Через несколько кадров, на более качественном снимке, Гиммлер уже появился и начинает осмотр «войск», с перчатками в руках, в своем эсэсовском плаще. Теперь поведение женщин изменилось. Все стоят наготове. Большинство смотрит вперед, хотя некоторые бросают взгляды в сторону Гиммлера. Йоханна Лангефельд следует за небольшой группой мужчин, явно подчиняясь им. Вокруг четко очерчены лагерные постройки, а на крыше соседнего здания виден охранник.
После осмотра женщин-надзирательниц Кёгль и Гиммлер встретились в главном офисе, чтобы обсудить различные проблемы, стоящие перед лагерем, включая непрекращающееся сопротивление свидетелей Иеговы4. Кёгль хотел получить от Гиммлера разрешение на введение Prügelstrafe – процесса, при котором заключенную привязывали к деревянной лошади и наносили ей двадцать пять ударов по ягодицам плетью из воловьей кожи. Хотя Йоханна Лангефельд давно высказывалась против этой идеи, ее опасения были отклонены, и Гиммлер принял решение внедрить дисциплинарный план Кёгля для всех заключенных, а не только для свидетелей Иеговы. Еще одной темой для беспокойства была нехватка квалифицированных женщин-надзирательниц и трудности с привлечением новых женщин на эти должности5.
На протяжении большей части визита Лангефельд была унизительно оттеснена на второй план, пока Гиммлер (бывший куровод) и Освальд Поль, еще один высокопоставленный офицер СС, вели долгую и бесстрастную дискуссию об управлении птицеводческим хозяйством в соседнем поместье Поля6.
В своих послевоенных показаниях Мария утверждает, что во время этого посещения она лично подошла к Гиммлеру и ходатайствовала от имени политической заключенной. «С нами находилась политзаключенная, которая, как предполагалось, участвовала в подрыве моста во время вторжения немцев. Во время посещения рейхсфюрером Гиммлером она была освобождена в течение пяти дней по моей просьбе к нему»7. Мария рассказывает, что позже заключенная написала ей письмо с выражением поддержки и благодарности, которое после войны было конфисковано полицией из дома ее сестры.
Возможно, Мандель, которая в то время искала положительные свидетельства, которые могли бы подкрепить ее защиту в суде, просто пускала пыль в глаза.
Есть документы, подтверждающие, что Гиммлер действительно представил форму об освобождении политзаключенной во время этого визита. Однако для того, чтобы помилование появилось в день рождения Гитлера, как это было принято, объявление было отложено на четыре месяца8. Было ли это сделано по инициативе Марии Мандель или нет, выяснить не представляется возможным.
Глава 13«За работу!»
Главный надзиратель СС, Рабенштейн, на работе на свежем воздухе натравил собаку на заключенную, которая съела морковку. Это была мать четверых детей. Заключенная скончалась.
По прибытии в Равенсбрюк у Марии была самая разнообразная работа. Она, как и все надзирательницы, должна была проводить переклички по утрам и вечерам. После переклички старший надзиратель распределял женщин по разным рабочим бригадам, которые менялись ежедневно2, и отвечал за «бесперебойную организацию лагерных дел»3.
В начале лета 1939 года в Равенсбрюке содержалось около тысячи женщин-заключенных. Поскольку строительство лагеря было еще не завершено, большинство из них были распределены для работы на строительных площадках. Одна заключенная, переведенная из Лихтенбурга, отмечала, что вначале лагерь даже не был полностью построен. «Это были просто бараки в песчаной пустыне»4.
В трудовых отрядах в Равенсбрюке обычно был один вооруженный охранник, хотя к большим отрядам иногда приставляли дополнительного надсмотрщика5. Заключенные редко знали имена охранников, так как должны были обращаться ко всем надсмотрщикам «фрау ауфзерин» – «госпожа надзирательница». Стали распространены прозвища, обычно навеянные действиями или внешностью охранника, например, «змея», «рыжая» или «ведьма»6.
Женщин, занятых на работах, запугивали и контролировали с помощью демонстрации насилия. Надзирателям предписывалось держаться от заключенных на расстоянии шести шагов, но всегда держать их в поле зрения. Во время любых попыток устрашения разрешалось использовать собаку или пистолет. Собаки также использовались во внешних отрядах для предотвращения побегов – эту политику пропагандировал Генрих Гиммлер7. Он считал, что клыки особенно полезны для запугивания женщин-заключенных и помогают сократить количество необходимых охранников-людей8. В результате большинство женщин-надзирательниц в Равенсбрюке работали с собаками, забирая животных у входа в лагерь по пути на уличные работы и возвращая их ночью в питомники у границы лагеря9.
Собаки всегда были на поводке и натренированы бежать за сбежавшим заключенным по команде, прижимать его к земле, рвать на нем одежду. Как правило, собака была обучена кусать три раза: первый раз – за ногу, второй – за плечо, третий – за горло10. Катарина Цех, политзаключенная в Равенсбрюке, категорически заявила, что «у Мандель всегда была с собой собака» и что многие заключенные возвращались в лагерь ночью покусанные собаками11.
Позже Мария отрицала, что собаки использовались в карательных целях. «В мое время женщины-надзирательницы в Равенсбрюке работали с собаками и были вооружены пистолетами, но только для охраны бригад, занятых на уличных работах, чтобы заключенные не подвергались опасности. В случае если кто-то сбегал, собаки использовались для того, чтобы настичь его. Из пистолетов нужно было сделать три выстрела, но не в сторону заключенного, а в воздух, чтобы сообщить, что что-то произошло»12.
Мандель руководила многими рабочими бригадами на открытом воздухе. Хотя некоторые надзиратели принимали и терпели службу на открытом воздухе, другие, как Хильдегард Лэхерт, находили долгие часы дежурства утомительными и скучными. «Мы должны были стоять там на дежурстве, будь то дождь, снег, холод или жара. Представь себе, что ты стоишь там, как ишак, по двенадцать часов подряд. В этот момент тебя уже ничего не волнует»13.
Некоторые задания стали печально известны своими тяжелыми условиями труда, особенно песчаная яма (Sandgrube). Это часто было одной из обязанностей Мандель. «В начале в Равенсбрюке я курировала работы по копанию песка»14. Это страшное задание имело ироничный подтекст, так как у многих заключенных песок раньше ассоциировался с пляжем, летом и весельем. Заключенная Ванда Пултавская описывала Sandgrube как чистую пытку, где сотни женщин были вынуждены целый день перекладывать песок из одной кучи в другую. Надсмотрщики с собаками постоянно кричали «Быстрее! Быстрее!», а женщины изо всех сил старались не отставать. «Лопаты натирали нам ладони, а песок, тяжелый и влажный утром, под ветром из Мекленбурга превращался в мелкие, смещающиеся песчинки, которые забивали нам глаза, уши и рот и проникали сквозь одежду. Мы возвращались домой, задушенные песком. Нам казалось, что он погребает нас заживо»15.
Другие заключенные, запряженные в огромные катки в командах по двенадцать – двадцать четыре человека, строили дороги внутри лагеря из камней, притащенных с берега озера16. Заключенные также разгружали корабли, полные кокса, стоя в болотистой местности вдоль берега и таская камни по несколько дней подряд. Этим бригадам приходилось работать под открытым небом в любое время года, включая «ужасную зиму» 1939–1940 годов, при температуре в минус один, одетыми лишь в летнее платье и куртку17. Ханна Бурдувна вспоминала, что темп работы был ужасным. «Мы постоянно стояли в воде, потом в паре, в жаре, а потом снова на улице. Мы постоянно простужались и часто мучились лихорадкой»18.
Другая заключенная, Луиза Мауэр, передала яркие воспоминания о бригадах, работавших на улице под руководством Мандель. Ей поручили разгружать корабли с углем – жестокая и изнурительная работа. Однажды, после нескольких часов работы лопатой с углем, Луиза попросила перерыв. «Ауфзерин Мандель ответила мне:
– Я разрешаю тебе взять дополнительные лопаты, но не разрешаю бездельничать. Я наблюдала за тобой все это время, и у меня есть кое-что, что тебе поможет. Пинок под зад часто творит чудеса!»19.
Она продолжала работать, пока Мандель, раздраженная выражением лица пленницы, не набросилась на Луизу с ревом и криком и не стала пинать ее подошвами своих сапог. Кровь хлынула из лица и лба Луизы, а Мандель в припадке ярости продолжала наносить ей удары.
Зофия Цишек, молодая женщина из Польши, с горечью вспоминала подробности своей работы в Равенсбрюке:
– Там всегда были охранники с кнутами и собаками, кричащие «Быстрее! Быстрее!». Труд был очень тяжелым, а я никогда не была сильной. Я всегда была физически слабой женщиной, а тут у меня совершенно не было сил, и она [Мандель] по-настоящему била меня тогда!20
Заключенная по имени Минни Артнер в течение восьми месяцев работала в штрафном отряде на открытом воздухе под надзором Марии Мандель, которая однажды действительно улучшила условия их содержания. Женщинам дали задание разгружать кирпичи с грузовых судов, направлявшихся по каналу из реки Шпрее. Артнер сама разгрузила 120 000 кирпичей. Поскольку у заключенных не было никакой защиты, их руки вскоре покрылись кровью. Когда женщины просили бинты или защиту для рук, им говорили: «Для зверей нет бинтов». «Только при вмешательстве надсмотрщицы Мандель, которая заявила, что корабль должен быть разгружен и, несомненно, имелась квота, которую надо было соблюсти, бинты были выданы тем, у кого были серьезные раны. Через два дня для этой работы стали выдавать старые рукавицы»21.