Мама уже приняла свою норму, она плохо соображала, но из-за стола поднялась и к дому направилась, набирая скорость, как будто просыпалась на ходу. Майя заметила, как Игнат Семенович глянул на нее. Мама-то женщина красивая, стройная, в свои сорок лет молодым фору даст, а у него жена уже выглядит как старуха, и толстая она, расплывшаяся как квашня. Таисии Дмитриевны за столом нет, вроде как заболела, а может, просто не захотела приехать.
Может, испугалась, что муж сравнит ее с будущей свахой и подаст на развод.
Берта рвала цепь, пытаясь дотянуться до человека или животного, нарушившего ее покой. Отец должен был взять ружье, открыть ворота и выйти в ночь, так он, в общем-то, и собирался поступить. Но сначала он открыл калитку в воротах, а вместо того чтобы использовать ружье, с которым супруга запаздывала, спустил Берту с цепи. Она с лаем вылетела со двора, перескочила через дорогу и скрылась в темноте поля. И вскоре стало тихо. Никто не пытался напасть на отца, на Майю, на гостей, и собака не подавала признаков жизни.
— Берта! Берта! — покричал отец, но было по-прежнему тихо. Он еще пару раз позвал собаку и повернул назад, на всякий случай закрыв калитку.
— Может, собачью свадьбу учуяла? — спросил Семен.
— Тебя бы туда! — Майя неприязненно глянула на него.
Вот кого бы следовало назвать Июнем, или просто Нюней. Ни март ни апрель, ни рыба ни мясо.
— Да не слышал я свадьбы, — качнул головой отец.
— Вот я и говорю, — закивала Майя. — Не надо свадьбы!
— Ну почему же не надо? — в раздумье проговорил Гуляев-старший.
— Ты что-то сказал? — не то что бы зло, но резко глянул на него отец.
— Я не сказал, я спросил, — попятится от него Игнат Семенович. — Здесь, спрашиваю, наливают?
— А-а! Наливают!.. Еще как наливают! — подобрел отец и, обняв Гуляева за плечи, потащил к столу.
И Семен побрел за ними.
— Ты куда? — спросила Майя.
— А куда надо? — слегка оживился он.
— За Бертой пойдем.
— Куда?
— К реке. Там она где-то.
— Да кобеля она учуяла, — махнул рукой Семен.
— А если двуногого? С топором… Может, Славка Стенькин там? — Майя смотрела на Семена с непроницаемо спокойным, а оттого, казалось, зловещим выражением лица.
— С топором?
— Боишься?
— Да нет.
— Тогда пошли!
Семен хоть и малахольный, но понял, что его проверяют на вшивость, и, взяв себя в руки, пошел за Майей.
Отец мог бы расчистить поле перед домом, выкорчевать и сжечь кусты, деревья, засеять чем-нибудь или оставить под пар, но делать он этого не хотел. Он сам объявил поле заповедной зоной, для него и для всех оно являлось своего рода парком, очищенным от мусора, от сухостоя. И погулять здесь можно, и на травке под кустом полежать, и даже водички из родника попить. Но гулять можно днем, а ночью здесь неуютно и даже немного страшно. Ветер шевелил кусты, деревья махали ветвями, как будто разбойники руками. Луна в небе полная, но почему-то она освещала только верхушки деревьев и кустарников, а земли под ногами не видно.
— Если страшно, можешь домой, к мамочке! — ехидно сказала Майя.
— Да нет, не страшно… А кто такой Славка?
Семен жил в райцентре, Пшеничная с Верховерской в настоящем не воевала, хлопцы стенка на стенку не сходились — он мог и не знать Стенькина.
— Славка считает, что он мой жених!
— Думает?
— И говорит всем. Любому голову оторвет, кто ко мне прикоснется… Скажи, ты ко мне прикасался?
— Да нет. — Голос у Семена дрогнул.
— И не надо!
— Ну, пока не надо…
— Да ты не переживай, мне Славка не нравится. Мне другой нравится.
— Кто?
— А почему на себя не думаешь? — усмехнулась Майя.
— Я?!
— Коробка!.. Я даже не знаю, как его зовут.
— Кого?
— Мужчина. Молодой. Лет тридцать, может, чуть больше.
Майя и не собиралась влюбляться в незнакомца, которого встретила сегодня днем. Черноволосый, смазливый… Почти как женщина смазливый, правильные черты лица, изящный нос. Но при этом женственным его не назовешь, уровень тестостерона в нем не просто зашкаливал, чернявый излучал мужскую силу, как солнце — радиацию. И сила притяжения в нем, как у крупного небесного тела, Майя даже не помнила, как вышла из машины, как схватилась за столб.
Потом, правда, опомнилась, заговорила с ним, а он даже не захотел знакомиться с ней. Может быть, он проездом в Пшеничной, зачем ему роман заводить? А может, он женщинами не интересуется. Это сейчас она строила версии спокойно, а днем в ней клокотала обида. А сколько нехороших слов на языке вертелось.
— Фильм есть такой, человек-муравей. А он — человек-мурашки… Мурашки у меня по коже… Или просто холодно? — спросила Майя.
— Ну не знаю.
— А если холодно мне?
— Да?
Семен шел впереди, он остановился, повернулся к Майе, снял с себя джинсовую куртку, набросил ей на плечи.
— Ты что, ухаживаешь за мной? — засмеялась девушка.
— Ну-у…
— В женихи набиваешься?… Или ты думаешь, что все уже решено?
— Что решено? — Семен повернулся к девушке спиной и продолжил путь.
— А замуж за тебя! Я ведь и отказаться могу! — засмеялась Майя.
Не хотела она замуж за Семена и отказаться могла запросто. И на отца не посмотрит. А будут настаивать, соберется и рванет в Москву или еще куда-нибудь, пусть отец локти потом кусает.
— Ну, я и не настаиваю, — буркнул Семен.
— Что ты сказал? — весело возмутилась Майя.
— Нет, я, конечно, не против!
— Славка против!.. Будешь с ним драться из-за меня?
— Если надо, — нерешительно пробормотал Семен.
— Ау него шашка есть! Настоящая, казачья!
— Тю-ю, у нас вся стена в таких шашках!..
— Значит, на шашках драться будете!
Похоже, Семен понимал, что Майя шутит. Одно дело, когда пацаны просто дерутся из-за нее, и совсем другое, когда убивают друг друга.
— Ну, на шашках так на шашках! — приободрился он и, не останавливаясь, стал разворачиваться к Майе спиной. И рукой вверх повел, будто шашку выхватывал из ножен. Но вдруг споткнулся и упал, высоко задрав ноги.
А под ногами у него Майя увидела собаку, лежащую поперек тропинки.
— Берта!
Она не ошиблась, на земле действительно лежала Берта. Причем мертвая и без головы. Похоже, голову отрубили. Возможно, шашкой. И сделать это мог Славка.
— Какая сволочь? — простонала Майя, безумными глазами глядя на свою любимую собаку.
— Что это? — дрожащим от страха голосом спросил Семен.
— Славка сделал! — Девушка практически не сомневалась в своих словах.
— Он что, псих?
— Конченый!
Майя не могла поверить, что Славка взял и так просто отрубил Берте голову. Каким же ублюдком нужно быть, чтобы сделать такое? Но если он убил, то его нужно наказать.
— Законченный псих, — кивнул Семен.
— Шашка, говоришь, у тебя есть?
— У отца нужно спросить. — Семен настороженно глянул на девушку.
— Ну, спроси!
— И спрошу.
— И Славке башку… Нет, руку отруби! — потребовала Майя.
Возможно, Славка ни при чем и Берту зарубил кто-то другой. Но Семен хотя бы должен схватиться за топор — ради нее. А если нет, зачем он ей такой рохля нужен?
— И отрублю!
— Тихо!.. — Майе вдруг показалось что за кустами кто-то стоит, прячется от них. — Там кто-то есть!
— Где там? — разволновался Семен.
— За кустами… Может, Славка… Славка, ты? — крикнула Майя.
А в ответ тишина, только ветер листву шевелит.
— Да нет там никого! — Голос у Семен заметно дрожал.
— Страшно? — усмехнулась Майя.
— Шашки нет…
Семен вдруг взял ее за руку и повел к дому. Майя с презрением глянула на парня, но сопротивляться не стала.
А вдруг там не Стенькин, а какой-то псих с шашкой? Что-то не хотелось ей лежать в поле с отрубленной головой.
Глава 3
Ночь южная, жаркая — спать пришлось с открытым окном. Под утро посвежело, но Родион не стал закрывать окно. И зря. В начале седьмого сталью зазвенела тяпка, причем над самым ухом. Чертов Маслюк! Лучше бы опорный пункт привел в порядок, в нем же ничего нет для нормальной работы, даже пальцы нечем откатать: чернила засохли, а в камере для временно задержанных у него ящики пустые под помидоры.
Полночи Родион не спал, все к новому месту привыкал, да еще жара уснуть не давала. Сейчас бы спать и спать, но за окном в огороде возня, да петух где-то неподалеку разорался, как будто режут его. Вскоре от сна осталось одно только приятное воспоминание. Родион поднялся, влез в джинсы, взял полотенце и с голым торсом вышел во двор. Сортир в конце огорода, умывальник чуть ближе, у летнего душа. Вода там есть — и умыться можно, и даже облиться остывшей за ночь водой. А потом и помидорчиком неплохо бы закусить.
Но в огороде хозяйничала женщина — крупная, дородная, не такая старая, как Маслюк, но все равно немолодая. Соломенная шляпа с розочками, балахон с оборками и воланами, леггинсы на широкоформатную задницу, калоши не абы какие, а с рисунком. Женщина уже отложила тяпку и сейчас укрепляла колышки, к которым крепились для устойчивости кусты.
Увидев Родиона, она разогнулась, улыбнулась, взглядом оценила его подкачанный торс. И улыбнулась еще шире.
— Здравствуйте, Родион Олегович! А я Тамара Ильинична. Можно просто Тамара.
Родион поздоровался, но спрашивать, кто такая она, эта просто Тамара, не стал: ясно же, что Маслюка жена. Не дочка же.
— А вам, я смотрю, не спится!
— Заметили? — усмехнулся Родион.
— У нас тут днем хорошо спать. Когда жара. А утром жары нет, утром работать нужно.
— Хорошая идея.
— Вы давайте, умывайтесь, Туманов может подъехать!
— Кто такой Туманов?
— Ау него сегодня собаку зарубили. Шашкой! Голову как бритвой снесли!
— И вы уже в курсе?
— Не переживайте, скоро мы и вас к нашему бабскому радио подключим, — засмеялась Тамара Ильинична.
— И кто у вас тут шашка как бритва?