Грач — страница 8 из 13

После секундного замешательства со всех сторон понеслись крики:

— У него припадок!

— Позовите кого-нибудь из учителей!

— Звоните девять-девять-девять!

— Надо повернуть его на бок, чтобы не подавился языком…

— И не захлебнулся рвотой.

Один из приятелей Станно подскочил ко мне и с размаху вмазал по физиономии, но я не почувствовал боли. Только потом увидел в зеркало, что половина лица у меня цвета сливы.

Среди всей суеты я неподвижно стоял над Станно и не знал, куда идти и что делать.

Потом появилась Сара. Она бросила на меня взгляд, в котором было столько ненависти, что он обжёг меня, как кислота. Ничего не сказав, она встала на колени рядом со Станно и взяла его за руку. Единственная из всех, она не поддалась панике.

— Всё в порядке, — сказала Сара, обращаясь не то к Станно, не то к обступившим её школьникам. — Всё в порядке.

Но тут кто-то из толпы выдал с гадливым смешком:

— Эй, смотрите, он нассал в штаны.

Все отшатнулись от Станно, как от готовой вот-вот взорваться бомбы.

Я не удержался и посмотрел на тёмное пятно, расползавшееся спереди по брюкам Станно.

Сара сняла с себя форменный пиджак и накрыла брата.

Потом появился учитель, мистер Бак. Он преподавал у нас физкультуру и географию, хотя спортсменом был никаким, а на карте не нашёл бы даже собственной задницы.

— Посторонитесь, посторонитесь, — приговаривал он, отчего школьники только плотнее обступали распростёртого на земле Станно. — Что тут происходит? Если вы что-то натворили, это не будет оставлено без… как их там… последствий.

— Сэр, с ним случился припадок, — сказал кто-то. — После того как этот его толкнул.

Все лица повернулись ко мне. В том числе и бульдожья физиономия мистера Бака.

— Всё в порядке, сэр, — сказала Сара. — У него эпилепсия. Сейчас всё пройдёт. Я позвоню отцу, и он заберёт его домой.

Я чувствовал себя худшим из людей, когда-либо живших на свете. Гитлером или кем-то вроде.

Но, в отличие от Гитлера, я ещё и ненавидел себя.

15

Перед обедом меня вызвали в кабинет директрисы, мисс Кемп. Мы её видели редко, в основном на собраниях, которые проходили по утрам каждую среду. На них мисс Кемп рассказывала нам о ценностях нашей школы, о личной гигиене, о том, что над быть добрыми друг к другу, прилежно учиться и получать хорошие оценки на экзаменах. Почти всё остальное время она проводила у себя в кабинете и никого особо не донимала.

Я этого ожидал — в смысле, что меня вызовут к директору. Недаром всё утро я слышал со всех сторон «Ну ты попал» и «Не хотел бы я оказаться на твоём месте». Джонно даже попытался на эту тему пошутить, но Бенди так строго на него посмотрел, что тот шутить передумал.

В коридоре перед директорским кабинетом сидел мой отец. Он сам был похож на испуганного школьника, которого, как в старину, велели выпороть розгами. Кроме него в коридоре ждали мужчина и женщина. Мужчина был одет в деловой костюм и, судя по виду, хотел, чтобы всё это быстрее закончилось. У женщины было разъярённое лицо.

Я сразу догадался, что это — родители Станно. И Сары.

— Ники, мальчик, во что вы там с ним играли? — спросил отец.

— Так это он? Это он? — захлебываясь от злости, воскликнула женщина.

Мужчина взял её за локоть. Если бы он этого не сделал, она бы наверняка вскочила и набросилась на меня.

Но в следующий момент дверь кабинета открылась, и мисс Кемп пригласила нас войти.

— Спасибо, что пришли, — сказала она и по очереди пожала руки всем, кроме меня. — Мы собрались здесь из-за сегодняшнего серьёзного происшествия. Чтобы понять, что в связи с ним делать, я хочу выяснить все обстоятельства.

— Тут и выяснять нечего, — сказала женщина. — Этот здоровенный лоб сбил Питера с ног. Ни с того ни с сего взял и ударил его. И мы все знаем, к чему это привело.

Я попытался было что-то возразить, но слова застряли у меня в горле.

— Насколько я понимаю, Питер страдает эпилепсией? — спросила мисс Кемп.

— Да, это указано в его деле, — ответил отец Станно.

Мисс Кемп посмотрела в лежавшие перед ней бумаги.

— Но раньше в школе припадков у него не случалось?

— Обычно они бывают по ночам, — сказала мать Станно. — Это доказывает, что сегодня припадок был спровоцирован. Спровоцирован этим мерзавцем.

— Мы не можем сказать наверняка… — начал отец Станно.

— Только посмотрите на него, — перебила его жена. — Он в сто раз здоровее нашего Питера. Питер — хрупкий мальчик, он и мухи не обидит. А это животное…

До этого момента мой отец сидел будто в ступоре, но сейчас встрепенулся.

— Ники не животное, — сказал он. — Он хороший ребёнок. Он никогда не попадал в неприятности.

— Это всё вы! — У матери Станно налились кровью глаза. — Вы во всём виноваты. Родители. Вы и его мать.

— Заткнись, — сказал я. — Закрой свой вонючий рот.

На секунду в кабинете повисла тишина. Потом мисс Кемп сказала твёрдо:

— Сядь, Николас, ты…

Но было поздно. У меня в голове будто что-то взорвалось.

— Вы все тупые уроды! А я ни хрена не сделал ничего плохого!

— Ники! — сказал отец.

— Да пошёл ты! — выкрикнул я, скорее в пространство, чем лично ему.

Затем, громко хлопнув дверью, вылетел из кабинета.

Пронёсся по коридору, скатился вниз по лестнице и выскочил на улицу.

16

На улице шёл дождь. Такой дождь, который пропитывает собой воздух, но отдельных капель при этом не видно. Я поплёлся домой и через минуту уже был мокрым насквозь. И весь дрожал. Только когда промокнешь, становится по-настоящему холодно.

Я шёл к дому окольными путями, чтобы не попасться на глаза отцу, когда он тоже пойдёт домой. Он наверняка был дико зол на меня. Он ведь не знал, что я только едва дотронулся до Станно. И мог на самом деле думать, что я его доставал. Взрослые вообще никогда толком не понимают, что на самом деле происходит в школе.

Немного спустя мне пришло в голову, что нет никакого смысла идти длинной дорогой, чтобы дома так и так нарваться на взбучку. Во всём городе я знал одно-единственное место, где можно было бы укрыться от дождя.

До библиотеки я добрался за полчаса. При виде знакомого здания у меня ёкнуло в груди. Обычно оно светилось всеми большущими окнами, так что были видны полки с книгами и читатели, и уже от одного этого вида становилось тепло на душе. А сейчас свет в библиотеке не горел, и, значит, она была закрыта. Но я всё равно подошёл к её дверям.

На дверях висело объявление. В нём говорилось, что «время работы изменено». Правильнее было бы написать «время неработы изменено», потому что теперь библиотека большую часть времени не работала. Она открывалась только с утра по вторникам и четвергам и ещё в субботу до четырёх дня. Бред какой-то. Прекрасное здание, полное книг, — и вечно закрыто. Это как иметь машину, на которой не разрешено выезжать из гаража.



Под навес над входом в библиотеку почти не попадал дождь. Идти мне было некуда, поэтому я уселся на ступеньку и просидел около часа, пока окончательно не замёрз. Когда сидеть стало совсем уже невозможно, я встал, пошарил по карманам и нашёл там два фунта. Сходил к уличной забегаловке, купил картошку фри и колу и вернулся с ними обратно на ступени библиотеки. С едой я сразу почувствовал себя лучше. Когда ешь, все мысли крутятся вокруг поглощения пищи и не отвлекаются на неприятное.

Но скоро картошка кончилась, и её благотворное действие тоже. Это как когда ты маленький и боишься темноты, а мама приходит и целует тебя на ночь, и потом силовое поле её поцелуя ещё какое-то время оберегает тебя, но становится всё слабее и слабее, пока наконец совсем не исчезнет и ты снова не останешься беззащитным перед монстрами.

Я ещё немного бесцельно пошлялся по городу. Дождь перестал, я вышел к церкви, прогулялся по кладбищу, посмотрел на поле, где мы подобрали Грачика, и на серевший за полем перелесок, в котором мы спасли барсучонка. Но потом дождь припустил с новой силой, стало быстро темнеть, и я пошёл домой.

17

Отец меня ждал. Я это понял по тому, что, когда я пришёл, он сидел и ничего не делал. Обычно, когда ты видишь людей, они бывают чем-то заняты — смотрят телик, тупят в интернете, читают газету, болтают, делают что-то ещё. Когда же видишь человека, который не делает ничего, это может означать только одно — он тебя ждёт. Наверно, у людей плохо с многозадачностью и, если они кого-то ждут, ни на что другое их уже не хватает.

А ещё, если видишь человека, который ничего не делает, это часто означает, что у тебя неприятности.

Отец сидел за столом на кухне. И, как мне показалось, долго и напряжённо обдумывал, как и в каком тоне со мной говорить. Он, наверно, перебрал много вариантов — сердито, смущённо, с отвращением, раздражённо, насмешливо. А в итоге сказал печально:

— Ники, зря ты это сделал.

— Ты про что? — спросил я.

— Про всё. Не надо было бить того мальчишку. Не надо было ругаться. Убегать.

— Я его не бил.

— Все говорят, что бил.

— Я его толкнул. И даже не сильно.

— Ему хватило.

Я вспомнил, как Станно весь содрогался, лёжа на земле. И с трудом отогнал от себя это воспоминание.

— Это он задирался, а не я.

— Говорят, он меньше тебя.

— Да, но у него здоровенные приятели и он всегда их натравливал на меня. А ещё он… подлый.

Отец покачал головой.

— Если бы ты тогда не сбежал и рассказал всё директрисе… Как её там?

— Мисс Кемп.

— Ну да. Может, тогда бы этого не случилось.

Тут я напрягся.

— Что ты имеешь в виду? Чего бы не случилось?

— Тебя бы не отчислили.

— В смысле, не отстранили бы от занятий? — Я решил, что именно такое наказание мне назначили. — И на сколько дней?

— Нет, Ники, ты не понял. Тебя не отстранили от занятий. Тебя отчислили, исключили. Выгнали. Навсегда.

— Нет, ну как…

— Ники, ты напал на ученика, потом обругал директора школы. Если бы ты попросил прощения, тебя бы отстранили от занятий на неделю или около того. А так ты дал железный повод тебя выгнать.