Именно в этот момент, находясь в плену стариков, Артём понял, что не нужен в этом мире никому. Ни одна живая душа не волнуется о нём. Это щемящее чувство ненужности так глубоко вонзилось в грудь, точно осколок зеркала в сердце Кая.
Во рту пересохло. Артём подполз к краю, опустил руки в ледяную воду. Сложив их ковшиком, начал подносить ко рту и пить, пить, пить…
Вновь он пил до тех пор, пока от холодной жидкости не заломило в затылке. Лишь после немного утолил жесточайшую жажду. Отполз чуть назад, положил лицо на холодные и мокрые ладони. Он чувствовал, как жидкость разливалась по его организму, наполняла его.
Дальше так продолжаться не могло. Требовалось выбираться. Чем быстрее – тем лучше.
Артём поглядел на дыру над рекой – единственный выход. Естественно, что лестницы там нет. Впрочем, даже имейся она, он вряд ли бы сумел по ней забраться.
Тогда взгляд перескочил на завал.
– Там должен кто-то быть! – пробормотал Артём.
Он не мог ответить даже себе, откуда взялась эта уверенность. Просто решил, что если существует это подземное сооружение, если в нём до сих пор есть электричество, то на той стороне завала обязаны быть люди.
Артём поднялся на четвереньки. Случайно задел обрубком левой ноги пол. По ноге растеклась боль. Зажмурившись, курьер несколько минут ждал, когда она ослабнет. После двинулся к завалу. Его ещё пошатывало, но сил определённо прибавилось.
Оказавшись у нагромождения камней, Артём ещё раз его оглядел. На секунду возникла мысль, что можно попробовать прорыть дыру. В следующий миг, когда на глаза попался валун весом под триста килограммов, эта мысль исчезла. Такое предприятие не под силу даже здоровому человеку.
– Есть там кто? – во всю силу закричал Артём. – Э-э-э-эй! Меня кто-нибудь слышит? А-а-а-у-у? На той стороне? Слышит меня кто?
Он прислушался. Ничего кроме плеска воды до ушей не доносилось. На душе заскребли кошки.
– Помогите! – что было сил, закричал пленник. – Помогите! Пожалуйста!
Он вновь прислушался. Опять ничего, кроме журчания подземной реки.
– Помогите! – отчаянно закричал Артём. – Помогите! Пожалуйста! Убивают! Пожалуйста! Помогите! Э-э-эй! Отзовитесь! Пожалуйста! Помогите!
Снова прислушался, на этот раз затаив дыхание. Ответом стала глухая тишина.
На Артёма начало накатывать настолько сильное отчаяние, которое граничило с безумием. Ни о чём подобном он раньше даже не догадывался. Впрочем, в плен он раньше тоже никогда не попадал.
Подчиняясь эмоциям, он вновь закричал, прося помощи. На этот раз кричал долго. До хрипоты. Не слушал, отвечают ему или нет. Отчаяние рвалось наружу. Он даже принялся разгребать завал. Стоя на четвереньках, это оказалось максимально неудобным занятием, поэтому очень быстро выбился из сил. Несколько минут, опустив голову, просто дышал.
– Э-эй! Меня слышит кто-нибудь? – охрипшим голосом спросил он у груды камней.
Ответом ему стала всё та же тишина.
До Артёма ясно и отчётливо дошло, что на той стороне завала либо никого нет, либо груда камней настолько большая, что его не слышат. В любом случае, все его действия лишены смысла.
Значит, путь к свободе у него один – через пищеварительную систему бродячих псов.
***
Забраться обратно на тележку для перевозки больных получилось, но с огромным трудом.
Артём лежал на боку, глядел на стену с облупившейся зелёной краской, на жёлтую тепловую пушку, и ни о чём не думал – просто существовал. Так погано на душе ему не было никогда. До недавнего времени он даже не представлял, что так бывает.
Очень сложно следить за временем, когда никаких его проявлений нет, когда вокруг ничего не меняется. Артём даже приблизительно не представлял, сколько находился в плену. Сутки? Трое? Неделю? Месяц? По его ощущениям – вечность.
Начал докучать голод. Тягуче ныли плечи, а иногда вовсе руки простреливало, точно электричеством. Однако к этому курьер привык. Затем резко и отвратительно заболела левая нога. Это неприятное ощущение моментально выдернуло Артёма из умственной дрёмы. Он сел на тележке, поглядел на искалеченные конечности. Затем начал разматывать тряпки на левой. Последний слой дался тяжело – прилип к телу. Однако дикой рвущей боли, как раньше, не было. Размотав тряпки, курьер увидел окровавленный огрызок. Выглядел тот жутко. Мозг отказывался верить, что это его нога, та самая привычная нога, знакомая с детства. Артём в медицине понимал только то, что рану надо обрабатывать перекисью, поэтому не мог оценить, насколько серьёзна проблема. Кожа до самого колена покраснела, появилась одутловатость. Размотав правую конечность, он увидел точно ту же картину. Тогда снял ремни, бросил их на пол к тряпкам. Несколько мгновений глядел на культи, опасаясь, что из них потечёт кровь, но этого не случилось.
Откинувшись на тележку, он закрыл лицо руками и пробормотал:
– Что я сделал?! За что мне это?!
От обиды и несправедливости хотелось плакать и выть. Если бы это помогло, он бы всенепременно этим и занялся.
Перевернувшись на правый бок, он вновь уставился в стену. Боль в ноге успокоилась, стала почти незаметной. Начала накатывать сонливость и Артём даже не подумал ей сопротивляться. С удовольствием провалился в тягучее спасительное забвение.
***
Очнулся курьер от шороха. Резко раскрыл глаза и столкнулся взглядом с медведеподобным стариком. Тот стоял на металлическом пороге помещения, перекрывая собой всё пространство, глядел на пленника. Руки засунул в карманы красных спортивных штанов. На фиолетовой футболке красовалась нечитаемая надпись, выполненная витиеватым шрифтом. На ногах пляжные, оранжевые сланцы.
– Боже, проснулся, наконец?! – послышался отвратительный, каркающий голос Рожковой. – Отлично! А мы тебе тут покушать принесли.
В ноздри Артёма ворвался опьяняющий запах жареного мяса. Живот громко заурчал. Рот моментально наполнился слюной. Даже руки немного затряслись, от желания запихнуть эту пищу в рот.
Он тут же сел на тележке. Любовь Григорьевна стояла полубоком к пленнику, на краешке стола перекладывала дымившиеся пюре и мясо из пластикового контейнера в тарелку с зелёной каёмкой.
В этот день Рожкова надела бело-жёлтую блузку и чёрные брюки. Золотые кольца и перстни покрывали все её пальцы, включая большие. На левой груди красовалась брошь в виде лилии с бриллиантами. В ушах висели большие круглые серьги. Создавалось ощущение, что она только-только пришла с важного мероприятия и ещё не переоделась.
На короткое мгновение Артём позабыл обо всём на свете, включая то, что его покалечили – настолько хотелось есть.
– Вот, – повернулась Рожкова с тарелкой, на которой лежал кусок мяса и пюре. – Держи, – протянула посуду на вытянутых руках.
На её груди поблёскивал внушительный золотой крестик, блеснувший в свете люминесцентной лампы.
У Артёма проскочила мысль выбить протянутую тарелку у Рожковой из рук. Не хватило духу. Запах от еды опьянял, затыкал гордость грязной тряпкой.
– А вилку? – спросил он, приняв тарелку с едой.
Аромат ударил по мозгам настолько сильно, что курьер едва сдерживался, чтобы не начать поглощать пищу руками.
– Господи… Вилку он захотел… – буркнула Любовь Григорьевна. – Ишь ты… Боже, может тебе ещё нож дать?! Вот, держи, – протянула старую ложку, которая вполне могла служить лет тридцать в каком-нибудь санатории. – Жри, давай, скорее.
Стараясь не подходить близко, она передала пленнику столовый прибор. Артём занёс ложку над тарелкой, когда его взгляд упал на мясо.
– Это ведь не человечина? – ткнул он в поджаристый и донельзя аппетитный кусок.
Рожкова фыркнула, отчего с её губ брызнула слюна.
– Господи, ты кем себя возомнил, чтобы я тебе такие деликатесы давала?! Чести для тебя будет много! Вкусняшки только для детей! У тебя свинина.
В ту же секунду курьер набросился на еду.
– Дайте мне книгу, – сказал он, пережёвывая. – Мне тут откровенно нечем заняться.
Рожкова поглядела на него круглыми глазами.
– Господи, ты что, из этих… как их… В общем, зачем тебе книга?
Артём замер, не понимая, какого ответа ожидала похитительница. Для каких ещё целей можно использовать книгу?
– Дайте мне книгу, – повторил он. – Мне откровенно нечем заняться. Хотя бы Пушкина. Он у всех есть.
– Нет у меня Пушкина! – фыркнула Рожкова с таким презрением, будто пленник попросил фаллоимитатор. – Боже, с чего ты решил, что у меня есть книги?! Мне некогда заниматься всякими глупостями!
Несколько минут висела тишина, нарушаемая лишь стуком ложки по тарелке.
– Господи, я в шоке, Петя! – прервала безмолвие Любовь Григорьевна. – В шоке! – повторила с нажимом. – Боже! Как так можно было поступить с несчастной собачкой?!
Артём подумал, что речь о нём. Замер, не донеся ложку ко рту. Однако в следующий момент понял, что Рожкова говорила о другом.
– Господи, ну не просто же так она набросилась на эту девочку?! Значит, та что-то сделала! Дразнила, значит! Боже, и что теперь? Эта тварь в больнице, а бедная собачка в могиле!
Пётр промолчал. Впрочем, его супруга, видимо, ответа и не ожидала.
– Господи, я уже говорила и ещё тысячу раз скажу! – продолжала она. – У собак должны быть точно такие же права, как и у людей! Иначе это никогда не прекратится! Господи, за что этот выродок её убил? Ну вот за что?! Его мерзкая оглоедка дразнила несчастную собачку, получила за это по заслугам, а он, герой проклятый, тварь бесчеловечная, взял и расстрелял несчастное животное из пистолета! Да ещё как будто с издёвкой сказали, что из травматического. Господи, как же из травматического, если бедная собачка погибла?! И столько внимания этой гадине мелкой! Показали, как ей собака разорвала лицо, но ни разу не упомянули, что она её дразнила! Просто сказали, что собака выскочила из двора и накинулась на проходившую мимо школьницу! Боже, какая чушь! Самый настоящий бред!
Артём грыз кусок мяса и поглядывал на похитительницу. От собственных слов она всё больше и больше распалялась. Начала махать руками, увешанными золотом, лицо налилось кровью. Её муж по-прежнему стоял в проходе и молчал.