— Именно так. Вы не понимаете. Разумеется, я не считаю, что моя любимая супруга — это моя собственность. Думаете, мне было легко, когда я знал, что моя жена уходит на свидание? Вам-то хорошо рассуждать. Вон, без году неделя на службе, а уже титулярный, да еще и с крестом.
— Намекаете, что папенька расстарался? — ледяным тоном поинтересовался я.
— Нет, мне известно, что свой чин, и свой крест вы сами заработали. Я хотел сказать — не всем так везет, как вам. Подфартило вам, тут и папенька вице-губернатор бы не помог. Но вам повезло, а мне-то как быть? Я тоже хочу наверх, а у меня, кроме красивой жены, ничего нет. Думаете, мне легко, когда я представляю себе, как моя Оленька предается плотским утехам с любовником? Нет, даже не с любовником, а с человеком, который может помочь карьере ее мужа?
М-да… Пожалеть его, что ли? Нет, не стану. И супругу его тоже не стану жалеть. Если есть любовь, есть дом, есть служба, за которую платят деньги, так какого… рожна еще нужно? Карьера? Неужели карьера стоит того, чтобы «делиться» любимой женщиной с другими? Нет, я точно чего-то не понимаю.
Ежели, мадам Карандышева так легко согласилась лечь в постель постороннего человека, значит, что-то не так в их семейной жизни. Про любовь и вспоминать не стану, любовь — штука непонятная. Интересно, а у титулярного советника все в порядке с потенцией? С головой не в порядке, вот это точно.
— Скажите, Роман Викторович, а Книсниц вам прямо обещал, что он сможет посодействовать вашему повышению? Так и сказал — мол, господин Карандышев, если вы (чуть было не сказал — станете сдавать в аренду!) позволите пользоваться прелестями вашей супруги, то он похлопочет о новой должности для вас? И мне интересно — как он бы этого добился? Окружной прокурор — начальник немаленький, но не настолько он большой, чтобы заниматься кадровыми перемещениями на губернском уровне.
— Какими перемещениями? — не понял Карандышев.
— Я хотел сказать — не прокурор из уездного города решает, кого назначать в помощники начальников губернских отделов.
— Эмиль Эмильевич в приятельских отношениях с вашим папенькой — вице-губернатором, — пояснил Карандышев. — Что ему стоит написать Александру Ивановичу? Для вице-губернатора назначить меня на должность — плевое дело.
— Почему вы так думаете? — удивился я. — В губернском городе могут быть свои расклады. А над вице-губернатором имеется еще и сам губернатор. Почему бы Его Высокопревосходительству господину Мосолову не иметь собственных фаворитов?
— Как говорят — утопающий хватается за соломинку, — с грустью произнес Карандышев. — Я-то думал, что мне удастся заступить на должность с вашей помощью. И Оленька вас видела, сказала, что вы очень приятный молодой человек. Но вы мне ясно дали понять, что вы противник фаворитизма.
Я невольно развеселился. Хорошо он сказал — ясно дал понять! Куда уж яснее — ударом в челюсть.
А ведь елки-палки, если бы Карандышев не действовал настолько прямолинейно, у него все бы могло получится. Предположим, он устраивает мне встречу с женой, а я, скажем так, увлекаюсь. Женщина молодая, возможно, что и на самом деле красивая. Да на момент приезда и не очень красивая бы зашла. Романа с Натальей у меня еще не было, и с Леночкой еще не успел познакомится. Тем более, что по приезду в Череповец гормоны играли, все такое прочее. Я ведь живой человек, мне двадцать один год. А потом, испытывая муки совести перед мужем, которого наградил рогами, я бы точно написал батюшке и попросил пристроить на теплое место титулярного советника. И пусть бы он становился коллежским асессором. Вон, десять лет в чине ходит, устал, бедняга.
— Роман Викторович, а теперь давайте-ка поговорим всерьез, — попросил я Карандышева. — Вы же неглупый человек, коли и институт такой серьезный закончили, и красивая женщина за вас замуж вышла.
Тут я, возможно, погорячился. Вернее, покривил душой. Ольгу Павловну я в глаза не видел. Но если она и на самом деле красавица, откуда мне знать — кого предпочитают красивые женщины? В моем времени сколько угодно примеров, когда писаная красавица вышла замуж за глупого человека. Все, скажем так, относительно. Для кого-то и я покажусь умным, а кто-то меня считает глупцом.
— Господин Карандышев, — продолжил я. — Вы же прекрасно понимаете, что с точки зрения уголовного права никакого мошенничества нет. В лучшем случае нарушение нравственности со стороны Книсница и вашей жены. Про вас я вообще ничего говорить не стану, вы все сами осознаете, а я не священник, чтобы читать вам наставления, да еще и вас. Повторюсь — дело чисто в нравственной плоскости. Вот и все. Так на что вы рассчитываете?
— Разумеется, я все понимаю, — усмехнулся Карандышев. — Понимаю и осознаю, что с точки зрения нравственных законов и церковных правил, мое поведение выглядит мерзко и недостойно. Но я рассчитываю, что ни вы, ни господин Книсниц, вкупе с действительным статским советником Лентовским не захотите скандала. У Эмиля Эмильевича есть жена. Его сын учится в училище правоведения. Если вы не примете никаких мер, я отправлю свою жалобу прямо в Сенат. Укажу, что прокурор окружного суда пользовался услугами замужней женщины под предлогом того, что может оказать протекцию ее мужу.
Ого, какой тут шантажист выискался! Смешно.
— А что Сенат? — усмехнулся я. — Сенат не рассматривает подобные дела. Он занимается кассационными жалобами, общим надзором. Ваша жалоба относится к категориям морали, а не права. Из Сената вашу жалобу перешлют либо в Святейший Синод, либо Новгородскому губернатору. Могу даже предположить, что назначат расследование, пришлют чиновника для особых поручений. Приедет, поговорит с вами, со всеми нами. А что дальше? В самом худшем случае Книсница снимут с должности окружного прокурора, но и это не факт. Со своей женой и изменой он как-нибудь разберется. Да и вообще заявит, что вы солгали. Кто докажет, что все изложенное в жалобе правда? Ваша супруга?
— У меня имеются квитанции об оплате гостиничных нумеров, — полез Карандышев в карман. Выложив на стол несколько мятых бумажек, гордо сказал: — вот.
Я лениво посмотрел на бумажки. Ишь, в «Англетере», для встреч «влюбленных» муж комнату снимал, а не Книсниц. А я ведь знал, что там у них «свито гнездыщко». Когда проводили следствие по делу убитого Борноволкова мальчишка на побегушках рассказывал. Или канцелярист-оборотень? Уже и не помню, кто именно.
Сдвинул квитанции в сторону Карандышева.
— Здесь указано ваше имя. Это не доказательство. И гостиница эта закрыта, так что… Но все равно, пусть даже это примут за доказательство, то что вы станете доказывать? То, что хотели получить чин и должность, продавая честь собственной супруги? Боюсь даже предположить, какое решение примет Синод или губернатор. И вы не то, что ничего не получите, а рискуете отправиться в отставку. А ваша репутация?
— А что мне терять? Я устал быть титулярным Карандышевым… Но не проще ли вам все-таки похлопотать перед вице-губернатором, нежели раздувать скандал?
— Так мой папенька уже не вице-губернатор, — пожал я плечами.
— Как⁈ — воскликнул Карандышев.
— А так, — хмыкнул я. — Мой батюшка уже не вице-губернатор, так что, вам лучше поискать для вашей супруги нового любовника.
Карандышев сидел и хмурился. Я, слегка позлорадствовал, а потом в голову пришла одна интересная мысль.
— Роман Викторович, напомните, кому подчиняется губернский отдел чертежника, кроме губернатора?
— Как кому? — удивился Карандышев. — Техническо-строительному комитету МВД.
Не знаю, чем конкретно занимается этот комитет, но судя по названию — строительство, планы городов и прочее.
— А для вас принципиально отправиться именно в Новгород?
— Да я куда угодно готов отправиться.
— Куда угодно? — переспросил я.
— Именно так. Хоть в Тобольск, да хоть в Екатеринбург.
— Тогда, давайте мы так поступим. Вашу жалобу я оставлю у себя, проконсультируюсь у сведущих людей — в каком из губернских городов есть подходящая вакансия.
Обещать ничего не стану, но отпишу батюшке — имеются ли вакансии какого-нибудь начальника, с прицелом на чин не ниже коллежского советника. А то и статского. Карандышев — он, конечно, сволочь. Из-за карьеры готов на все. Но вроде, работник он неплохой. И образование подходящее. Так может, пусть делает себе карьеру? Мне ведь не жалко. Карьеру где угодно можно сделать. Допустим, где-нибудь в Комсомольске-на-Амуре. Ну да, ну да… Не построили еще. А Магадан уже есть? Нет, его еще тоже нет. Стоп. Имеется у нас Якутская губерния. Чем плох Верхоянск? Или сам Якутск? А в экстремальных условиях люди по разному себя ведут. кто его знает, может, из Карандышева что-то и выйдет?
[1]Песня из фильма «Трест, который лопнул». Слова Наума Олева
Глава четвертаяИмя для кота
Я перебирал старые ориентировки с информацией о кражах из церквей Новгородской губернии и искоса посматривал на Абрютина, а тот курил, старательно делая вид, что ему это не интересно. Ишь, уездный начальник актерствует. Я что, зря копался в архиве и дышал пылью? Про пыль, разумеется, преувеличиваю, но так весомей.
— И чего молчим? — хмыкнул я.
— Иван, у тебя шило в заднице взыграло? — грустно поинтересовался исправник, затушив вонючую папиросу. — Тебе что, больше заняться нечем? Другой, на твоем месте, сидел бы и радовался, к экзаменам готовился.
— А сам-то ты тоже хорош, — хмыкнул я. — Кого понесло в Пачу смерть раскольника проверять? Не тебя? Другой бы исправник, на твоем месте, сидел бы на попе ровно и радовался, что убийство можно списать на несчастный случай.
Это я не просто напомнил Абрютину о его поведении, но и похвалил. Сейчас он расчувствуется, и даст «добро». Но мой друг пока не сдается, не отступает со своих позиций. Но хотя бы не говорит, что я спятил.
— Так мне по должности положено, — пожал плечами исправник. — А тебе-то на кой-черт вся тягомотина? Ты судебный следователь, тебе от факта совершенного преступления нужно плясать, а не провоцировать новые. Говорю — сиди, латынь с уголовным правом зубри. Экзамены у тебя скоро. Станешь следователем с дипломом, тебя в окружные прокуроры поставят, а потом, даст бог, повыше переведут.