— Давай-давай! Давай-давай! — принялись скандировать развеселившиеся горожане.
И я не заставил себя ждать. Сначала показал стойку на руках в виде «крокодильчика», потом перешёл на гимнастические махи ногами, словно в данный момент находился на гимнастическом коне, и наконец, стал крутиться на спине с переходом во вращение на плечах.
— Давай-давай! — неслось со всех сторон, а я вертелся и крутился, словно Ванька-встанька.
И вдруг к микрофону на сцене подбежал Владимир Высоцкий и захрипел во всю силу своих легких:
Хэй, бросай хандрить, беги скорей сюда!
Танцевать, а не грустить, будем, будем до утра!
Это, конечно же, была импровизация. Однако такой зычный рёв уязвлённого до самых глубин души человека, заставил народ отвлечься от моего гимнастического танца, и посмотреть совершенно в другую сторону. И в этот момент я смешался с толпой, где поймав за руку Нонну, потащил её в самую гущу танцующей молодёжи. Музыканты тем временем продолжали играть «Ша-ла-ла-лу», только пели теперь: басист Женя Броневицкий и Владимир Семёнович Высоцкий. «Отряд не заметил потери бойца», — подумал я, криво усмехнувшись. Но на нашу беду на край сцены выскочил товарищ из КГБ.
— Присели, — шепнул я Нонне.
— А вы почему здесь, а не там? — захихикали три девчонки, среди которых мы случайно оказались.
— Девочки-девочки, — затараторила Нонна, — мы хотим сбежать и ухать на Чёрное море, а вон тот нехороший дяденька нам не даёт.
— Да, – буркнул я, — хочет, чтобы мы прямо сейчас поехали на правительственный концерт в Смольный. Поэтому мы и прячемся. Чего он там делает?
— Смотрит, — пискнула одна девчушка. — Ой, кажется, куда-то побежал.
— Да-да, убежал, — подтвердила ещё одна девчонка.
— Тогда и мы пошли, — пробурчал я и потащил Нонну уже в сторону сцены.
«Вот она узкая часть плана, — подумал я, — вдруг остальные рванули за мотоциклом, а этого оставили здесь. И хоть мне совсем не хочется, однако придётся его познакомить с приёмами японского каратэ». Но на нашу удачу, когда мы поднялись и пробежали по сцене, а затем спустились к артистической палетке, этого товарища из КГБ уже и след простыл. Наверно, когда мотоцикл помчался по тропкам и аллеям парка, он побежал следом. Кстати, и черной «Волги», которая перегораживала, выезд на дорогу также больше не было.
— А Савка уже ехал, — усмехнулся Валерий Золотухин, который в данный момент остался в палатке один, где успел ополовинить ещё одну бутылочку красного вина. — И Танька с ним усвистала, ха-ха. Вот девка шальная.
— Всё верно, так и было задумано, — рыкнул я и, раскрыв заранее заготовленную сумку, стал вытаскивать наш новый маскировочный гардероб.
Нонне я вытащил мужской серый пиджак и такие же серые брюки, кроме того моей подруге достались: чёрный мужской парик и черные усы. В общем, из Нонны по моей задумке должен был получиться низкорослый, усатый и симпатичный мужичок. Себе же я взял юбку, которая была мне до щиколотки, белый дамский парик и какой-то женский свитерок.
— Валера, отвернись! — пискнула Нонна, когда она, сбросив юбку, стала натягивать брюки.
— Подумаешь, — криво усмехнулся будущий «Бумбараш». — А тебе, Феллини, титек не хватает, — тут же заметил он, разглядывая мой новый сценический образ.
— Титьки в женщине не главное, — прорычал я.
— А что главное? — подвыпившего Золотухина вдруг потянуло на философские беседы.
— Широта души, — снова рыкнул я, натягивая на голову парик.
Конечно, получалось немного халтурно, но в потёмках такой наряд смотрелся более чем достойно. Тем временем музыканты со сцены объявили десятиминутный антракт, и чтоб народ не эти минуты провёл с пользой, включили мой магнитофон, из которого зазвучала песня «Девчонка-девчоночка». И само собой через пять секунд вся наша творческая бригада ввалилась в артистическую палатку.
— Ну-ка покажитесь, покажитесь! — загоготал Владимир Высоцкий. — Ну и рожа у тебя, Феллини. Ох и рожа. А тебе, Ноннка, кепка нужна на глаза.
— Не подумали про кепку, — проворчала моя подруга, наклеивая усы.
— Что ж ты, Феллини, побриться-то забыл? — хохотнул Леонид Быков. — Где это видано, чтоб баба была с бородой?
— В темноте все кошки серы, — отмахнулся я.
— Дайте, я его хотя бы припудрю, — подбежала ко мне с косметичкой Нина Шацкая.
И вдруг в палатку влетел дядя Йося. По лицу нашего шустрого концертного директора стекал большущими каплями пот, глаза бегали, руки тряслись. А ещё он как бы невзначай одной рукой держался за сердце.
— Кагэбэшник идёт, — простонал он. — Быстро прячьтесь. Умоляю, быстрее!
— Сюда, под чехол, — пришёл на выручку барабанщик Сергей Лавровский.
И мы с Нонной, не теряя ни единого мгновенья, нырнули под большой холщовый чехол, которым Лавровский накрывал скопом все свои барабаны. К сожалению, особой плотностью этот кусок темной ткани не отличался. Поэтому Владимир Высоцкий и широкоплечий Женя Броневицкий прикрыли нас дополнительно своими телами. «Ой халтура, ой засыплемся», –подумал я, готовясь к тому, что товарища из органов всё же придётся вырубить простым и размашистым ударом пяткой в челюсть. И буквально тут же послышался звук открывающегося полога палатки и голос сотрудника КГБ:
— Товарищи артисты, а куда подевались гражданин Ян Нахамчук и гражданка Нонна Новосядлова? Это они сейчас уехали на мотоцикле или кто-то другой?
— Допустим они, — прохрипел Высоцкий. — Вы их в чём-то подозреваете? Они как-то нарушили закон? Что-то украли? Кого-то ограбили?
— А почему вы так со мной разговариваете, товарищ Высоцкий? — завёлся кагэбэшник.
— Володя прав, — вступился за него Леонид Быков. — Если ребята ничего не нарушили, то они имеют права ехать куда вздумается. Тем более режиссёр Нахамчук со следующего дня отправлен в законный оплачиваемый отпуск.
— А давайте лучше выпьем! — картинно хохотнул Валерий Золотухин. — За мир и дружбу между кино, театром и нашей дорогой милицией.
— Я из КГБ, товарищ Золотухин, — прорычал сотрудник госбезопасности и, закрыв полог, судя по быстрым удаляющимся шагам куда-то побежал.
— Пора, — шепнул я Нонне, откинув холщовый чехол. — Где такси? — спросил я у дяди Йоси.
— Ждёт около дворца, — пробормотал мой родственник. — Около «Кухонного каре». Может, передумаешь, пока не поздно?
— Поздно, — буркнул я и, пожимая руки всем своим коллегам, которые меня не сдали, ринулся на улицу.
А ещё на прощанье Высоцкий приобняв меня, шепнул, что завтра днём будет ждать в «Театре на Таганке». В парке же к этому моменту стало так темно, что мы с Нонной обошлись бы и без дополнительного переодевания. Но иногда лучше перебдеть, чем недобдеть. Тем более что кагэбэшник наверняка побежал звонить куда следует, а значит, к нашему задержанию вполне могли подключиться сотрудников милиции и гаи.
— Ты не представляешь, как я перепугалась, — прошептала Нонна, пока мы трусцой бежали к «Кухонному каре» дворца. — Я подумала, что всё, засыпались. А ребята наши молодцы, выручили.
— Потому что я абы с кем не работаю, — буркнул я.
И когда до спасительного такси оставалось всего метров тридцать дорогу перегородила давешняя хулиганская кодла. Я резко дал по тормозам и привычным движение руки Нонну спрятал за спину.
— Ты смотри, какая краля! — захихикал главарь банды. — Мужика своего от нас прячет. Эй, мужичок с ноготок, кандыляй дальше, а мы с твоей кралей покалякаем. Больно она у тебя ладная.
— Сисек почти нет, — капризно произнёс шнырь.
— Завали хлебало, Сявка, — рыкнул главарь шайки и сделал шаг навстречу.
«Сука, — выругался я про себя, — вас только сейчас не хватало, когда каждая минута наперечёт».
— Нонна, иди в такси, — шепнул я своей подруге.
— А ты? — пискнула она.
— Айн минут, майне либе, — тихо буркнул я, держа в поле зрения бандитов, и подтолкнул свою подругу в сторону Гатчинского замка.
И моя красавица, которая сейчас выглядела, как мужичок, который напялил не по размеру пиджак, оббежала по большой дуге компанию гопников и рванула к такси.
— Кто хочет большой и чистой любви первым, мальчики? — пропищал я.
— Я хочу, — усмехнулся главарь шайки и сделал ещё один большой шаг ко мне.
— На! — рявкнул я и свою правую пятку вонзил точно в подбородок главаря.
Благо широкая и длинная юбка, которую я себе подобрал, не сковывала движения, поэтому удар вышел хлёстким и точным. Главарь охнул, попятился назад и, запнувшись за какую-то корягу, шмякнулся на траву. И тут же на меня попёр один из крепышей. Длинный и размашистый правый боковой полетел с зубодробительной силой. Однако к такому повороту события я оказался готов. И, нырнув под руку, пробил чётко в печень. Затем носком влепил по колену, и когда мой противник, громко матерясь, стал заваливаться вперёд по ходу движения, врезал от всего моего большущего сердца ногой в область морды лица. Куда угодила моя нога, я разбираться не стал. Да и мне не дали ни секунды передышки. Тут же с левого края по-борцовски бросился ещё один мордоворот. И от этого опасного прохода в ноги я еле спасся тем, что вовремя отпрыгнул в сторону. И пока мой противник разворачивался, нанёс ему мощный и точный удар правой прямой ногой в солнечное сплетение.
— Хуу, — ухнул этот «борец», согнувшись пополам.
— Шааа! — выкрикнул я и, выпрыгнув, добавил ему коленом в подбородок.
И только мне подумалось, что от самых крепких бойцов банды я отделался и можно бежать в машину, как в потёмках сверкнул нож-бабочка. И его владельцем оказался молчаливый и самый неприметный гопник. Ещё оставался шнырь по кличке Сявка, но тот в драку не лез и сейчас хлопотал около своего главаря, который стонал, искал выбитые зубы и громко матерился.
«Нож это не шутки», — подумал я и решил в рыцаря без страха и упрёка не играть. Я тут же резко присел, схватил горсть земли и швырнул в глаза своего противника. И только тот чертыхнулся и схватился за лицо, как моя левая нога, описав длинную дугу, долбанула ему куда-то в район уха. И этот прием вышел на загляденье. Чего греха таить, сегодня мне в драке везло. И когда противников не осталось, я тонким голоском спросил: