– Знаю. – Маркус вновь устремил взгляд в окно. – Стрелок из тебя никудышный.
– Просто поскользнулся: трава была мокрая. – Дэниел не знал, зачем говорил все это, ведь это совершенно неважно, если Хью умрет.
Черт возьми, они же были друзьями! В этом-то и состояла нелепость ситуации. Дэниел и Хью знали друг друга много лет – с того самого момента, как впервые увиделись в Итоне. Правда, тогда все они были пьяны, кроме Маркуса, который никогда не позволял себе больше одного стакана.
– Как твоя рука? – спросил Маркус.
– Болит, но это даже хорошо, – сказал Дэниел, глядя в сторону. – Мои родные знают?
– Трудно сказать, но наверняка скоро узнают.
Дэниел судорожно сглотнул. Как бы то ни было, он станет парией, и это непременно бросит тень на его семью. Его старшие сестры, слава богу, замужем, а вот Гонория недавно впервые вышла в свет. Кто теперь захочет к ней посвататься?
Дэниел даже думать не хотел, как случившееся отразится на его матери. Решение пришло само.
– Мне необходимо уехать из страны.
– Он еще не умер.
Дэниел воззрился на друга, ошеломленный его прямотой.
– Если он выживет, тебе не придется никуда уезжать, – пояснил Маркус.
Он, конечно, прав, вот только Дэниел сильно сомневался, что Хью выкарабкается: он видел кровь, рану, даже развороченную кость! Вряд ли кому под силу пережить такое. Если Хью и справится с кровопотерей, то инфекция непременно его убьет.
– Я должен его навестить, – принял решение Дэниел, пытаясь подняться.
Ему даже удалось спустить ноги с кровати и почти коснуться пола, когда его подхватил Маркус и предостерегающе произнес:
– Это не слишком хорошая идея.
– Мне необходимо объяснить Хью, что я не хотел его убивать.
Маркус вскинул брови.
– Не думаю, что это имеет какое-то значение.
– Для меня имеет.
– Не удивлюсь, если ты встретишься там с судьей.
– Если бы судья хотел меня видеть, то уже отыскал бы здесь.
Обдумав услышанное, Маркус отошел в сторону.
– Ты прав.
Он протянул Дэниелу руку, и тот глухо произнес:
– Я играл в карты, то есть проводил время так, как многие джентльмены, и, когда Хью обозвал меня шулером, вызвал его на дуэль, потому что именно так поступают настоящие джентльмены.
– Не терзай себя! – попросил Маркус.
Нет, ему есть что сказать, и Маркус выслушает его до конца. Он повернулся к другу, сверкнув глазами.
– Я выстрелил в сторону, потому что так поступают все настоящие джентльмены, но поскользнулся и попал в Хью, и теперь, черт возьми, я должен поступить, как подобает мужчине: пойти к нему и сказать, что мне очень жаль.
– Я тебя отвезу, – вздохнул Маркус (а что ему оставалось?..)
Хью был вторым сыном маркиза Рамсгейта, и посему его отвезли в дом отца на площади Сент-Джеймс. Дэниелу не потребовалось много времени, чтобы понять, что он нежеланный гость.
– Вы! – взорвался лорд Рамсгейт, тыча в Дэниела пальцем, словно увидел перед собой самого дьявола. – Как вы посмели сюда явиться?
Дэниел стоял, опустив голову и не произнося ни слова. Рамсгейт, в шоке и почерневший от горя, имел все основания гневаться.
– Я пришел, чтобы…
– Выразить соболезнование? – язвительно оборвал его маркиз. – Не знаю, обрадует ли вас известие, что мой сын еще жив.
В душе Дэниела всколыхнулась надежда.
– О господи! Конечно, обрадует! Простите меня – не было умысла, просто стечение обстоятельств…
И без того выпученные от гнева глаза Рамсгейта едва не выскочили из орбит.
– Стечение обстоятельств? Вы полагаете, извинения спасут вас от виселицы в случае смерти моего сына?
– Я пришел не…
– Я сделаю все, чтобы вас повесили, так что не надейтесь избежать наказания!
Дэниел ни на секунду не усомнился, что маркиз исполнит свою угрозу.
– Но первым о дуэли заговорил Хью, – тихо заметил Маркус.
– Мне плевать, кто был зачинщиком этого безобразия! – рявкнул Рамсгейт. – Мой сын действовал благородно: целился в сторону, – в то время как вы… – Маркиз повернулся к Дэниелу, источая злобу и горе. – Вы его ранили. Зачем?
– Это всего лишь случайность.
Рамсгейт молча смотрел на него, потом спросил:
– И это все, что вы можете сказать?
Дэниел ничего не ответил. Его оправдания никому не нужны, хоть он и сказал чистую правду, и правда эта была ужасной.
Он перевел взгляд на Маркуса в надежде получить от него какой-нибудь совет, намек на то, как действовать дальше, но и тот тоже выглядел растерянным. Дэниел хотел было, еще раз извинившись, убраться восвояси, но в это самое мгновение в гостиную вошел дворецкий с известием, что доктор, осматривавший Хью, только что спустился вниз.
– Как он? – едва ли не выкрикнул Рамсгейт.
– Будет жить, – сообщил доктор, – если уберечь рану от инфекции.
– А нога?
– Ногу тоже можно сохранить, опять-таки если не начнется воспаление. Но вот хромота скорее всего останется навсегда: кость раздроблена. Я постарался все собрать, но… – Доктор пожал плечами. – В общем, сделал что мог, больше ничего сделать нельзя.
– Когда вы будете знать наверняка, что опасность миновала? – спросил Дэниел.
Доктор воззрился на него.
– Вы кто?
– Дьявол, подстреливший моего сына, – прошипел Рамсгейт.
Доктор в полном ошеломлении отпрянул, когда маркиз надвинулся на Дэниела и злобно процедил:
– Слушайте меня внимательно: вы за это заплатите. Вы испортили жизнь моему сыну. Даже если он выживет, с искалеченной ногой он будет инвалидом.
В груди Дэниела зародилось ледяное предчувствие беды. Он знал, что Рамсгейт взбешен, и у него были на то все основания, но от горя он утратил над собой контроль и сделался поистине одержимым.
– Если он умрет, – прошипел Рамсгейт, – вас повесят, а если выживет, но вам каким-то образом удастся избежать наказания, я вас убью.
Они стояли так близко друг к другу, что Дэниел ощущал неровное дыхание маркиза, вырывавшееся из груди с каждым словом. Глядя в его горящие яростью зеленые глаза, он в полной мере ощутил, что такое страх.
Лорд Рамсгейт действительно вознамерился его убить. Это всего лишь вопрос времени.
– Сэр, – начал Дэниел, поскольку испытывал необходимость сказать хоть что-то, не в силах просто стоять и молча выслушивать угрозы. – Должен вам сказать…
– Нет, это я должен сказать! – рявкнул маркиз. – Мне плевать, кто вы такой, плевать на титул, оставленный вашим никчемным отцом. Вам не жить! Вы меня поняли?
– Думаю, нам пора, – поспешил вмешаться в разговор Маркус и, просунув руку между джентльменами, осторожно развел их в стороны. – Доктор, – кивнул он стоявшему поодаль врачу, увлекая Дэниела за собой. – Лорд Рамсгейт.
– Считайте оставшиеся дни, Уинстед, – угрожающе протянул маркиз. – Или, скорее, часы.
– Сэр, – в стремлении все уладить ну или хотя бы попытаться опять начал Дэниел, желая выразить почтение хозяину дома. – Должен вам сказать…
– Не смейте ко мне обращаться! – оборвал его Рамсгейт. – Вас уже ничто не спасет, и нет такого места на земле, где вы смогли бы от меня спрятаться.
– Но если вы его убьете, вас тоже повесят, – заметил Маркус. – А если Хью выживет, вы ему понадобитесь.
Рамсгейт посмотрел на Маркуса словно на умалишенного.
– Думаете, я сделаю это самолично? В наши дни не так сложно найти того, кто сделает это за меня, ибо цена жизни не так уж высока. – Он кивнул в сторону Дэниела. – Даже его жизни.
– Мне лучше уйти, – пробормотал доктор, поспешно направляясь к выходу.
– Запомните, Уинстед, – произнес маркиз, взирая на Дэниела со злобой и презрением. – Можете попытаться сбежать, спрятаться, но мои люди вас найдут. Вы не будете знать, кто они, и потому не заметите их рядом с собой.
Эти слова преследовали Дэниела на протяжении следующих трех лет. Из Англии во Францию, из Франции в Пруссию, из Пруссии в Италию… Он слышал их во сне, в шелесте листьев, в каждом раздававшемся за спиной шаге. Он научился держаться спиной к стенам и никому не доверять, даже женщинам, с которыми время от времени делил постель. Он смирился с тем, что его нога никогда больше не ступит на английскую землю и что он никогда больше не увидит своих родных. Так продолжалось до того самого дня, когда однажды в итальянском городишке он с удивлением увидел хромавшего ему навстречу Хью Прентиса.
Дэниел знал, что Хью выжил, поскольку время от времени получал весточки из дому, но никак не ожидал увидеть его снова, тем более здесь, на этой старинной площади небольшого итальянского городка, купавшегося в обжигающих лучах средиземноморского солнца и наполненного возгласами arrividerci[1] и buon giornio[2].
– Я нашел тебя, – произнес Хью, протягивая руку. – Наконец-то.
А потом с его губ сорвались слова, коих Дэниел уже не чаял услышать:
– Можешь возвращаться домой. Тебе больше ничто не угрожает. Даю слово.
Глава 1
Для леди, старавшейся оставаться незамеченной на протяжении последних восьми лет, Энн Уинтер оказалась в довольно затруднительном положении, ведь меньше чем через минуту она будет вынуждена выйти на импровизированную сцену, присесть в реверансе перед по меньшей мере восьмьюдесятью представителями crème de la crème[3] лондонского общества, сеть за фортепьяно и заиграть. Немного утешало лишь то, что компанию ей составят еще три молодые леди. Этим представительницам пресловутого квартета Смайт-Смитов, игравшим на струнных инструментах, тоже предстояло выступить перед многочисленной аудиторией. В отличие от них, Энн по крайней мере могла сосредоточить внимание на клавишах и вовсе не поднимать головы. Если повезет, слушателей настолько увлечет несущаяся со сцены какофония, что они не обратят никакого внимания на темноволосую женщину, вынужденную в последнюю минуту занять место пианистки, которая, по словам ее матери, вещавшей об этом всем, кто желал слушать, очень… нет, катастрофически серьезно больна.