Должно быть, она специально перешла на человеческую речь, чтобы Демчо тоже все понял.
– Я поклянусь, что никому про вас не расскажу. Я не хочу забывать, что со мной было. И потом, если я об этом забуду…
– Снова пойдешь по следу Тима, – ухмыльнулась собеседница, сверкнув сахарными клыками.
– Ни-ни, больше этого не повторится! – дед энергично замотал головой. – Буду теперь от него беречься пуще, чем от полиции, пусть он лучше забудет, наргиянси, и дело с концом…
– Деда, почему, я не хочу ничего забывать!
– Молчи, обормот, – шикнул Тим. – Тебе придется дать наргиянси не простую клятву, а Нерушимую – знаешь, надеюсь, что это такое?
– Ага, читал… – он испуганно кивнул.
– Раз ты сам сюда пришел, сам выберешь, – решила кесу. – Пока можешь подумать, немного времени.
То, что после этого они затеяли варить на угольях кофе с сахаром и корицей, показалось Демчо до невозможности диким – ну, ни в какие ворота, это же действие из другой жизни! – однако что было – то было, сварили. Вода из жутковатой темной речушки вполне годилась для питья, только кипятить ее нужно было подольше. Огонь кесу зажгла магическим способом. С самого начала было ясно, что она ведьма.
Называть ее следовало наргиянси – «госпожа» по-кесейски. Как ее зовут, даже Тим не знал. Однажды она сказала: «Не надо, чтобы мое имя плавало в ваших мыслях. Вам так безопасней», но это было в какую-то из последующих встреч. А тогда Демчо прихлебывал из кружки кофе, грыз галеты и копченую ножку неведомой мелкой дичи и чувствовал себя так, будто уже умер и находится на том свете: интересно, странно, к прежней жизни по-любому нет возврата. Еще и затуманенная окружающая обстановка вполне себе смахивает на потустороннюю.
Несчастному Тиму кусок в горло не лез, а серая наргиянси уплетала шоколад, шелестя фольгой и культурно отламывая от плитки по одному квадратику. «Везде же написано, что они питаются свежим мясом…» – обескураженно припомнил Демчо. Светски изысканные движения, синий лак на когтях, которые кесу могут произвольно выпускать на полтора-два сантиметра или втягивать так, что слегка загнутое острие находится вровень с кончиком пальца.
– Я ем сырое мясо, – усмехнулась его мыслям наргиянси. – Теплое лучше. Тебе станет страшно, если увидишь мой основной прием пищи. Любезно не хочу шокировать. А люди всеядные, в любом смысле.
Последняя реплика прозвучала презрительно.
– Что хочешь предпочесть – клятва, что будешь мне служить, или забвение? – спросила она после трапезы.
– Если я поклянусь и начну на вас работать, вы оставите моего деда в покое… наргиянси?
Тим делал знаки, несогласно тряс головой: не надо, только не это!
– Нет. Вдвоем вы принесете больше. Он старый и умный, ты неопытный, пока неосторожный. Должен учиться. И ты ошибся, что его надо освобождать. Совсем не так. Он сам захотел приходить в нашу Гиблую страну, и смотреть, и испытывать опасность, и торговать. Он хотел так жить, и он так живет.
– Ему плохо! – выкрикнул Демчо в иссеченное шрамами бархатное лицо. – Он от такой жизни мучается, разве нет?
– Человеческая странность. Не только человеческая – наша тоже, всеобщая. Тим хотел быть бродяга, избегать ловушки, приходить туда, куда людям запретно, а когда это получил, стал мучиться. Я сказала правду, Тим? Он мечтал так жить, ходил сюда без спросу, и состоялось наше знакомство. Если сбылась мечта – должно быть хорошо, а ему плохо. И подумай, если у него это отнять, ему опять будет плохо.
– Все верно, наргиянси, – вздохнув, подтвердил дед. – Не всякая мечта должна сбываться, но я по молодости этого не понимал. Некоторые мечты лучше бы так и оставались мечтами.
– Это не только твое. Иногда возникающая проблема. Я знала другой такой же человек. Да, не кесу, человек, из ваш народ. Он тоже получил для жизни на каждый день то, что раньше мечтал, и тоже был не рад, тоже говорил такие слова, как ты сейчас. А потом не вовремя умер, это была тяжелая беда.
Застарелая ярость и горечь в ее голосе заставили Демчо замереть: как будто находишься рядом с опасным хищником, и лучше лишний раз не шевелиться, чтобы тот не обратил на тебя внимания.
– Он не должен быть умирать, ни в тот раз, ни после, – в глазах цвета темного рубина мерцали тоскливые огоньки. – Большое зло, что он так посмел… А мне не хватило времени длиной в один вдох, чтобы вырвать его у смерти. Мер-р-рзавец…
Неожиданное финальное ругательство побудило Демчо растерянно сглотнуть.
«Любила она его, что ли, если до сих пор так переживает?»
– Нет, его любила не я, но я была его берегущая, – уже спокойным тоном возразила Серая Дама.
«Надо научиться не думать ничего лишнего… А что значит берегущая?»
– Не думать лишнего – хорошее свойство, – невозмутимо одобрили его намерение. – Научись, тебе пригодится. Или ты предполагаешь, одна я умею узнавать твои мысли? – и она потянулась за плиткой в усыпанной золотыми звездочками обертке: заесть горькие воспоминания горьким шоколадом. – Вместо «берегущая» люди говорят «телохранитель». Смешное слово, примитивный смысл.
Кесу служила телохранителем у человека? Ничего себе… Но в пору Темной Весны, когда Мерсмон пустил их в Танхалу, они жили бок о бок с людьми, заходили в магазины и кафе, ездили в трамваях… Оказывается, их еще и на работу брали, хотя бы в охрану.
Потом Тим выложил свежие новости и слухи, по нему и не сказать бы, что он держит в голове такой ворох информации из самых разных областей жизни. Демчо тем временем размышлял: если выбрать забвение, на самом-то деле ничего не исчезнет, просто он снова не будет об этом знать. То, чем занимается дед, – предательство? Но ведь он не порох сюда таскает, а кое-что из снеди, бинты, литературу – гуманитарный груз, как выражаются иноземцы. Плюс шампуни, кое-какой крепежный материал, который без токарно-фрезерного станка не изготовишь, тоже ничего страшного. Оттого, что кесу все это получат, никто не помрет. И к тому же после того, как зимой обошлись с мамой, Демчо никому ничего не должен, поэтому вопрос о предательстве отпадает.
– Ты выбрал одно из двух?
– Да, наргиянси. Я лучше дам клятву. Деда, не волнуйся, вдвоем веселее будет рюкзаки носить.
– Подумай… – сокрушенно попросил Тим.
– Я уже подумал.
– Хорошо выбрал. Повторяй за мной слова…
– Ох, Демчо, Демчо, что же ты натворил, шальная башка, – выговаривал потом дед, глядя печально и опустошенно. – Влип, как муха в клей! Я-то хотел уберечь тебя от этого, а ты сам полез… И я старый дурень, знал ведь, что у тебя шило в заднице, да недооценивал его размеры. Что же делать-то будем, а?
– Будет у нас семейное торговое предприятие, как у Никесов, которые везде своих магазинов понатыкали.
– Тьфу на тебя, – вздохнул Тим. – Придется теперь обучать тебя всем премудростям, чтоб не попался, хотя видит Бог, не хотел я тебя этому учить!
Он показал Демчо, где припрятаны тележки для транспортировки товара по пустынным дорогам и тропкам Танары, смастерил толстые защитные перчатки и наколенники, чтобы не оставалось ссадин после путешествия ползком по трубам, рассказал обо всяких поведенческих уловках, помогающих отводить подозрения.
Окончив в прошлом году школу, Демчо купил курьерский патент и начал работать частным доставщиком. С точки зрения соседей, это позволяло ему добывать немного карманных денег, но по большей части валандаться без дела и сидеть на шее у матери: хорош помощничек вырос, ничего не скажешь! Еще и повадился за Помойным Тимом по свалкам таскаться… Его осуждали, Барбару жалели. Ага, спасибо, раньше надо было пожалеть, зимой. Уж лучше быть подневольным контрабандистом на службе у Серой Дамы, чем таким же, как эти. Зимой они, глядя на маму с ее животом, корчили постные рожи и неодобрительно качали головами, а сейчас, что ни вечер, хлещут пиво и предаются незамысловатому добрососедскому блядству или такому же незамысловатому мордобою, когда поднакопятся взаимные обиды на почве разрешенных летней моралью перекрестных адюльтеров. Тошно.
Курьерский патент давал возможность разносить заказчикам выменянные в Гиблой стране диковинки, не привлекая к этому занятию ненужного интереса. Конечно, Демчо боялся, что его выследят, разоблачат, сцапают, этот страх стал для него привычным состоянием, и он чувствовал себя кем-то вроде отчаянного мыша, которого всякий, кто покрупнее, не прочь слопать, но за маму и деда он боялся больше, чем за себя. Участвуя в этой игре, он, по крайней мере, постарается оградить их от неприятностей.
Тим рассказал ему, как познакомился со своей покровительницей:
– Шесть долгих лет тому назад, когда Гиблая страна подступила к стенам Танары, полез я туда за цацками на предмет продажи магам для исследований. Они тогда за всякие странные штукенции хорошо платили. Не хуже, чем сейчас. И ведь не мальцом был вроде тебя, а столетним балбесом-авантюристом. Надеялся разбогатеть, и еще, как она, помнишь, сказала, тянуло меня туда, словно в какой-то колдовской сон, от которого никакого спасения – по-страшному колется, но все равно хочется. Нас таких дуралеев несколько пошло – ну, и нарвались на серых хозяек этого окаянного сна. Моих компаньонов растерзали, а меня, раненного, наргиянси у своих красоток отобрала. Она в Гиблой стране вроде королевы, остальные кесу ее слушаются. Не знаю, чем я приглянулся ей… Скорее всего, своей запутанностью душевной, она сразу просчитала, как можно эту запутанность эксплуатировать с выгодой. И вдобавок есть тут, Демчо, один серьезный момент, я ведь никогда не чувствовал к серым отвращения. Так уж я устроен… Страх, нелюбовь, то, что они человеку совсем чуждые, – это все да, но никакой гадливости, а они, говорят, на такое очень внимательны и оскорбляются, когда ими брезгуют. Серая Дама вылечила мои раны и взяла с меня Нерушимую клятву, с тех пор мы вроде как деловые партнеры. Платит щедро, не жалуюсь. И ренегатом я себя не считаю. Может, наоборот. Может, благодаря тому шоколаду и тем шурупам, которые я приволок на своем горбу, ее бесовки чуток меньше будут наши окраины грабить. Понятное дело, то, что я таскаю, – капля в озере в дождливую погоду, но первым делом ей нужна информация обо всем и возможность заказывать что-нибудь конкретное, чтобы без проволочек получить. Однако опять же прикинь: или они ради информ