л. Я даже по тормозам не того. Как на самолете — поднимает, бля, пыль, темно, хлобысь, хлобысь, я-то понять ничего не могу, все, пиздец, но знаешь так, по автомату, заносит — значит, рули в сторону заноса, а сам помню о том жопике, что впереди, меня же в его сторону крутит-то. Потом чмок — еду. Бля, не поверишь — по противоположной полосе. — Водитель сделал паузу. — А с лейтенантом, он еще с сыном был — обосрешься. Я в зеркало смотрю. На дереве. Дерево-то одно на сто километров было. Ну вот его как раз промеж веток и всобачило. Ну я задним ходом. Живые. Оба. Тоже ни хуя не поняли. Так быстро все было. Но лейтенант говорит, видел краем глаза. Он давно в этих местах. Смерч говорит. Черный столб. А если бы не дерево — они в лепешку. Судьба, бля… А ты, значит, сам из Алма-Аты…
— Нее, я из Питера.
— Ого… А здесь отдыхаешь, значит… — Разговор принимал стандартное течение.
— Вроде того. В гости еду. А ты здесь живешь?
— В Аягузе. Уж двадцать лет как. В Питере у меня тетка. На Кирпичном, значит. Знаешь такой?
— В центре? Около Садовой?
— Где-то там… И ты так, значит, всю дорогу… Пешком?
— Автостопом, — поправил Кристофер, — а где на электричках.
— Не, бля… В гробу я видел такой отдых. Грязь, пыль… Я вот сейчас в Хоргосе возьму товар, у себя сдам. Тысяча баксов навару… Тут тебе и телки, и кабак…
— Каждый оттягивается по своему, — сказал Кристофер. — С китайцами торгуешь?
— Больше не с кем… На этом, значит, и живем. Если бы еще бандитов поменьше.
— Много бандитов? — Кристофер знал, что много, предыдущий водитель уже сетовал на них, но этот вопрос возник спонтанно, так требовала сама беседа.
— До хуя… На этой трассе…
— То-то меня не сажали.
— Я бы тоже тебя не посадил. Любопытство разобрало. Что за человек такой — волосатый, бля, бородатый. Ни турист, ни геолог. С гитарой. Музыкант, что ли.
— Вроде как.
— Тут на повороте ГАИ будет. Я тебя, значит, высажу, они дальше посадят.
Кристофер улыбнулся: дальше посадят… Весьма двусмысленно. Гаишники, как и всякие менты начинают с расспросов — кто, откуда, зачем. И Кристофер старался обходить ментовские будки стороной. Можно конечно, подойти и прогнать какую-нибудь телегу типа Умкиной — я, дескать, пишу книгу об автостопе. Но это в крайнем случае. Когда трасса вконец обламывает. А обломать Кристофера было почти невозможно. Правда ему иногда добровольно помогали гаишники:
«Эй, парень, куда идешь?»
«Туда-то туда-то».
«А чего по трассе?»
«Денег нет».
И так далее, до:
«Сейчас я тебе быстро до „Туда-то туда-то“ машину остановлю».
Но часто такая помощь оборачивалась подставой — водитель, посадивший пассажира по просьбе ментов (а попробуй откажи), но помимо своей воли, не испытывал к стопщику никаких симпатий. Это было насилием над драйвером, а Кристофер не любил насилия.
Поэтому он пешком миновал пункт ГАИ, затем прошел еще вперед. Ни одной машины. Нависающая над трассой будка вскоре превратилась в маленький белый прямоугольник — кусок сахара, возле которого копошился муравей-мент. Дорога хорошо просматривалась в обе стороны, сопки остались где-то сбоку, за пыльным маревом. Впереди трасса была пустынной — только несколько вертикальных треугольно-, прямоугольно-, и круглоголовых штрихов на обочине — дорожные знаки.
И среди них — едва различимая человеческая фигура.
«Стопит или торгует. Кому здесь торговать? — трасса почти пустая. Все торговцы дынями остались позади, на развилке».
Попутчики Кристоферу были не нужны. Разве что попутчицы — с герлой легче берут. Правда с ней и мороки больше. Вероятность встретить на восточных трассах попутчицу почти нулевая. Любая девушка, даже самая дурная дурнушка, путешествуя в одиночку, могла поплатиться не только честью-невинностью но и свободой-жизнью. Изнасилуют и пристукнут как нефиг де…
Кристофер замедлил шаг. Лучше быть первым. Да и вообще следует держать дистанцию между стопящими.
Он вспомнил Крым, лагерь в кипарисовом лесу, куда все добирались по трассе, и трасса просто была усеяна ярким волосатым и не очень волосатым народом, идущим по двое, поодиночке. «Надо держать дистанцию, чтобы не заморачивать водителя, — говорил тогда Доктор Хвост, — якобы мы едем не вместе, а каждый сам по себе, но на самом деле мы все едем… Едем…»
Воспоминания прервало появление колонны камазов. Кристофер развернулся лицом к машинам и поднял руку на западный манер — оттопырив большой палец. Это были так называемые поливальщики — торговцы дынями и арбузами, курсирующие с юга на север и обратно. Как правило, в них сесть было невозможно — в каждой кабине по три, а иногда и по четыре человека — водитель плюс хозяин плюс грузчики-охранники. Колонна промчалась, обдав Кристофера дополнительной порцией песка и пыли.
«А что поделывает тот, что впереди меня? Может, его таки взяли?» Любопытство заставило наклонить очки и приглядеться. Кристофер был близорук, носил очки слабее чем требовалось, и для большей остроты зрения приходилось наклонять их. Удивительно! На трассе стояла девица. Даже издали Крис понял, что она недурна собой.
Надо совсем не иметь башни, чтобы с такой внешностью выходить на эту трассу! Кристофер зашагал быстрее обычного. Девушка стояла неподвижно, лицом к нему. Вскоре он смог разглядеть ее полностью. Правильное лицо с европейскими и монгольскими чертами одновременно — маленький подбородок, скулы, большие темные глаза, длинные ресницы, белая, не слишком загорелая кожа, черные короткие волосы, челка, спадающая на лоб. Что-то необъяснимо притягательное было во всем ее облике. Она старалась смотреть мимо Кристофера, и когда он приблизился, отступила на несколько шагов, пропуская его. Крис же продолжал пялиться на нее почем зря, и подмечать все новые и новые детали.
«Вид весьма невеселый, припухлость под глазами — плакала, что-ли? Но сандалии, блузка и джинсы чистые. Значит, на трассе недавно. Цивильная, это факт — ни браслетов, ни фенечек…»
— Сударыня, — обратился к ней Кристофер, — могу ли я чем-нибудь вам помочь?
Слабая улыбка озарила ее лицо. Девушка посмотрела на него, затем слегка покачала головой. Совершенно неопределенный жест, врубивший Кристофера лишь в одно: она ждет продолжения разговора.
— Позвольте предупредить вас, — сказал он, — в этих местах путешествовать по трассе одной весьма опасно.
Она опустила глаза. Большие, миндалевидные. «Нет, это не европейские глаза, это самые что ни на есть натуральные глаза восточной женщины, глаза плененной лани, впитавшие мудрость песков, так ведь сказал бы ты, Мастер Хайам, и не есть ли сия красавица, обманкой, подставой дэвов, соблазняющих праведного суфия Кристофера, а?»
«Ты все шутишь, — возразил он сам себе, — а у девочки, видать, серьезные проблемы».
Она, словно решившись, снова посмотрела на него:
— Я не боюсь.
— Меня зовут Кристофер. Крис. Можно Митя. Если ты едешь в Алма-Ату, предлагаю свою скромную персону в попутчики и охранники, — переключившись на чуть более серьезный тон, произнес Кристофер.
Девушка снова улыбнулась.
— Алиса.
— Ты едешь стопом? В Алма-Ату?
Она не ответила.
— Давай стопить вместе. Не бойся меня.
«Малолетка. Ей нет и восемнадцати. Сбежала из дома, ничего не взяла. Можно вляпаться, если родители разыскивают».
— Хорошо, — согласилась она, и еле слышно добавила: — Я не боюсь. А ты сам не боишься?
— А чего нам бояться, — шутливо произнес Кристофер, — папа и мама, что-ли ищут?
— Не ищут.
В тоне девочки Кристофер почувствовал болезненные нотки.
«Вот уже и обиделась».
Солнце постепенно садилось. На горизонте появилась машина — КАМАЗ самосвал. Такие машины обычно ехали недалеко, от силы двадцать-тридцать километров до ближайшего карьера, асфальтового или бетонного завода. И на мгновение Кристофер оказался перед мысленной развилкой: «Если застопить, то ночевать придется где-то на трассе. В темноте сейчас ведь даже с девицей не возьмут. Но если не стопить? Нет никакой гарантии, что до ночи вообще кто-нибудь посадит». Оставаться здесь Кристофер не хотел. И пока не представлял как ночевать вместе с этой, совершенно незнакомой, да еще к тому же цивильной герлой. Кристофер поднял руку.
Машина остановилась. Большая улыбка. Большой дядька в очках.
— В сторону Алма-Аты. — Теперь Кристофер добавил к слову «Алма-Аты» «в сторону».
— Садитесь.
— Но мы не заплатим.
— Садитесь же…
Кристофер сел первым, затем подал руку Алисе. Где-нибудь в Европе, он пропустил бы герлу вперед, а здесь, на Востоке, некоторые могут не так понять. Типа: «Если сажаешь женщину рядом с драйвером — значит, предлагаешь ее…»
— Давно стоите?
— Не… Мы не стоим, мы идем, — весело ответил Кристофер.
— И никто не сажает?
— Почему, вон мужик до поворота подвез. Сам на Панфилов поехал.
— А я как раз оттуда. И каким же ветром вас в эту дыру занесло.
— С Алтая. В Алма-Ату к друзьям. А затем домой, в Питер.
— И все на перекладных?
— Ну да, стопом.
— А как же ночуете? Дороги-то неблизкие.
— Все с собой. Палатка, спальник.
Кристофер бросил взгляд на Алису. Испуганный зверек. Он взял ее руку в свою. Движение не укрылась от взгляда водителя.
— А чего подружка такая грустная? Обидел кто? — последняя фраза водителя относилась уже к Алисе.
— Нет, что вы, — ответила она, — устала только.
Больше вопросов к спутнице Кристофера не возникало. И снова потянулся разговор между толстяком и Крисом — о ветре, о погоде, о тяжелой жизни, о том, что немцы уезжают, что казахи работать не хотят… Все это Кристофер выслушивал уже не первый раз.
Рука девушки по-прежнему находилась в его руке. Тонкие длинные пальцы, ладошка-крыло. «На моих руках вены как ветки, синие ветки подкожных деревьев, а у нее гладкая — деревья в бело-золотом тумане. Насколько все-таки моя кожа грубее и чернее».
Постепенно стемнело. Водитель включил фары. Алиса, казалось, заснула.