— Чтобы наш ленинградский Феллини да не разобрался с разными мелкими вопросами и проблемами, да быть такого не может, — совершенно серьёзно сказал Леонид Фёдорович. — Пошли-пошли, между прочим «Зайчик» и твой фильм тоже.
— Как-то утром я очнулся где-то в поле чистом, потому что накануне выпил с трактористом! — с молодецким задором пропел я. — Ладно, так и быть, вдарю с вами по компоту, бюрократизму и разгильдяйству в нашей отечественной киноиндустрии.
— Весёлый ты парень, Феллини, — тяжело вздохнул немного усталый, чуть-чуть угрюмый и побитый жизнью «Максим Перепелица». — Учти, допоёшься ты когда-нибудь до чего-нибудь серьёзного.
На следующий день, в пятницу, нехорошие предчувствия меня не обманули. Прямо посреди репетиции с «Поющими гитарами» прибежал посыльный от нашего директора Ильи Киселёва и передал устное распоряжение, что я должен как можно раньше посетить «Ленкинохронику» и закрыть все вопросы по моему документальному фильму. Поэтому вместо обеденного перерыва, вызвав такси и перехватив парочку бутербродов, я в темпе вальса помчался в 4-этажное здание на Крюковском канале 12.
Ленинградскую студию кинохроники, которую через несколько лет должны были переименовать в «Лендок», в данный момент времени возглавлял замечательный человек — Валерий Соловцов. Валерий Михайлович ещё до войны активно снимался в игровых фильмах и многим знатокам кинематографа был известен по фильму «Вратарь», где он сыграл капитана футбольной команды «Гидраэр» инженера Бухвостова. Возможно, поэтому мою идею сделать скучную «документалку» с элементами игрового кино он принял с большим воодушевлением. И вот сейчас Валерий Соловцов обрадовал меня тем, что под «Есть ли жизнь во Вселенной?» дали реальное бюджетное финансирование.
— Подписывай бумаги и принимайся за работу, — весело сообщил он, когда я буквально влетел в его директорский кабинет. — Кстати, как продвигаются дела с моделированием космического пространства?
«Дела идут как всегда — замечательно, — усмехнулся я про себя, пробежав по договору своим намётанным взглядом. — „Сокол тысячелетия“ распилили на запчасти и вывезли в неизвестном направлении, а негативы и смонтированный ролик без объяснения причин изъяли органы госбезопасности. Правда кое-что всё же осталось — осколки метеоритного пояса, подвешенные к потолку, и картины звёздного неба. Поэтому дела идут лучше всех».
— Ну так что, есть уже что посмотреть? — спросил заметно располневший капитан «Гидраэра».
— Можно и посмотреть, — соврал я, пописывая документ, по которому обязался снять «документалку» до начала всенародных ноябрьских праздников. — Но концепция в корне поменялась.
— В смысле поменялась? — опешил Валерий Михайлович, и хотел было документы тут же забрать, однако скорость моей реакции была намного выше, поэтому ладонь директора «Ленкинохроники» опустилась уже на пустое место.
— Когда мои наброски посмотрели там, где надо, — я указал глазами и пальцем вверх, — то прямым текстом намекнули, что не надо волновать наш нервный народ пришельцами с других планет. Наши люди должны спокойно спать и видеть сны о светлом будущем, чтобы у них росла уверенность в партии, в правительстве и в завтрашнем дне.
— Ничего не понимаю! — разнервничался Соловцов. — Ты можешь мне толком объяснить, что тебе сказали и что теперь будет с нашим фильмом⁈
— Разглашать разговор с тем, с кем надо, не имею права. Дал подписку о неразглашении, — прошептал я, комично выпучив глаза. — А с фильмом всё будет лучше некуда. И я сейчас примерно обрисую общую канву сюжетной линии. — На этих словах я встал из-за стола и прошёлся к окну директорского кабинета, которое выходило на прямой как стрела Крюковский канал. — Хорошо у вас здесь, спокойно.
— Не тяни резину, — прошипел Валерий Михайлович.
— Как вы сказали? — задумчиво пробормотал я. — Резина?
«Резина-резина, — мысленно повторил я слово, которое вызывало во мне чёткий ассоциативный ряд, связанный с телепередачами развлекательного и познавательного характера, на вроде „Галилео“, „Улица Сезам“ и „После школы“. — Конечно же! И как я сразу не догадался⁈ Обучение и развлечение в одном флаконе, где легко можно будет рассказать не только о тайнах Вселенной, но и о том, кто и как изобрёл самолёт, пароход, парашют и резину? Гениальная идея, снимай — не хочу».
— Ты чего, Феллини? — спросил Соловцов, превратно истолковав мой остекленевший взгляд. — Тебе плохо что ли? Дать воды?
— Напротив, — улыбнулся я, — мне — хорошо. Концепция поменялась, но в корне не изменилась. В понедельник сделаем в кинопавильоне выгородку, где установим профессорский стол, наставим всякие занимательные приборы и одну парту для студентов заочников, либо учеников вечерней школы. И профессор всевозможных наук, похожий на Эмметта Брауна из «Назад в будущее»…
— На кого? — захлопал глазами Валерий Михайлович.
— На этого, кхе, на Альберта Эйнштейна из прошлого, — усмехнулся я, обругав себя дубиной. — И этот учёный расскажет детям и взрослым в увлекательной и игровой форме обо всём на свете. А чтобы не было скучно добавим студента лоботряса — Борю Линейкина и студентку отличницу — Олю Знайкину. Линейкин будет пороть всякую смешную чепуху, а Знайкина выдавать научные факты.
— А что, это интересно, в этом что-то есть, — заявил Соловцов, уставившись глазами в потолок. — Слушай, а ведь если у тебя всё получится, то полетят же мешки писем? А это значит, что мы получим гарантированное финансирование на несколько выпусков вперёд! Ну, ты, Феллини, и голова. А кто нам изобразит профессора и студентов?
— Сейчас у нашего всеми любимого «Максима Перепелицы» образовался простой, — пробурчал я, вспомнив вчерашние посиделки, где Леонид Быков, случайно проговорившись, пожаловался на отсутствие денег. — И я думаю, из Леонида Фёдоровича получится превосходный научный сотрудник. Борю Линейкина сыграет Сава Крамаров. У него тоже пауза в съёмках.
— А отличницей Знайкиной побудет твоя красавица Нонна Новосядлова? — хитро усмехнулся бывший капитан «Гидраэра». — Что думаешь, если я тут по другому адресу сижу, то ничего не знаю? Ха-ха. В принципе, возражений не имею. Классное трио вырисовывается. Когда приступишь? И когда хоть что-то покажешь?
— В понедельник приступлю, в пятницу покажу, — сказал я и на прощанье пожал руку проницательному директору «Ленкинохроники».
К первому концерту «Поющих гитар», как это принято по печальной русской традиции, многое отрепетировать и довести до ума так и не удалось. Почти всем нашим композициям не хватало своих интересных музыкальных фишечек и оригинальных музыкальных ходов. И абсолютно все песни начинались и заканчивались одинаково — стандартной сбивкой на барабанах. Поэтому за 15 минут до открытия занавеса сцены ДК «Пищевиков» мы договорились играть простенько, без выкрутасов, но аккуратно.
— Главное, мужики, чтоб мы не перепутали очерёдность наших музыкальных композиций, — повторил я в третий раз за короткий промежуток времени. — Где-то гитарочка слажает, где-то не то сыграют басы — это мелочи жизни. Поэтому сейчас все открываем свои шпаргалки и сверяемся.
— Проверяли уже, — проворчал клавишник Лёва Вильдавский.
— Повторенье, мать твою, ученья, — прошипел я. — Значит так, первая композиция — «Неприметная красота». Никто не приглашает на танцах, никто не провожает до дому.
— Нет такой песни, — первым проплетал руководитель ансамбля Анатолий Васильев.
— И у меня тоже нет, — недовольно буркнул барабанщик Сергей Лавровский.
— И у меня, — сказал басист Женя Броневицкий.
— Ах, да, это другой список, — усмехнулся я. — Это то, что мы ещё с вами пока не сочинили. Это наше будущее. Значит, возвращаемся к списку номер один. Первая композиция — «О чём плачут гитары». Вторая — «Как провожаю пароходы». Третья — «Королева красоты». Всё верно?
— Верно, — кивнул за всех Васильев.
— Дальше сразу два медляка, — произнёс я. — Чтобы молодые люди три песни попрыгали, а потом пошли знакомиться с девушками в целях создания крепкой ячейки общества.
— Ради крепкой ячейки общества знакомятся других местах, — буркнул Вильдавский.
— Разговорчики в музыкальном строю, — рыкнул я. — Мои родители на танцах познакомились. Итак, песня номер четыре — «Для меня нет тебя прекрасней». Композиция пять — «Любовь настала». Далее, номер шесть, — «Рыбка золотая», семь — «Девчонка девчоночка», восемь — «Смешной весёлый парень». После «ша-ла-ла-лы» делаем 10-минутный антракт, во время которого покажут мою короткометражку «Так не бывает».
— Перекур дело хорошее, — поддакнул Лавровский и тут же сам продолжил список песен. — Девятая композиция — «Толстый Карлсон», десятая — «Синяя песня», одиннадцатая — «Песенка велосипедистов». Как видишь, Феллини, мы тут тоже не пальцем деланные. Ха-ха.
— Интересно — чем же? — хмыкнул я. — Затем у нас три медленные вещицы подряд: «Есть только миг», «Игла», «Ну зачем это ей, ну зачем». И заканчиваем концерт Есениным «Гой ты, Русь, моя родная» и медлячком «Если бы не было тебя». У всех так?
— У всех, — тяжело вздохнул младший брат Александра Броневицкого. — Саша с Эдитой хотели на концерт прийти, еле отговорил.
— И правильно сделал, пока хвастаться нечем, — кивнул Толя Васильев.
— Кстати, хотел спросить, а что с ансамблем «Дружба»? Почему не выступает? — заинтересовался я, так как некоторые разговоры парней во время репетиционных пауз долетали и до моих ушей.
— Ансамбль состоял из студентов Восточной Европы, которые сейчас закончили консерваторию и разъехались по домам, — ответил Женя Броневицкий.
— Ну и? — пожал я плечами.
— И теперь руководство консерватории не разрешает набирать новых музыкантов из Европы, — пояснил Васильев. — Директор требует от Саши Броневицкого, чтобы пели и играли только парни из союзных республик, которые потом никуда не уедут.
— Логично, и чего он упирается? — так и не понял я.
— Из принципа, — улыбнулся барабанщик Сергей Лавровский.