Говорящая ветошь (nocturnes & nightmares) — страница 6 из 15

нюф-нюф.

Несколько зим, лет, осень и весна

зима (поэма)

Вот он со своего балкона

Глядит в аллею тополей.

А то: в компании лимона

Сидит на кухоньке своей.

Себя всего зажал в горсти и

По капле в чашечку цедит,

И через шуток отверстия

Он в беспредельное глядит.

Но в беспредельном не застрянет.

А между тем, уж слышит хруст

Снежка и стережёт багрянец

Не листьев жухлых – жухлых уст

своей возлюбленной.

Вот он в компании лимона

На тесной кухоньке сидит.

А мимо – как во время оно –

Свой луч пронзительный цедит

Луны звезда и вдруг в багрянец

Окрасит руки тополей,

Чтоб тем верней ввести в обманец

Нас одиночеств и любвей.

Чтоб, вызрев в вымышленной муке,

Во взгляде поместился крик

И тополей худые руки

Нагнул и пальцы с них состриг.

Вот он со своего балкона

Мечтою падает во мрак

И ищет, ищет в смятых кронах

Себя, но не найдёт никак.

А то на кухне в чашке чая

Лежит, ошпаренный взаверть.

А то: в постели изучает

По книге, что такое смерть.

«Я не нашёл определений,

Но там рисунок молоком:

Как нас стесняются колени

И объясняются тайком.»

Так, сея похоти крамолу,

За подоконник льёт и льёт

Свой шёпот скучного помола

На жёлтых листьев скучный йод.

А то в постели: «путь мой млечен.

Но только он – есть бытие!»

И всё рукой широкоплечей

Тревожит мяса острие,

И заторопится к окну и,

Забыв пространства простыней,

В пространство ночи, в ночь ночную.

Рассыплет веером иней.

«Я против смерти протестую,

Но не болею ни о ком,

И, через это, в смерть густую

Их тяготением влеком».

Так он в задумчивости мерит

Прихожую шагами. Что

Он может? Врёт, губастый мерин,

В густое ночи решето.

«Ты красишь волосы в багрянец,

Но не болеешь ни о ком,

Ты лишь меня умеешь ранить

Густым лимона молоком».

И мерит, мерит взглядом тяжким

Квадрат двора, в него влеком,

Лимонным взглядом мыслей ляжки

На нём рисует молоком.

«В твои объятия густые

Сейчас и до утра шести

Я падаю, Ирин, а ты и

Не знаешь, господи-прости.

Но знаю я: чуть отпусти я,

Как ты, вертлява и юна,

Уйдёшь сквозь шуток отверстия,

Уйдёшь неопределена,

Чтоб я тебя как мысль густую

Преследовал и не настиг.

А после – смертью арестуют

Мой взгляд, переходящий в крик».

А между тем, уж луч боится

Идти отверстиями звезд.

И тополиный мрак клубится

И золото лимона ест.

Уж луч не лезет ни в какую

Через пространства решето.

Уж мир весь, похотью воркуя,

Преображается в ничто.

Но кто себя зажал в горсти и

Чужую разгребает муть?

Кто через мяса отверстия

Смог в беспредельное взглянуть?

Я знаю всё: всё, что он хочет

Не знать. И, простыней шурша,

Вертлявые Ирины очи

Я обнимаю не спеша.

Мы как бы наблюдаем двое,

Как он, губастый, бредит быть.

Как тщится кобелиным воем

Сквозь мрака ночь туннель прорыть

к своей возлюбленной.

«Ирина, в смерть твоих объятий

Сейчас и до утра шести

Я, для тебя невероятен,

Впадаю, господи-прости!»

Но Господа не надо трогать:

Господь не любит ни о ком,

Когда густую вошь за похоть

Раздавит смерти потолком.

А он своё: «я неуспешен,

Но умираю не о том,

Как терпкий жир любви черешен

Не жрать мне похотливым ртом,

Мне только, чтоб из-под лимона

Не лезла бы густая смерть,

Пока на кухне время оно

Лежит, ошпарено взаверть.

Пускай! Мне не к чему прижаться

Зато – не хлынет из всех пор,

Когда пробьёт мой час вмешаться

В гнилого мяса разговор!»

А первый снег, в полёте тая,

Покружится вот так и – вниз.

Совсем не та смерть – смерть пустая

Вовнутрь заглядывает из.

А он и не заметил.

[Конец 1980-х]

«Зима снег сверкает…»

# # # #

Зима снег сверкает

ветр дерзко воздух рвёт

танцует с ницшеанским задором

Солнцекладущий Поэт.

Сани скользят с горы

звери выстроились по краю опушки

ели еле держат уже затянувшуюся

паузу…

Увы! Поэт солнцеклад

отморозил.

зима #3a

Февральский ветер

в ущелье Ленинского

многокилометровый

сквозняк

минус 20 стынут

меганы и светофоры

веганы и софоморы

(опять забыл кто это)

прячутся в тёплые щели

кофеен

Феи кофеен жужжат

сыплют корицу в капучино

льют айриш крим в латте

Парижачьи щебечут

читают лаптопы

мы на краю Европы

нам улыбается Кафка

и Мария Рильке

в платье вечернем шлёт

воздушные поцелуи своих элегий

и все бы ничего но

ветер.

Ветер очень холодный.

Стихи прячутся в щели

пока ветер

гонит

скотину бытия.

nightmare #224: после известного происшествия

Москва – театр яда

с соломенными енотами

Снился сон:

провинциальная актриса

с головой младенца в руке

у входа в метро

Проснулся в холодном поту

потом образ долго не отпускал

На балкон вышел

1-й же день «весны»!

(но нет уже весны в «душе»

«моей»)

(и роли все разобраны

ролевиками)

ночью

грома летняя моща.

всё живое ждёт дожжя.

додики и цадики

притаились в садике.

в небе просверкивает,

пейзаж коверкает

а я

в квартире красотки

в сталинской высотке

в кухне огромной и душной

хозяйского

кормлю

кота.

лето #13

Где парии в пАрках

где лУны латУнные

где жили нетужИли

где и мы жили

там – всё

там жить

нельзя.

Где пАрии в парках

там порево пророчеств.

Блюз блюю.

лето #121

алкей алкает

левкипп кипит

никто не знает

никто не спит

аллель алеет

закат в крови

художник клее т

а ты – порви

бродсковатых поэтов

окультуренный трёп

полыхает под рэп

разрываемых тряпок.

басня #11

…а там крестьянин на кортáх

скорпы с металикой в ушах-капельках

млеет

мимо пёс пробегал

интеллигент-хлюст

увидал сиволапого и ну банковать

камлать в луну выть

вспенился мессианами да мосоловами

– ну молись смерд гидебору! – вопит

реднэк терпел-терпел да и восстал с кортов

– стрекало-то прикуси – рявкнул

расправил гармонь-плечищи

и грабли-ручищи

простёр

глазищами-тыщами рыщет

жвалами водит

затрясся пёс-скарабей

– затравлю – кричит – изгуглю с лица земли!

и всё такое

акурат над ними ворон-грач пролетал

дыры в небе собой латал

думал сказать свое имхо

да воздержался плюнул в сердцах

долго смеялись окуньки смехом

звонким серебряным

в чертогах в буйабесных.

свинцовые стихи по-немецки

Уж Осень на сносях. Деревья.

В Свинец оделись. И Вóды.

Отошли.

Куда-то…

Мозгляк куражица. Грозит.

Пальчиком отмороженным.

Ничто не бóльна.

И Курица довольна.

ist.

Вечереет.

Свиньи блюют Свинцом.

В Небо.

Нам –

Никак.

Дети Роршаха

«жил как птица…»

# # # #

жил как птица:

щёлкая клювом

в рассуждениях

о жизни короткоствольной

vs гладкоствольной

мерцал грустью

питаясь за шкафом

локонами лакана

дагерротипами

хайдеггера…

«взмолилась птица…»

# # # #

взмолилась птица:

впусти в клетку!

плачет младенец

ниочём

не взлетит стих

стерхом обтерханным

боже упаси

все мы разные

помои по-твоему

потвои по-моему

вдруг вижу:

резник в ризнице

фатум в кляре.

«хищная щень окропила…»

# # # #

хищная щень окропила

подворотни писком своим

ох курочка с корочкой!

и сладкий сквознячок

где терпила

дыркой в баку свистел

(тот сквознячок

из сфер так сказать

где андропов с черненко

в салки играли)

блажен кто посетил

чей век

кошатрии крышуют.

«котники и кототерпцы…»

# # # #

Котники и кототерпцы.

Приятны мне ваши обостренья.

Весенние.

Событья канут.

И сеть забудет.

Задроттенфюррера фурор.

Вы ж и во тьме неистощимы.

Папаши роршаха сыны.

(и дочери

конешно).

nocturne #7833

суббрат Брат-2.0 слил