— Кто ещё хочет комиссарского тела?
— Ты кто такая? — прошипел главарь, держась за челюсть. — Ты мне, сука, два зуба выбила. Ответишь за это, коза!
— Я, между прочим, Тамара Пресс из сборной СССР по толканию ядра, газеты читать надо, — пропел я. — Если ещё раз вас здесь увижу, то поломаю в дрова, мне это не сложно, — сказал я таким же голоском и пошагал к такси. — А ты, дятел, сунь свои зубы себе в одно место, может, обратно прорастут! — захохотал я напоследок.
Уже в такси на меня обрушилась какая-то неимоверная усталость. И первые пятнадцать минут дороги, я либо молчал, либо отвечал Нонне односложными предложениями. Кстати, она также старалась главным образом помалкивать. Зато водитель такси тарахтел без пауз. Он нам рассказал, что сегодня в Гатчину приехали известные советские артисты, что сейчас в парке Гатчинского дворца идут самые модные ленинградские танцы, и что вообще, в Гатчине жить можно, если знать, где подкалымить, потому что на одну зарплату сильно не разгуляешься.
А на подъезде к аэропорту нас притормозил наряд ГАИ. У таксиста проверили документы и права, а на меня и Нонну бесцеремонно посветили фонариком. Наш водитель попытался было разговорить сотрудников Госавтоинспекции и узнать у них — кого ищут? Но был послан в грубой форме куда подальше. Из-за чего к зданию аэровокзала он приехал уже без былого настроения.
— Не горюй, шеф, — хлопнул я его по плечу, сунув пять рублей поверх счётчика. — У меня тоже жизнь не сахар. Сейчас еду на сборы, ядро толкать за сборную Советского союза. Во как надоело, — сказал я, постучав себя ребром ладони по горлу.
— То-то я и смотрю, ты — толи баба, толи мужик, — пробурчал таксист.
Глава 20
Тучного и широкоплечего 34-летнего Левона Кочаряна я знал всего по нескольким работам в кино. Он должен был спустя какое-то время снять боевик «Один шанс из тысячи», про наш отряд разведчиков в тылу немецких оккупантов. А ещё в качестве второго режиссёра должен был ассистировать Эдмонду Кеосаяну на кинокартине «Неуловимые мстители».
Пока же Левон Суренович состоял в штате киностудии «Мосфильм» в качестве сценариста, ассистента и помощника режиссёра, где был занят на таких фильмах как «Увольнение на береге» и «Живые и мёртвые». А ещё, в декабре прошлого 1963 года, он поучаствовал в создании Новогоднего голубого огонька. Кроме того Кочарян окончил юридический факультет МГУ и пару лет отработал в Московском уголовном розыске. Поэтому в песне Владимира Высоцкого про Большой Каретный переулок и появились такие строчки: «Где твой чёрный пистолет? На Большом Каретном».
— А почему ты решил, что я тебе помогу? — спросил с заметным кавказским акцентом Левон Суренович, посмотрев на меня исподлобья, когда в понедельник 14-го сентября во второй половине дня я, Нонна и Высоцкий приехали по адресу Большой Каретный переулок 15, квартира 11.
Кстати, Нонну, которая буквально измучилась после нескольких авиаперелётов, супруга Кочаряна Инна Крижевская уложила спать, а мы втроём ради серьёзного мужского разговора засели на кухне.
— А я ещё ничего не решил, — буркнул я. — Мне просто кажется, что человек, мечтающий снимать боевики, с драками, погонями и перестрелками, не останется равнодушным к небольшому постановочному трюку. Кстати, деньги на трюк имеются.
— Лёва, я за Феллини ручаюсь, — пророкотал Владимир Высоцкий. — Ты бы видел, какой мы сняли детектив. Закачаешься.
— А я его и так уже посмотрел, — криво усмехнулся Кочарян, продолжая внимательно изучать моё лицо. — Мужики знакомые из МУРа показали два дня назад. Боевые сцены сняты здорово. Ты мне, Феллини, главное объясни — ты ради чего всё это задумал? Ты в политику-то зачем полез? Ты в этом хоть чуть-чуть соображаешь?
— Кое-что понимаю, — ответил я, так и не притронувшись ни к чаю, ни к бутербродам. — Как решить проблему вечного товарного дефицита и какие подводные камни следует ожидать, мне прекрасно известно. А ещё я в политику полез, чтобы наш советский кинематограф вывести на мировую арену. У нас много талантливых сценаристов, операторов, режиссёров и много первоклассных актёров, но мы делаем местечковое кино, которое кроме нас почти нигде не смотрят.
— А Герасимов с «Тихим Доном»⁈ А Бондарчук с «Войной и миром»⁈ — зарычал Левон Кочарян.
— «Тихий Дон» в 1960 году был отмечен почётным дипломом Гильдии режиссёров США, — кивнул я. — Награда не рядовая. Согласен. И «Война и мир» получит свой приз. Только ответь мне, Левон Суренович, сколько человек посмотрело «Тихий Дон» в кинотеатрах США, Канады и Западной Европы? Ноль. При том, что в 1960 году мировой кинопрокат просто взорвал Голливудский исторический фильм «Бен-Гур». И если я не ошибаюсь, то кроме сверхдоходов в валюте, этот «Бен-Гур» принёс своим создателям сразу 11 «Оскаров» и 3 «Золотых глобуса». А затем так же мощно выстрелил и «Спартак» с Кирком Дугласом в главной роли. Неужели мы хуже их?
— Они нас никогда смотреть не будут, — проворчал Кочарян.
— Будут, — упрямо произнёс я. — Будут смотреть, причмокивать, и просить добавки. И ради этого, мне нужна небольшая помощь.
— Эх, я бы не отказался пройтись по Голливудской красной дорожке и позагорать на пляжах Калифорнии, — хитро подмигнул мне Высоцкий.
— На Чёрное море съезди, позагорай, — хмыкнул Левон Кочарян и, встав из-за стола, стал нервно расхаживать взад и вперёд.
«Засомневался, это хорошо», — подумал я и принялся подкидывать «новые дровишки в топку раскрывающихся перспектив», так как все большие дела начинаются именно с мечты:
— Я всех наших вытащу на мировую арену: Саву Крамарова, Кирю Лаврова, Васю Лановова, Олега Видова, Лёву Прыгунова, Лёню Быкова, дядю Лёшу Смирнова, Женю Леонова.
— А меня? — удивился Высоцкий.
— И тебя, куда же без тебя? — улыбнулся я. — Мы снимем своего «Гамлета с гитарой». А какие у нас красавицы актрисы? Вот чем они хуже голливудских? Да и тут в Союзе я многим режиссёрам помогу. Вот тебе, Левон Суренович, не дают снимать свой фильм? А я этот вопрос решу. Если вы мне протяните руку помощи, то я стану своим человеком там, в Кремле, своим среди чужих.
— Хватит, много говоришь, — не выдержал Кочарян. — Давай к сути дела.
— Завтра и послезавтра нам понадобится полуторка, кузов которой будет набит старыми матрасами и тряпками, — сказал я, вытащив записную книжку. — Нужно ещё раздобыть накладную, что это старьё везут из туберкулёзной больницы на утилизацию.
— Забавно, а это-то зачем? — заинтересовался Владимир Высоцкий.
— Чтобы в случае чего, в эти тряпки никто не вздумал совать свой любопытный нос, — ответил я, ткнув пальцем в записную книжку, где был примерный план комбинации номер один. — В этих матрасах спрячусь я.
Левон Кочарян встал у меня за спиной и с интересом стал рассматривать мои закорючки с несколькими эскизами, которые были похожи на киношные раскадровки. Я их нарисовал, когда мы летели сначала из Ленинграда в Минск, затем из Минска в Киев, а потом из Киева в Москву. В общем, времени на разработку плана у меня было предостаточно.
Я прекрасно понимал, что после моего первого звонка товарищу Семичастному, ко мне на встречу приедут его бравые и лихие парни. И от них мне требовалось красиво ускользнуть, дабы задеть самолюбие председателя КГБ. И уже тогда, когда я позвоню во второй раз, на разговор прибудет сам товарищ Семичастный. А дальше я ему расскажу такое о нашем «светлом будущем», что группа Шелепина с группой Брежнева ни на какие переговоры больше не пойдёт.
— Ты хочешь пробежать по крышам сараев и гаражей и спрыгнуть в кузов проезжающей машины? — удивился Левон Суренович. — Кстати, как ты впопыхах заберёшься на эти крыши?
— Во-первых, на крышу гаража или сарая я залезу за три часа до назначенной встречи, — усмехнулся я. — Во-вторых, машина будет стоять с заведённым двигателем. В проезжающий грузовик я могу с первого раза не попасть. А ноги и руки у меня пока не казённые.
— Тогда твои преследователи сразу же догадаются, что ты в кузове, — возразил Высоцкий.
— Мои преследователи в этот момент будут по другую сторону гаражей и кладовок, на каком-нибудь захолустном пустыре, — я ткнул пальцев во второй рисунок-схему. — Главное найти подходящее место.
— Значит, тебе нужна полуторка, старые матрасы, накладная на их утилизацию и надёжный водитель? — впервые за вечер улыбнулся Кочарян. — И желательно кто-нибудь из нашей киношной публики, я правильно понял?
— Верно, — с облегчением вздохнул я.
— И подходящий пустырь, — хохотнул Владимир Высоцкий.
— Да, — кинул я. — И завтра на том месте мы должны провести генеральную репетицию.
На поиски подходящего пустыря или, если выражаться киноязыком, подходящей локации ушла вся первая половина следующего дня. Кое-что похожее на мою фантазию удалось подсмотреть в старых деревянных двориках недалеко от Киевского вокзала. Кое-что мне понравилось около метро «Сокол», где за сталинскими девятиэтажками были такие деревянный лабиринты, что любо-дорого посмотреть. Но больше всего мне приглянулся дворик за гостиницей «Украина». Там несколько, почерневших от времени, двухэтажных бараков окружали живописные сараи, какой-то одноэтажный склад с высокой покатой крышей и несколько деревянных гаражей. А самое главное по этим гаражам можно было легко пробежать до самой набережной имени Тараса Шевченко.
— Что опять что-то не так? — заворчал Левон Кочарян.
— Работать будем здесь, — кивнул я, прогуливаясь по дворику, который давным-давно сам просился под ковш бульдозера.
— Вы чего тут удумали? — разволновалась любопытная старушка, которая сидела на лавочке и наблюдала за маленьким ребёнком, ковырявшимся лопаткой в местной грязи.
— Спокойно, мать, мы здесь завтра будем снимать кино, — хмыкнул я, показав синие корочки режиссёра «Ленфильма». — Поэтому большая просьба завтра утром из домов не выходить, и дверь незнакомым людям не открывать.
— Да, лучше никому не открывать, — поддакнул Кочарян. — А то актёры всякие встречаются. Наврут, что являются сотрудниками госбезопасности, а сами зайдут, наследят и всю картошку в качестве вещественных доказательств подчистую вынесут.