Джеймс КрюссГОВОРЯЩАЯ МАШИНА
Дом № 7 по Луизиной улице выглядит снаружи, как все другие дома. Дом имеет подвал, над которым возвышаются три этажа, а под крышей ещё есть мансарда, проще называемая чердаком. Штукатурка на доме кое-где отвалилась, точно так же, как на соседних домах.
Глядя на этот дом, никак не скажешь, что за его стенами может случиться что-нибудь необыкновенное.
И всё же это так!
В доме № 7 случилось даже нечто совершенно чудовищное.
Но прежде чем обо всём рассказать, я должен представить вам обитателей дома. Начнём сверху.
Под самой крышей дома, в мансарде, живёт фройляйн Амалия Мельштойбль. Она очень стара и очень одинока. Для компании она держит канарейку. Канарейку звать Марио Ланца, так же, как знаменитого итальянского певца: потому что канарейка прекрасно поёт.
Этажом ниже живёт семья Шайбль. Мать, отец и пять дочерей. Старшую дочь зовут Клара, её рост один метр семьдесят сантиметров. Младшая, которую зовут Нанна, едва достигла семидесяти сантиметров. В этой же квартире ещё живёт мышка, которую звать Запятая.
Но об этом знает только один-единственный член семьи Шайбль — кто, вы узнаете позже.
На втором этаже живёт художник по фамилии Берингер.
У него поселилась кошка, которая всегда залезает в окно с крыши соседнего дома. Господин Берингер зовёт её Аглая. Она может приходить и уходить, когда ей вздумается. Для этого художник всегда держит окно приоткрытым.
На первом этаже живёт мясник Румкопп. Его жену звать Луиза, так же как и улицу, на которой стоит дом № 7. Собаку мясника звать Аякс. Так же как и многих других овчарок.
Но самые главные герои нашей повести живут в подвале: профессор Розкам и его племянник Мартин.
Профессор Розкам изучает животных. Он занимается речью животных и птиц. А его племянник Мартин — настоящий изобретатель и мастер на все руки, несмотря на свои тринадцать лет.
С помощью дяди он сконструировал машину, которая стоит в столовой — как войдёшь, сразу за дверью.
Давайте рассмотрим эту машину поближе: ясно, что её приводит в действие электричество, — это видно по проводам, которые идут от машины к розетке. Но это не столь важно.
Самое важное в машине — это множество рычагов и громкоговорителей. И микрофоны. Если вы внимательно приглядитесь, то увидите на рычагах и громкоговорителях маленькие картинки, на которых нарисованы разные птицы и животные: петух, канарейка, мышь, кошка. На других нарисованы буквы: фр., нем., лат., англ., русск.
Объясняется всё просто: микрофонов, как вы видите, только два. Один микрофон для людей, другой — для животных. В левый микрофон, для людей, вы можете наговорить всё, что хотите, на русском, французском, латинском или любом другом языке — как вам будет угодно! В правый микрофон можно лаять, мяукать, свистеть или рычать. Смотря по тому, что вы за животное.
Теперь начинается самое главное: всё, что вы наговорили, машина тут же переведёт на любой другой язык — достаточно повернуть рычаг! Например, вы произносите в левый микрофон какую-нибудь немецкую фразу. Допустим: «Огурцы в этом году очень дороги!» После этого вы поворачиваете рычаг, на котором нарисована собака. В тот же момент из собачьего громкоговорителя раздаётся перевод:
— ГАВ ГУРГАВ ОГУРГАВ ГАВАВАВ ГАВ ГАВ!
Или вы попросите какую-нибудь мышку пропищать что-либо в правый микрофон, например:
— ПИЭШКА ПИАЙЯ ПИЭДЬМА!
После этого вы поворачиваете рычаг с надписью «русск.», и в тот же момент раздаётся перевод из русского громкоговорителя:
— КОШКА АГЛАЯ — ВЕДЬМА!
Удивительная машина, которую собрал Мартин с помощью своего дяди, — это Говорящая машина!
Первый раз машина была испробована в понедельник на прошлой неделе.
Профессор Розкам пригласил на эти испытания всех жильцов дома вместе с их домашними животными. Но не сразу всех, а по очереди. «Ибо, — как говорит профессор Розкам, — во всём необходим метод!»
Первой появилась фрейлейн Амалия Мельштойбль со своей канарейкой Марио Ланца. Она осторожно поставила клетку с канарейкой на столик возле Говорящей машины, всё время приговаривая: «Тю-тю-тю, где это мой миленький, тю-тю-тю!»
Мартин направил правый микрофон на канарейку и включил рубильник с надписью «нем.». После этого он повернулся к дядюшке и прошептал:
— Представляю, какие нежности мы сейчас услышим!
Мартин, однако, ошибся.
Из репродуктора вдруг загрохотало так, что все вздрогнули:
— Гром и молния! Доколе со мной будут обращаться, как с младенцем! В конце концов, я уже взрослая и уважающая себя канарейка!
Профессор Розкам быстро выключил Говорящую машину. В наступившей тишине раздавалось мелодичное щебетание канарейки.
Фрейлейн Мельштойбль стояла бледная как полотно.
— Что это? Неужели она ругается? — спросила старушка тихим, дрожащим голосом.
— Да, — ответил Мартин (он испугался не менее самой хозяйки), — она отлично ругается!
— Откуда это у неё? — рассеянно спросила старушка.
— Во всяком случае, не от меня, — сказал профессор Розкам, — очевидно, она набралась этого от воробьёв!
Канарейка между тем продолжала щебетать как сумасшедшая. Она хотела, чтоб ей опять дали слово.
Тогда Мартин подошёл к клетке и сказал:
— Если ты нам обещаешь, что будешь говорить разумно и перестанешь ругаться, машина переведёт твои замечания. Договорились?
Птица продолжала невозмутимо чирикать. Только тогда Мартин вспомнил, что канарейка его не понимает, что нужно сначала перевести ей человеческую речь с помощью машины. Он повторил своё предложение в левый микрофон и повернул рычаг птичьего перевода.
Машина оглушительно защебетала:
— Ви ди фи би ги ри фи ри ци!..
Канарейка сейчас же замолчала, внимательно выслушала перевод и кивнула головой.
Мартин переключил рычаги, и машина перевела всё, что канарейка нащебетала в правый микрофон. Означало это следующее:
— Уважаемая фрейлейн Мельштойбль! Вы пригласили меня на роль певицы, не так ли?
— Да-а, — прошептала Амалия Мельштойбль.
— За это я получаю два раза в день птичий корм и два раза воду; кроме этого, вы раз в неделю чистите мою клетку. Это верно?
Фрейлейн смущённо кивнула головой.
— Вы дали мне имя Марио Ланца, — продолжала канарейка. — Это имя обязывает. Следовательно, я стараюсь и вытаскиваю из своего горла наипрелестнейшие звуки. Это так?
Фрейлейн Мельштойбль молча кивнула.
— Теперь слушайте меня, моя дорогая, — продолжала канарейка. — Если верно всё, что я тут говорила, то справедливо ли обращаться со мной, как с грудным ребёнком? Считаете ли вы, что это правильно: обращаться ко мне — прек-рас-ней-шей певице! — на «ты» и без конца говорить мне «тю-тю-тю»?
Бледная фрейлейн затрясла головой. Она лишилась дара речи. Это канарейке понравилось. Она удовлетворённо кивнула головой и продолжала:
— Так как мы достигли полного согласия — в отношении обращения со мной, — я хочу в благодарность вам спеть одну песню, которую я как-то сочинила и положила на музыку специально для вас!
И канарейка Марио Ланца запела без дальних слов:
Храню я в горле нежный звук!
Возьму любую ноту!
Должны за это все вокруг
Ценить мою работу!
А иначе едва ли я
Открою клюв, Амалия!
Кормёжки стоит голос мой,
А имя стоит пенья!
За что я летом и зимой
Достойна уваженья!
А иначе едва ли я
Открою клюв, Амалия!
Профессор Розкам кашлянул и выключил машину. Птица замолчала; фрейлейн Мельштойбль тоже молчала; Мартин смущённо переступал с ноги на ногу.
К счастью, в этот щекотливый момент в дверь постучали, и в комнату вошёл художник Берингер. На руках он держал кошку Аглаю.
Художник сейчас же обратился к фрейлейн Мельштойбль:
— Ну, как машина — не опасна?
Вопрос привёл старушку в чувство, и она защебетала сладким голоском:
— Совершенно прелестная машина, господин Берингер! Безобидная, совершенно безобидная!
После этого она схватила клетку с канарейкой и выскользнула в коридор.
Можно было слышать, как она сказала, затворяя за собой дверь:
— Вы были крайне бестактны, Марио Ланца! Радуйтесь, что я не ябеда!
— С кем она там разговаривает? — спросил художник.
— С канарейкой, — ответил Мартин.
Молча взял он из рук художника кошку Аглаю и бережно положил её на столик перед Говорящей машиной. Кошка что-то мурлыкала себе под нос.
Так же молча включил профессор Розкам машину, и та стала тихо переводить кошкино мурлыканье:
— Хотела бы я знать, ради чего таскают меня по диким чужим комнатам и кладут на столы, пахнущие канарейками. Я не привыкла к таким грубостям. Обычно художник был очень воспитан. Я разрешаю ему обеспечивать меня едой и теплом, но большего я ему никогда не разрешала. Сейчас он зашёл слишком далеко.
Вдруг она замолчала, и её мерцающие глаза заскользили по лицам присутствующих: очевидно, она заметила, что её поняли.
Господин Берингер, художник, рассмеялся и крикнул:
— Разве это не божественная кошка? Она разрешает мне обеспечивать её едой и теплом! Как это великодушно с её стороны! Ха, ха, ха!
После этого восклицания кошка опять замурлыкала, и машина тотчас стала переводить.
Аглая сказала:
— Что я великодушна, господин Берингер, мне известно самой! При таком беспорядке, как у вас, любая собака давно подала бы в отставку! Но мне это не мешает. Меню ваших обедов меня тоже мало смущает. Обеды, конечно, не блестящи, но терпеть можно. Хотелось бы побольше печёнки. Телячьей печёнки. Но это между прочим. Гораздо важнее то, что я теперь могу сообщить вам с помощью этой машины, а именно: в ваших картинах вы употребляете слишком много красной краски! Вы накладываете её на холст слишком толстыми мазками! С красной краской надо обходиться осторожнее и бережливее, мой дорогой господин, намного бережливее!