нюф-нюф.
Несколько зим, лет, осень и весна
зима (поэма)
Вот он со своего балкона
Глядит в аллею тополей.
А то: в компании лимона
Сидит на кухоньке своей.
Себя всего зажал в горсти и
По капле в чашечку цедит,
И через шуток отверстия
Он в беспредельное глядит.
Но в беспредельном не застрянет.
А между тем, уж слышит хруст
Снежка и стережёт багрянец
Не листьев жухлых – жухлых уст
своей возлюбленной.
Вот он в компании лимона
На тесной кухоньке сидит.
А мимо – как во время оно –
Свой луч пронзительный цедит
Луны звезда и вдруг в багрянец
Окрасит руки тополей,
Чтоб тем верней ввести в обманец
Нас одиночеств и любвей.
Чтоб, вызрев в вымышленной муке,
Во взгляде поместился крик
И тополей худые руки
Нагнул и пальцы с них состриг.
Вот он со своего балкона
Мечтою падает во мрак
И ищет, ищет в смятых кронах
Себя, но не найдёт никак.
А то на кухне в чашке чая
Лежит, ошпаренный взаверть.
А то: в постели изучает
По книге, что такое смерть.
«Я не нашёл определений,
Но там рисунок молоком:
Как нас стесняются колени
И объясняются тайком.»
Так, сея похоти крамолу,
За подоконник льёт и льёт
Свой шёпот скучного помола
На жёлтых листьев скучный йод.
А то в постели: «путь мой млечен.
Но только он – есть бытие!»
И всё рукой широкоплечей
Тревожит мяса острие,
И заторопится к окну и,
Забыв пространства простыней,
В пространство ночи, в ночь ночную.
Рассыплет веером иней.
«Я против смерти протестую,
Но не болею ни о ком,
И, через это, в смерть густую
Их тяготением влеком».
Так он в задумчивости мерит
Прихожую шагами. Что
Он может? Врёт, губастый мерин,
В густое ночи решето.
«Ты красишь волосы в багрянец,
Но не болеешь ни о ком,
Ты лишь меня умеешь ранить
Густым лимона молоком».
И мерит, мерит взглядом тяжким
Квадрат двора, в него влеком,
Лимонным взглядом мыслей ляжки
На нём рисует молоком.
«В твои объятия густые
Сейчас и до утра шести
Я падаю, Ирин, а ты и
Не знаешь, господи-прости.
Но знаю я: чуть отпусти я,
Как ты, вертлява и юна,
Уйдёшь сквозь шуток отверстия,
Уйдёшь неопределена,
Чтоб я тебя как мысль густую
Преследовал и не настиг.
А после – смертью арестуют
Мой взгляд, переходящий в крик».
А между тем, уж луч боится
Идти отверстиями звезд.
И тополиный мрак клубится
И золото лимона ест.
Уж луч не лезет ни в какую
Через пространства решето.
Уж мир весь, похотью воркуя,
Преображается в ничто.
Но кто себя зажал в горсти и
Чужую разгребает муть?
Кто через мяса отверстия
Смог в беспредельное взглянуть?
Я знаю всё: всё, что он хочет
Не знать. И, простыней шурша,
Вертлявые Ирины очи
Я обнимаю не спеша.
Мы как бы наблюдаем двое,
Как он, губастый, бредит быть.
Как тщится кобелиным воем
Сквозь мрака ночь туннель прорыть
к своей возлюбленной.
«Ирина, в смерть твоих объятий
Сейчас и до утра шести
Я, для тебя невероятен,
Впадаю, господи-прости!»
Но Господа не надо трогать:
Господь не любит ни о ком,
Когда густую вошь за похоть
Раздавит смерти потолком.
А он своё: «я неуспешен,
Но умираю не о том,
Как терпкий жир любви черешен
Не жрать мне похотливым ртом,
Мне только, чтоб из-под лимона
Не лезла бы густая смерть,
Пока на кухне время оно
Лежит, ошпарено взаверть.
Пускай! Мне не к чему прижаться
Зато – не хлынет из всех пор,
Когда пробьёт мой час вмешаться
В гнилого мяса разговор!»
А первый снег, в полёте тая,
Покружится вот так и – вниз.
Совсем не та смерть – смерть пустая
Вовнутрь заглядывает из.
А он и не заметил.
«Зима снег сверкает…»
Зима снег сверкает
ветр дерзко воздух рвёт
танцует с ницшеанским задором
Солнцекладущий Поэт.
Сани скользят с горы
звери выстроились по краю опушки
ели еле держат уже затянувшуюся
паузу…
Увы! Поэт солнцеклад
отморозил.
зима #3a
Февральский ветер
в ущелье Ленинского
многокилометровый
сквозняк
минус 20 стынут
меганы и светофоры
веганы и софоморы
(опять забыл кто это)
прячутся в тёплые щели
кофеен
Феи кофеен жужжат
сыплют корицу в капучино
льют айриш крим в латте
Парижачьи щебечут
читают лаптопы
мы на краю Европы
нам улыбается Кафка
и Мария Рильке
в платье вечернем шлёт
воздушные поцелуи своих элегий
и все бы ничего но
ветер.
Ветер очень холодный.
Стихи прячутся в щели
пока ветер
гонит
скотину бытия.
nightmare #224: после известного происшествия
Москва – театр яда
с соломенными енотами
Снился сон:
провинциальная актриса
с головой младенца в руке
у входа в метро
Проснулся в холодном поту
потом образ долго не отпускал
На балкон вышел
1-й же день «весны»!
(но нет уже весны в «душе»
«моей»)
(и роли все разобраны
ролевиками)
ночью
грома летняя моща.
всё живое ждёт дожжя.
додики и цадики
притаились в садике.
в небе просверкивает,
пейзаж коверкает
а я
в квартире красотки
в сталинской высотке
в кухне огромной и душной
хозяйского
кормлю
кота.
лето #13
Где парии в пАрках
где лУны латУнные
где жили нетужИли
где и мы жили
там – всё
там жить
нельзя.
Где пАрии в парках
там порево пророчеств.
Блюз блюю.
лето #121
алкей алкает
левкипп кипит
никто не знает
никто не спит
аллель алеет
закат в крови
художник клее т
а ты – порви
бродсковатых поэтов
окультуренный трёп
полыхает под рэп
разрываемых тряпок.
басня #11
…а там крестьянин на кортáх
скорпы с металикой в ушах-капельках
млеет
мимо пёс пробегал
интеллигент-хлюст
увидал сиволапого и ну банковать
камлать в луну выть
вспенился мессианами да мосоловами
– ну молись смерд гидебору! – вопит
реднэк терпел-терпел да и восстал с кортов
– стрекало-то прикуси – рявкнул
расправил гармонь-плечищи
и грабли-ручищи
простёр
глазищами-тыщами рыщет
жвалами водит
затрясся пёс-скарабей
– затравлю – кричит – изгуглю с лица земли!
и всё такое
акурат над ними ворон-грач пролетал
дыры в небе собой латал
думал сказать свое имхо
да воздержался плюнул в сердцах
долго смеялись окуньки смехом
звонким серебряным
в чертогах в буйабесных.
свинцовые стихи по-немецки
Уж Осень на сносях. Деревья.
В Свинец оделись. И Вóды.
Отошли.
Куда-то…
Мозгляк куражица. Грозит.
Пальчиком отмороженным.
Ничто не бóльна.
И Курица довольна.
ist.
Вечереет.
Свиньи блюют Свинцом.
В Небо.
Нам –
Никак.
Дети Роршаха
«жил как птица…»
жил как птица:
щёлкая клювом
в рассуждениях
о жизни короткоствольной
vs гладкоствольной
мерцал грустью
питаясь за шкафом
локонами лакана
дагерротипами
хайдеггера…
«взмолилась птица…»
взмолилась птица:
впусти в клетку!
плачет младенец
ниочём
не взлетит стих
стерхом обтерханным
боже упаси
все мы разные
помои по-твоему
потвои по-моему
вдруг вижу:
резник в ризнице
фатум в кляре.
«хищная щень окропила…»
хищная щень окропила
подворотни писком своим
ох курочка с корочкой!
и сладкий сквознячок
где терпила
дыркой в баку свистел
(тот сквознячок
из сфер так сказать
где андропов с черненко
в салки играли)
блажен кто посетил
чей век
кошатрии крышуют.
«котники и кототерпцы…»
Котники и кототерпцы.
Приятны мне ваши обостренья.
Весенние.
Событья канут.
И сеть забудет.
Задроттенфюррера фурор.
Вы ж и во тьме неистощимы.
Папаши роршаха сыны.
(и дочери
конешно).
nocturne #7833
суббрат Брат-2.0 слил