Где это Дымково? Вроде, под Вяткой? Ну да, там еще сражение было — войско устюжан пошло на помощь вятичам против татар, но ночью приняли своих за врага, произошел бой.
У нас, в Череповецком уезде делают либо красно-коричневые (правильно, если скажу — терракотовые?) игрушки, а в Ёрге — чернолощеные. В основном, свистульки, изображающие либо коней, либо птиц. Видел вообще интересную штуку — утку с головой лошади. Говорят — символ Солнца, которое днем скачет по небу в виде коня, а ночью превращается в утку и куда-то плывет до утра. Еще есть каргопольская игрушка —раскрашенная, но там краски не такие яркие, и цветов поменьше. Наверняка еще в каких-нибудь регионах имеются собственные виды глиняных игрушек, но у меня отчего-то ассоциации именно с Дымковской.
Но из-за такой ерунды, как игрушка, не стоит заморачиваться. Где уж тут хозяина отыскивать? И в полицейский участок нести смешно.
Да, новая идея для батюшки. Почему бы не создать специальные комнаты для забытых вещей? Этакие бюро находок. Или их уже создали? Не помню. Глядишь, Чернавский-старший получит тайного советника, а там и я в коллежские асессоры прорвусь! Нет, не дадут батюшке тайного. Товарищ министра — действительный статский советник, а тайный — уже ранг министра.
— Нюша, а где ты ее нашла? — поинтересовался я для очистки совести. Если где-то рядом с базаром, так и шут с ней, с игрушкой. Обронил какой-нибудь приезжий торговец, не разорится. А если не рядом, так тоже ладно. Пусть Петьке несет.
— Около Тюремного замка, — сообщила девчонка. — У меня же дорога через Ягорбу, а потом закоулками, и до вашего дома. Но вчера снега много выпало, закоулками не пошла, а пошла через Замок, там снег чистят. Ну, понятно, что не через сам Замок, а вдоль забора, за которым дом, где арестанты живут. Иду, а у задней калитки сани стоят, а в них арестанты какие-то корзины грузят. Что в них рассмотреть не смогла, прикрыты были.
— Арестанты грузят? — удивился я. Чего это, с утра пораньше, арестанты корзины грузят?
— Арестанты, а кто еще? На них и бушлаты арестантские, а рядом надзиратель стоит. Без ружья, правда, но в шинели. Я идти забоялась, подождала, пока сани отъедут, да надзиратель арестантов уведет. Дождалась, а потом пошла, а на дороге игрушку и увидела. Думаю — дай-ка возьму, чего красивой барыне в сугробе валяться?
— Как считаешь, сколько такая барыня стоит? — поинтересовался я.
Нюшка взяла игрушку, поставила ее на ладонь, подняла к свету, прищурилась, осмотрела, словно заправский торговец антиквариатом или консультант аукционного дома, хмыкнула:
— Точную цену трудно назвать, с другими сравнивать нужно. Опять-таки — много их, или мало? Наши, ерговские, десять-пятнадцать копеек стоят. Но если в базарный день — так и по пять можно взять. А эта, красивая, да и редкая. Думаю, где-то они и дешево стоят — там, где их много. У нас не всякий хозяин такую купит, а кто купит, так чтобы похвастаться — вот, мол, какой я хваткий! Сама бы я за нее больше тридцати копеек не дала, да мне она и не нужна, но кое-кто и пятьдесят даст.
Пятьдесят копеек? На эти деньги у нас можно в ресторане неплохо перекусить, если без выпивки. А если скромно, без мяса и пирогов, да на постных щах и на каше — два дня прожить. Если уж совсем скромно — на хлебе с квасом, то неделю. Вон, та же Нюшка получает у меня пять рублей в месяц. Правда, харч мой.
— Аня, давай я тебе за эту игрушку пятьдесят копеек дам, — предложил я.
— А вы ее невесте собираетесь подарить? — улыбнулась Нюшка, а потом, посмотрев на меня, стала серьезной. — Нет, у вас что-то другое на уме. У вас сейчас такое лицо, как в прошлый раз, когда вы меня допрашивали. С этой игрушкой что-то не так?
— Врать не стану — пока и сам не знаю, — покачал я головой. — Может пустышка, а может что-то серьезное. Ну, если не серьезное, то неприятное.
Я полез в карман, зазвенел серебром и медью, но Нюшка воспротивилась.
— Не, не надо. Игрушка не моя, я ее только нашла.
— Ты мне сказала, что Петьке собиралась отдать. Получится, что я у мальчишки игрушку забрал.
— Можно подумать, что Петька у нас без игрушек сидит! — фыркнула Нюшка. — Я ему недавно свистульку купила, а батька лошадку на колесиках притащил. Так Петька, паршивец, сразу же колесико поломал! Ревел потом, едва починила.
Сошлись на гривеннике. Пусть Петьке леденцов купит, да и себе заодно.
Посетители в мой кабинет приходят чрезвычайно редко. Тех, с кого следует снять показания, я обычно допрашиваю либо в участке, либо прямо на дому. Разве что, свидетелей приходится приглашать. Но вот, чтобы кто-то явился по доброй воле, не упомню.
— Господин Чернавский, но вы же следователь, да не простой, а по особо важным делам. В уезде за вами укрепилась весьма положительная репутация. Говорят, что если вы чего-то захотите, то все отыщите.
Вот она, оборотная сторона славы в провинциальном городе. Ладно, что каждой собаке знаком, так еще и люди отчего-то начинают преувеличивать могущество.
Вараксин Сидор Пантелеймонович, житель Череповца, дворянин, губернский секретарь в отставке, отчего-то решил, что Окружной суд должен отыскать злодея, который похищает кур из его курятника. Кур не так и много, но и немало — двадцать штук, один петух. Правда, месяц назад птиц было двадцать пять.
Курятник, а это еженедельно сотня, а то и полторы сотни яиц, которые у него охотно брали лавочники, у старика был главным источником существования, потому что пенсию он получает маленькую. На его самого и на супругу, пенсии хватает, но Вараксин ежемесячно отправляет десять рублей сыну, живущему в Тихвине и столько же дочери, проживающей в Вологде. Сын, как я понял, служит чиновником, не бедствует, но деньги от старого отца принимать не стесняется. И дочка — давным-давно замужем, и муж у нее офицер.Впрочем, не мое это собачье дело вникать, кто кому помогает.
Сидор Пантелеймонович был благообразным старичком, лет под семьдесят. Я поначалу подумал, что у дедушки, в связи с его возрастом, старческое слабоумие. Но маразматиком Вараксин не выглядел. Одет бедно, штаны с заплатами, сапоги не раз отдавались в ремонт, но все чистенькое. И речь отличалась здравым смыслом. Полагаю, если бы он вел себя по- иному, наш служитель его бы попросту не впустил.
Ух, как же я поначалу обрадовался. Ну, наконец-то появилось дело, о котором мечтал — кража курей! Когда ехал в Череповец, надеялся, что кроме похищения домашней птицы, вроде курей да уток, ничего и не будет. В крайнем случае — прихватизируют индюка или гуся, если в Череповце их разводят. Уже прикидывал, как составлю отчет по краже уток: личным наблюдением установлено, что с места преступления следы птиц ведут по направлению реки, из чего можно сделать вывод, что утки покончили жизнь самоубийством. Слышал некогда этот полицейский анекдот.
Но в реальности дела навалились совсем другие. Грабежи, убийства. Такое впечатление, что живу в период девяностых годов двадцатого века в каком-то промышленном городе, где бандиты активно делят собственность, а не в эпоху царизма.
А с курами… Бывало, что куренка утаскивала ворона или соседская собака, но в полицию никто не обращался. Верно, разбирались сами. И с воронами, и с собаками.
Услышав жалобу о пропажах, я поначалу решил, что это соседи крадут у старика его птицу (соседи, эти могут!), хотел послать губернского секретаря… Нет, не подальше, всего-то в полицейский участок, осчастливить, так сказать, городовых поиском домашней птицы. Может, для кого-то кража курицы и звучит забавно, но розыск украденного никто не отменял. Но дальше, со слов господина Вараксина, кто-то из соседей отправляет хорька в его курятник, чтобы причинить ущерб пернатой живности.
Глупо, разумеется, тратить свое драгоценное время на ерунду, но Книсниц пока занят, а мне одному изучать прецедентное право Британии влом. Да и выставлять за дверь пожилого человека казалось неприличным. Авось, уболтаю и отправлю восвояси.
Для начала попытался воззвать к его голосу рассудка.
— Сидор Пантелеймонович, хорек, как известно, зверь дикий и лесной. Допускаю, что он приходит из леса и, несмотря на то, что в городе полно собак, пробирается в ваш курятник, утаскивает кур, но, чтобы его могли использовать люди? Никогда не слышал, чтобы хорька можно было приручить.
Варакин посмотрел на меня слегка снисходительно, потом сказал:
— В Индии, как вы должны знать, даже слонов приручают. Слон — он покрупнее хорька будет.
— Согласен, — не стал я спорить. — Но слона, по крайней мере, есть смысл приручать. А какой смысл приручать хорька?
— Э, не скажите, — хмыкнул Сидор Пантелеймонович. — Если приручить хорька, он прекрасно сможет заменить кошку. Станет ловить крыс, мышей. Но в отличие от кошки, его шкурку можно использовать для изготовления шуб. Если в доме вы станете держать с десяток хорьков, то никакие мыши вам не страшны. А еще у вас будет отличная шуба! Кошка, если из нее сделать шубу, быстро линяет.
Когда старик говорил, что кто-то из соседей держит ручного хорька и запускает его в курятник, едва не поверил в такое чудо. Чего только в жизни не бывает. Кто знает, может, кому-то и хорька удалось приручить? Но когда отставной губернский секретарь заговорил о массовом приручении хорьков, я понял, что все-таки, возраст дает о себе знать. А уж поменять красавцев котиков на вонючих хорьков? Это святотатство! А уж про шубу из кошки старый хрыч лучше бы ничего не говорил.
Но оставлю свои мысли при себе, спорить не стану. Есть, знаете ли, определенная категория людей, с которыми лучше не спорить.
— У вас есть подозреваемые? — поинтересовался я, положив рядом с собой лист бумаги. Но вести записи пока не спешил. — У кого из ваших соседей имеется ручной хорек, что забирается в ваш курятник?
Нерешительный стук в кабинет прервал мой вопрос, дверь открылась и в дверной проем сунул голову наш служитель Петр Прокофьевич. Оглядев меня, узрев сипну посетителя, вошел целиком.
— Иван Александрович, прощения просим, не доглядел, — повинился служитель. Бережно ухватив под руку Вараксина, сказал: — Сидор Пантелеймонович, вам пора, внизу ваша супруга переживает. Говорит — третий час вас ищет. Уже и к господину исправнику сбегала, и к приставу, и в Городскую управу и даже в больницу. Все обыскала.