской волны осталась лишь небольшая рябь, которая бывает порой, если жена не погладила рубашку или положила в кофе лишнюю ложку сахара.
В натужно дребезжащем лифте Лунин принял окончательное решение. Говорить незачем, да и не о чем, а раз так, значит, надо молчать. Он угрюмо молчал весь вечер, однако спустя пару часов понял, что Юленька, как обычно проводящая вечер перед экраном телевизора, не заметила ни его молчания, ни его угрюмости. Чувствуя себя идиотом, он притащил в спальню свою черную спортивную сумку с режущей глаз оранжевой надписью Chicago Bulls и бросил ее на пол. Когда он открыл шкаф, в котором валялись его вещи, и начал демонстративно медленно, по одному, извлекать предметы своего гардероба, то наконец услышал то, чего так ждал.
— Ты что, собираешь вещи? — В голосе Юленьки слышалось беспокойство.
— Да, — буркнул Лунин, наконец выбрав себе сменную футболку.
— Ты уезжаешь? — Ьеспокойство в голосе жены усилилось.
— Да, — еще более угрюмо отозвался Лунин, довольный тем, что жена не может видеть его лицо, прикрытое дверцей шкафа.
— В командировку? На сколько дней?
Лунин стиснул в кулаке галстук и втянул голову в плечи. Юленьке и на секунду не пришла в голову мысль, что он может уехать от нее навсегда.
— Дней на пять, — наконец ответил он, захлопывая дверцу шкафа.
— Едешь завтра? — Она оторвала взгляд от экрана телевизора и теперь внимательно смотрела на мужа. Очевидно, что-то заставило ее все же насторожиться.
— Послезавтра. — Лунин закрыл молнию на сумке.
— А чего уже собираешься? — удивилась Юленька. — У тебя вообще все нормально? Ты какой-то чудной сегодня.
— Разве? — вопросом на вопрос ответил Лунин и вышел на балкон, намереваясь вдохнуть немного прохладного вечернего воздуха, смешанного с теплым табачным дымом.
И вот теперь выясняется, что и плов, и шампанское — это вовсе не результат его вчерашнего поведения. Илья набил полный рот рисом и подумал, что на самом деле вчера никакого необычного поведения с его стороны вовсе и не было. Он глотнул шампанского и почувствовал, как пузырьки углекислого газа проталкивают еду в пищевод. Юленька хочет поговорить, причем серьезно. Ничего хорошего это не предвещало. Скорее всего, очередные незапланированные траты семейного бюджета. Лунин сделал еще глоток шампанского, побольше. С учетом того, что семейный бюджет на три четверти, если не на все четыре пятых состоял из средств, перечисляемых отцом Юленьки ей на карту, она была в своем праве и даже поступала вполне уважительно по отношению к мужу, когда обсуждала с ним, как потратить ее собственные деньги.
— О чем ты хотела поговорить? — не вытерпел Илья.
— Я разговаривала с папой, — два предыдущих «серьезных разговора» Юленька начинала с этой же фразы, — он считает, что тебе надо подумать о смене места работы.
Не ожидавший подобного поворота, Лунин поперхнулся и закашлялся.
— А что ты так реагируешь? — возмутилась Юленька. — Папа правильно говорит, продвинуться выше тебе все равно не дадут. Что изменится, если ты просидишь там еще пять лет?
— Подполковника дадут, — наконец пришел в себя Лунин.
— Лучше бы они тебе кабинет новый дали, — фыркнула Юленька, — или хотя бы в старом ремонт сделали.
— Да нормальный у меня кабинет, — пожал плечами Илья.
— У папы в компании освобождается место замначальника службы безопасности. Что-то не поделили они, но это не важно. Ты бы мог поработать там годик, а потом папа бы тебя продвинул, ты же знаешь, он только рад будет, если ты перейдешь к нему.
— Нет, — покачал головой Лунин.
— Что — нет? Почему нет? — воскликнула Юленька. — Ты что-то мне хочешь доказать или моему папе, Лун?
Она звала его Лунтиком или сокращенно Луном с первого дня их знакомства, и первые полгода Илье это очень нравилось.
— Почему ты всегда говоришь «нет»?
— Всегда? — удивился Илья.
— Ты не хочешь, чтобы папа купил нам нормальную квартиру, а ведь папа сколько раз предлагал. Он даже дом нам хотел подарить, ты помнишь?
Лунин вздохнул и налил себе еще шампанского.
— Папа, кстати, очень обижается из-за твоих отказов. Он ведь свои деньги не украл, а ты брезгуешь. Или ты не деньгами брезгуешь? — Глаза ее округлились от возмущения, а голос негодующе дрожал. — Все дело в папе? Ты его ненавидишь?
Илья понял, что жена сейчас должна заплакать, и, чтобы как-то предотвратить эту мучительную для него сцену, покорно произнес:
— Я подумаю. Но мне нужно время, — после чего отправился на балкон, курить десятую за день и последнюю на сегодня сигарету.
Проснувшись в пять двадцать восемь, за две минуты до сигнала будильника, Лунин нашарил ногами стоящие у кровати тапочки и тихо вышел из спальни, стараясь не разбудить Юленьку. Эту ночь Лунин провел беспокойно. Ему снились люди, которые что-то от него постоянно требовали, а он, Лунин, по непонятным никому, в том числе и ему, причинам никак не мог выполнить их требования. Что-то возмущенно кричал полковник Хованский, на чем-то настаивал озлобленный Ракитин, разгневанно бил кулаком по столу отец Юленьки. Потом эти люди исчезли, и в его сон пришла сама Юленька. Сначала он видел только ее, искаженное странной гримасой, лицо, закрытые глаза, прикушенную нижнюю губу. Это лицо постоянно двигалось, и он никак не мог как следует его разглядеть и понять, что за гримаса исказила безупречно правильные черты. Затем лицо поднялось куда-то выше и исчезло из вида. Вместо него Лунин теперь видел грудь. Прекрасную обнаженную грудь Юленьки, которая так же, как и исчезнувшее в темноту сна лицо, непрерывно двигалась. Вверх и вниз, вверх и вниз. Лунин понял, что он вместе с Юленькой находится в машине, на за