105. Всего в 17 комитетах обороны в период их существования произошли замены председателей, и только в двух случаях они мотивировались плохой постановкой военно-организаторской работы (Владимир, Махачкала)106. Председатель Махачкалинского ГорКО, первый секретарь Дагестанского обкома ВКП(б) Н.И. Линкун был снят с должности по предложению Берии, Багирова и Тюленева постановлением ГКО № 2309 от 16 сентября 1942 г.107
Включение в состав городских комитетов обороны руководителей местных органов НКВД свидетельствовало как о давно закрепившемся месте органов госбезопасности в системе управления СССР, так и о возросшей в годы войны роли этого наркомата в проведении военно – мобилизационных мероприятий и организации самообороны. Поступавшие в комитеты обороны спецдонесения управлений (отделов) НКВД показывают, что эти структуры от методов разбирательства различного рода срывов, аварий на производстве, характерных для предвоенного времени, перешли к контролю производственных процессов и выполнения оборонно-производственных заданий. В местных управлениях НКВД были с началом войны созданы штабы истребительных батальонов и отделы местной противовоздушной обороны. К укреплению влияния органов НКВД вело объявление в прифронтовой зоне военного положения и проводимые в целом в тылу мероприятия по усилению режима охраны.
Только в Мурманске начальник местного органа НКВД не был одно время включен в состав городского комитета обороны. В итоге возникли трения между председателем ГорКО М.И. Старостиным и начальником УНКВД И.И. Курылевым. 16 августа 1944 г. бюро Мурманского обкома ВКП(б) объявило И.И. Курылеву выговор по партийной линии. В решении бюро отмечалось, что тот «не понимает, что для него, как члена партии и начальника УНКВД, указания первого секретаря обкома ВКП(б), являющегося членом Военного совета армии и Северного флота и председателем городского комитета обороны, в условиях военного положения г. Мурманска и области являются обязательными»108. Однако последнее слово в этом выяснении отношений, по всей видимости, было за НКВД, поскольку вскоре работа Старостина разбиралась в ЦК, а на пленуме обкома ВКП(б) в конце 1944 г. он был подвергнут критике за «бюрократизм и командный стиль руководства»109.
Постановление ГКО № 830с предписывало в каждом городе, где создавались городские комитеты обороны, иметь коменданта, который и должен был осуществлять непосредственное руководство войсками НКВД, милицией и рабочими отрядами. Включаемые в этой связи в состав комитетов обороны военные коменданты городов не всегда годились для выполнения такой функции. Поэтому в некоторых городах (Воронеж, Тамбов, Темрюк, Махачкала) они были вскоре заменены на представителей органов НКВД, что также усиливало здесь их властные позиции. В разъяснениях к протоколам заседаний Махачкалинского ГорКО указывалось: «Первоначально членом комитета обороны был военный комендант города, который по своему служебному положению не мог обеспечить предъявляемых к коменданту города требований, определенных решением ГКО, поэтому был утвержден на эту должность зам. начальника УНКВД ДАССР по милиции Громинский и введен в состав комитета обороны. Для более тесной связи с частями Красной армии в состав комитета обороны вводился начальник Махачкалинского гарнизона»110.
В целом же взаимодействие на местах партийных органов и органов НКВД было достигнуто еще в конце 1930-х гг., и военный период добавил сюда лишь некоторые новые штрихи. Можно сказать, что перед лицом общей военной угрозы оно укрепилось, в том числе на почве совместной деятельности в рамках городских комитетов обороны. В своих мемуарах А.И. Воронин, начальник УНКВД и член Сталинградского ГорКО, неоднократно подчеркивает свое личное влияние на принятие тех или иных решений комитета обороны по самым разным вопросам111. А из воспоминаний В.Г. Жаворонкова мы узнаем, что назначение его 23 октября 1941 г. председателем ГорКО узаконивало данное им накануне на свой страх и риск распоряжение о направлении на передний край обороны Тулы подразделений войск НКВД112.
Особую проблему составляли взаимоотношения городских комитетов обороны с органами военного управления и войсковыми учреждениями. Как можно заметить, постановление ГКО № 830с в части определения полномочий ГорКО противоречило формуле указа Президиума Верховного Совета СССР от 22 июня 1941 г. «О военном положении» о переходе в местностях, объявленных на военном положении, всех функций органов государственной власти в области обороны, обеспечения общественного порядка и государственной безопасности военным советам фронтов, армий, военных округов, а там, где нет военных советов, – высшему командованию войсковых соединений. По существу, на территории, где стали действовать городские комитеты обороны, без соответствующего законодательного оформления оказывались отмененными пункты 3, 4, 5 данного указа. Но не столько формально-юридическая коллизия, на такие вещи в то время мало кто обращал внимание, сколько реальная роль в жизни страны армии ставила в затруднительное положение руководство комитетов обороны в определении в этой связи их места в системе власти.
Председатель Севастопольского ГорКО Б.А. Борисов пишет: «Вначале нам было не совсем ясно, как должен городской комитет обороны решать задачи, поставленные Государственным Комитетом Обороны, и как строить взаимоотношения с вновь созданным Военным советом Севастопольского оборонительного района. Некоторое недоумение по поводу создания комитета обороны выражали отдельные военные работники, говоря: „В Севастополе есть Военный совет флота и Военный совет Севастопольского оборонительного района, для чего еще нужен городской комитет обороны?!“»113 О том, что такие вопросы являлись типичными, свидетельствуют и другие материалы. Выступая на пленуме Краснодарского крайкома ВКП(б) 19 ноября 1941 г., председатель Новороссийского ГорКО Н.В. Шурыгин говорил, что в принципе председатели и члены городских комитетов обороны понимают, какие задачи поставлены перед ними, но в практике работы выявлено ряд вопросов, на которые необходимо получить более детальные конкретные ответы. «В частности, – сказал он, – на вопросы взаимоотношения между комитетами обороны и начальниками гарнизонов, которые имеют свои директивы от вышестоящих организаций и которые пытаются как-то влиять на состояние хозяйства города»114. Нотки сомнения в реальной выполнимости категоричной формулировки целей городских комитетов обороны по сосредоточению «всей гражданской и военной власти» в своих регионах звучат уже в публикациях местной прессы, разъяснявших в конце октября 1941 г. задачи ГорКО. Так, в передовице газеты «Красный Север» за 29 октября говорилось, что комитет обороны города Вологды учрежден «в интересах сосредоточения единства действий (курсив мой. – В. Д.) всех граждан и военных организаций».
Характер взаимоотношений комитетов обороны с органами военной власти по сути дела определился уже в процессе практической деятельности. Изучая материалы местных архивов, можно видеть, что с созданием ГорКО фактически все важные письменные обращения военных учреждений к местным властям адресуются на имя чрезвычайных органов. Назначение комитетами обороны начальников гарнизонов, отчеты им командиров дивизий, установление правил поведения военнослужащих в городах показывают, что комитеты обороны демонстрировали властный приоритет над командованием и штабами частей и соединений вооруженных сил в военно-оборонных и режимных вопросах, стараясь при этом не решать их самостоятельно. Для руководства войсковых объединений комитеты обороны представлялись наиболее авторитетными органами местной власти. Это наглядно характеризует приводимый Н.С. Патоличевым в своих воспоминаниях эпизод с попыткой командования резервной армии, размещавшейся в Ярославской области в октябре 1941 г., занять обкомовское здание под свой штаб. «Они сидели по-хозяйски… – пишет мемуарист, – давая понять, что вопрос не подлежит обсуждению… что все должно подчиняться им». Ретировались же военные после того, как Н.С. Патоличев объявил, что он не только секретарь обкома, но и председатель городского комитета обороны115.
Судя по наличию встречных директив, совместных заседаний и объединенных постановлений, взаимоотношения комитетов обороны с командованием армий можно характеризовать как равноправные и конструктивные116. Это относилось к проведению оборонных мероприятий, охране общественного порядка и укреплению государственной безопасности. Но имелось и существенное разграничение компетенции комитетов обороны и руководства армий: военное командование разрешало оперативно-тактические вопросы, ГорКО же регламентировали вопросы жизни города и прилегающих к нему районов, подчиняя их задачам обороны. Отмечены случаи, когда комитеты обороны решительно пресекали попытки вмешательства армейских структур в гражданские сферы через голову местных властей (изъятие помещений для размещения воинских учреждений в Сталинграде, вырубка леса на Таманском полуострове)117. В зоне военных действий председатели ГорКО, как правило, включались в состав военных советов армий, дислоцированных в районе их деятельности. Так, М.И. Старостин (Мурманск) был членом Военного совета 14-й армии, В.А. Голышев (Астрахань) – 28-й, Б.А. Двинский (Ростов) – отдельной 56-й, В.Г. Жаворонков (Тула) – 50-й, З.Д. Кумехов (Нальчик) – 37-й, A. А. Алиев (Махачкала) – 58-й, Н.Н. Мазин (Орджоникидзе) – 9-й армии. В военные советы фронтов входили только немногие из руководителей комитетов обороны – А.С. Чуянов (Сталинградский и Донской фронты), B. И. Тищенко (Воронежский фронт), П.И. Селезнев (Северо-Кавказский фронт).
На уровне фронта (флота) взаимоотношения военного руководства с комитетами обороны сводились к изданию обязательных для последних предписаний, которые они затем разверстывали в комплекс мероприятий, и в редких случаях имели место совещания по отдельным вопросам