Черная щетина была ему совсем не к лицу, а над растрепанной шевелюрой явно следовало потрудиться расческой и ножницами.
На нем не было рубашки, так как из-за боли в руке он просто не мог ее надеть. Он заметил, что ее взгляд задержался на его груди на долю секунды дольше, чем позволяли приличия.
Гибсон оглядел себя.
Он по-прежнему в хорошей форме, вот только забыл застегнуть пуговицу на джинсах. Вид у него совсем не геройский. Скорее, он напоминает бродягу.
Но хуже всего то, что ему на это наплевать.
Осторожно перешагнув через ворох газет, Мими подошла к окну.
— Начнем с уборки, — сказала она, делая вид, что не замечает явного отсутствия воодушевления с его стороны. — С генеральной уборки.
Жалюзи поднялись, и комнату внезапно залил ослепительный свет. Гибсон заслонил лицо ладонями.
— Немедленно опустите штору!
Он был настолько заворожен ею, так очарован ее женственной красотой, что чуть не забыл: ему не нужен свет, не нужны никакие удобства, и совершенно не хочется радоваться жизни. Он решительно никого не хочет видеть.
Никаких друзей, сослуживцев, репортеров, подчиненных губернатора и разных посланцев своего шефа.
В особенности жизнерадостных блондинок.
— Сию минуту опустите штору и убирайтесь отсюда, — скомандовал он, зажмурившись от яркого света.
Если бы только встать! Тогда он взял бы ее в охапку и вышвырнул за дверь. И, пожалуй, даже удовлетворенно потер бы руки. Но сил у него не было, прежней привлекательности тоже, оставалось использовать командный голос.
— Валите отсюда!
К этому он прибавил еще пару слов, которые не принято употреблять при дамах, но девушка пожала плечами с таким безразличием, словно перед ней был капризный четырехлетний ребенок.
— Почему вам так нравится сидеть в темноте? — поинтересовалась она, складывая накопившуюся за неделю гору почты в аккуратную стопку.
— Нравится, потому что… Да какое вам дело, почему?
— Солнце пойдет вам на пользу.
— Мне плевать, пойдет оно на пользу или окажется хуже яда. И положите газеты на место.
Не обращая на него внимания, она повернулась спиной и, усевшись на корточки, принялась сортировать бумаги. Журналы, каталоги, счета, письма, рекламные листовки, которым давно пора в мусорное ведро. Словом, все то, что почтальон каждый вечер кидает в ящик.
Он решил ругаться, поносить и оскорблять ее до тех пор, пока она не поймет, что с нее довольно, не обидится и не оставит его в покое. Это должно подействовать. Судя по всему, брань ей не часто приходится слышать.
Но когда, отвернувшись, она склонилась над горой неубранной почты, страшное проклятие словно застыло, так и не вырвавшись из его уст. Он лишь открыл рот в беспомощной попытке чертыхнуться.
У нее была такая круглая, симпатичная…
Ты проигрываешь, Гибсон, мрачно подумал он.
— Зачем, вы сказали, вы пришли?
— Я не журналистка, если вас это беспокоит, — бросила она через плечо. — И ничего не собираюсь вам продавать.
— Вы не из страховой компании?
— Нет.
— И не собираетесь просить меня выступать в поддержку чего-либо, вроде страхования жизни?
— Нет.
Его глаза сузились.
— Вы работаете у губернатора штата?
— С чего бы губернатору вас беспокоить?
— Они хотели наградить меня медалью.
— Это же здорово! — ее лицо озарила улыбка, затем она вновь принялась за дело.
Любой мужчина умер бы счастливым, если бы увидел перед смертью эту улыбку. Гибсон резко отвел глаза.
— Мне она не нужна, — проворчал он.
— Какой же вы обидчивый!
Девушка подняла пачку журналов и каталогов. Гибсон почувствовал, что от нее пахнет ванилью и тальком. Чистый аромат. Но возбуждает намного сильнее, чем духи девиц из придорожных баров. Тем более, что ему никогда и не нравились тяжелые, приторные запахи.
— Решайте, что из этого оставить, а что выбросить, — энергично предложила она.
Оглядев стопку, он помотал головой.
— Вам лучше уйти.
— Отлично. — (На мгновение ему показалось, что она и вправду собралась уходить.) — Если не хотите сами, рассортируем вместе. Нужен или нет?
Она подняла старый номер «Эсквайра».
— Нужен или нет? — повторила она.
— Нет, — устало вздохнул он. — Так зачем вы пришли?
Она бросила «Эсквайр» на пол и подняла каталог.
— Я хочу стать пожарным, — ответила она. — Выбросить это?
— Да. Так зачем шеф вас прислал? Если с кем и говорить о пожарных, то не со мной.
Каталог отправился вслед за журналом.
— Я завалила практический экзамен, — объяснила она. — Ну вот шеф и предложил мне сделку: я вытаскиваю вас обратно на работу, а он дает мне еще одну попытку.
— Я уволился.
— Его это, похоже, не волнует. Нужен или нет?
Это был каталог садового инвентаря. Вряд ли ему доведется повозиться осенью в саду, ведь он не может даже подняться с кресла. Гибсону вдруг стало не по себе.
— Не нужен. Мне кажется, вы не очень-то похожи на пожарного.
— А как, по-вашему, должна выглядеть женщина-пожарный?
Он внимательно оглядел ее с ног до головы, непроизвольно задерживая взгляд на всех округлостях, и на его лице появилась лукавая улыбка.
— Погодите, погодите. Так вы говорите, вас прислал шеф?
— Да. Нужен спортивный журнал?
— Не нужен. И как, вы сказали, вас зовут?
— Мими. Мими Пикфорд.
— Красивое имя. Ладно, Мими. Можете отложить всю эту макулатуру.
— Но почему? Мы ведь только начали.
— Я тоже так думаю. Я наконец-то понял, зачем вас прислал шеф. До меня не сразу дошло.
— Очень хорошо, потому что я пытаюсь втолковать вам это с тех пор, как пришла.
— Что ж, я понял, и передайте шефу мою признательность.
— Вы мне поможете? — вопрос прозвучал так невинно, что Гибсон невольно усомнился в правильности своего вывода.
Однако все сомнения разом отпали, стоило ему снова взглянуть на ее фигуру.
Она была создана для мужчины.
Возможно, это как раз то, что нужно. Именно то, что нужно.
И с видом человека, уже поставившего на своей жизни крест, но внезапно вновь обретшего надежду, он улыбнулся.
— Конечно, помогу.
Лениво потягиваясь в кресле, Гибсон заключил, что, хотя раньше ему и не приходилось пользоваться услугами девушек по вызову, с Мими Пикфорд будет весьма приятно скоротать вечерок.
— Вам нужна музыка? — осведомился он. — Я хочу сказать, для начала.
— Нет, а вам хочется послушать музыку?
— Но обычно вы работаете под музыку?
Она подняла голову.
— Ну, Борис иногда ставит народные песни. Он из Македонии.
— Это где-то недалеко?
— На границе с Грецией.
— И вы работаете под македонскую музыку?
Гибсон задумался, недоумевая, кто такой Борис.
— А что это за музыка?
— Ну, там поют под барабаны и много хлопают в ладоши. Очень незатейливая и веселая, но в ней есть своя прелесть.
— Гм. Надеюсь, это подойдет. Хотя лично мне больше по душе рок-н-ролл. Почему бы вам не попробовать без аккомпанемента?
— Хорошо.
— Можете начинать.
— Я уже начала. Нужен старый «Ньюсуик»?
— Нет, Мими, это все очень мило — затея с уборкой, — усмехнулся он. — Но отложите журналы и раздевайтесь.
Глава вторая
— Как вы сказали?
Билет почтовой лотереи (Гибсон Сент-Джеймс, вы можете стать обладателем выигрыша в миллион долларов) выскользнул у нее из рук.
— Можете раздеваться, — повторил он вполне серьезно.
Гибсон откинулся на подушки и, поморщившись от боли, принял более-менее удобное положение.
— Р-раздеваться?
— Ну да. Давайте же, не стесняйтесь.
— Но… но… но… — запинаясь, бормотала она.
— Мне и самому непривычно, — он решил немного подбодрить ее на случай, если она окажется новичком. — Конечно, мне приходилось бывать на холостяцких вечеринках, но я не верю в удовольствие за деньги. Никогда не пользовался такого рода услугами, а после того, как попал в переделку во время этого пожара, даже и думать о женщинах перестал. Но, может, шеф прав: я уже давно нигде не бываю, а вы как раз моего типа — стройная, длинноногая, светловолосая, и у вас красивая фигура. Так что можете начинать. Не торопитесь, конечно, если вам не по себе. Но давайте все же попробуем.
Мими беспомощно открыла рот, от изумления потеряв дар речи. Должно быть, со стороны она была похожа на золотую рыбку, ловившую ртом воздух. Но меньше всего ее сейчас заботило то, как она выглядит. Она напряженно размышляла о намеках Гибсона Сент-Джеймса.
Предположений было несколько, и ни одно не сулило ничего хорошего. Мими была вне себя от возмущения, а он смотрел на девушку так, словно одежда уже лежала у ее ног.
— Вы, э-э-э, вы думаете, я танцую стриптиз, да? — осторожно спросила она, решив начать с самого безобидного из вариантов.
— Да, только, по-моему, вам недостает профессионализма. Вот уже десять минут, как вы здесь, а еще ни одной пуговицы не расстегнули. Конечно, эта идея с уборкой была весьма оригинальной, но, должен заметить, не каждый мужчина оценит ее по достоинству.
— Я не стриптизерка!
— О да, я знаю. Это следует называть экзотическим танцем. Ладно, прошу прощения за то, что не проявил должного уважения к вашей профессии.
— Я не танцовщица!
— Не станете же вы убеждать меня, что это сценическое искусство?
— Я здесь не для того, чтобы раздеваться, — прошипела она сквозь зубы.
— Правда? А для чего же в таком случае?
Она возвела глаза к небу. Сосчитала до десяти. Потом до двадцати, потому что десяти было явно недостаточно, чтобы вернуть самообладание.
— Я уже говорила и повторяю: меня прислал ваш шеф. Я хочу работать пожарным, но не прошла практическое испытание. Он поставил мне условие, что, если с моей помощью вы вернетесь в часть, он даст мне еще одну попытку. Теперь вам наконец ясно?
Мими ждала извинений, но их не последовало.
Реакция Гибсона была мгновенной и безжалостной: он расхохотался. Мими чуть не провалилась сквозь землю.