Вполне подходящее место, ведь здесь медленно умирали музыкальные инструменты семейства Смайт-Смит. И вот теперь она застряла здесь до тех пор, пока не закончится творившееся в коридоре безумие. Энн не знала наверняка, что там происходит, хотя до ее слуха доносились громкие крики, глухое ворчание и еще какие-то тошнотворные звуки, напоминавшие удары плоти о плоть.
Присесть здесь было негде, поэтому пришлось опуститься на холодный деревянный пол, опершись о стену рядом с дверью, и ждать, пока там все не закончится. Что бы там ни происходило, она в этом участвовать не хотела. И что еще более важно, ей совершенно не хотелось оказаться поблизости, когда этих возмутителей обнаружат. А это непременно скоро произойдет, ибо поднятый ими шум вряд ли остался незамеченным.
Мужчины в большинстве своем идиоты, но в коридоре находилась и женщина, поскольку кричала именно она. Энн расслышала имя Дэниел и, кажется, Маркус. Похоже, это был граф Чаттерис, которого она встретила в начале вечера и который был явно влюблен в леди Гонорию…
Похоже, кричала как раз она.
Энн покачала головой: это не ее дело, и никто не осудит ее за то, что она пожелала остаться в стороне. Никто.
Кто-то с силой ударился о стену у нее за спиной, так что она отлетела на целых два дюйма и со стоном закрыла лицо руками. Ей никогда отсюда не выбраться. Может, пройдут годы, прежде чем ее бездыханное высохшее тело найдут поверх трубы и двух флейт, образующих крест.
Энн покачала головой. Нужно перестать читать на ночь мелодраматические романы, которые она брала у Гарриет. Ее юная подопечная мнила себя писательницей, и день ото дня ее произведения становились все мрачнее и трагичнее.
Наконец звуки ударов прекратились, и противники в изнеможении сползли на пол – Энн почувствовала это через тонкую стену. Один из них сидел прямо позади нее, и они наверняка прислонились бы спина к спине, если бы их не разделяла стена. До слуха Энн доносилось тяжелое дыхание и обрывки фраз. Она вовсе не собиралась подслушивать, но что было делать, раз уж она застряла в этой кладовой.
И тут вдруг до нее дошло: незнакомец, что ее поцеловал, не кто иной, как граф Уинстед, старший брат леди Гонории! Энн видела его портрет и должна была бы узнать. Художник прекрасно передал основные черты: волосы оттенка крепкого кофе и красиво очерченный чувственный рот, но в остальном сходство было неполным. Да, вне всякого сомнения, он был красив, но ни один художник не смог бы передать спокойную изысканную уверенность мужчины, знавшего свое место в мире и находившего его вполне удовлетворительным.
Господи, ну и вляпалась же она! Поцеловалась со скандально известным Дэниелом Смайт-Смитом! Энн знала о нем все – впрочем, как и остальные жители Лондона. Несколько лет назад он стрелялся на дуэли и был вынужден покинуть страну, чтобы остаться в живых. Но, очевидно, с отцом соперника они заключили своего рода перемирие. Леди Плейнсуорт как-то сказала, что граф наконец вернется домой, а Гарриет пересказывала Энн все сплетни. В этом отношении девочка была весьма полезна. Но если леди Плейнсуорт узнает о том, что случилось сегодня вечером… Карьере гувернантки придет конец. Энн не только не оставят в этом доме, но и наверняка не возьмут ни в какой другой, если станет известно, что она крутила шашни с графом. А ведь она с таким трудом добилась этой работы! Только вот ни одна заботливая мамаша не наймет своим дочерям гувернантку сомнительных моральных принципов.
Но ее вины в случившемся нет. На этот раз она действительно не сделала ничего дурного.
Энн вздохнула и прислушалась. В коридоре вроде бы воцарилась тишина. Нет, шаги еще слышались, но разобрать, сколько там народу, не представлялось возможным. Она выждала еще несколько минут, а потом, уверенная, что коридор опустел, повернула дверную ручку и осторожно вышла из своего убежища.
– А вот и вы, – произнес граф, второй раз за вечер.
Должно быть, Энн подскочила на целый фут, и не потому, что граф Уинстед застал ее врасплох, хотя так оно и было. Ее поразило то обстоятельство, что он оставался в коридоре так долго, не издавая при этом ни малейшего звука. Ведь она и в самом деле ничего не слышала.
И все же глаза ее округлились вовсе не из-за этого.
– Выглядите ужасно! – не удержавшись, выпалила Энн.
Граф сидел на полу в полном одиночестве, вытянув длинные ноги перед собой. Энн и представить себе не могла, что сидящий мужчина может выглядеть таким слабым, и была совершенно уверена, что граф непременно упал бы, если бы не прислонился спиной к стене.
Граф поднял дрожащую руку в шутливом приветствии:
– Маркус выглядит еще хуже.
От внимания Энн не ускользнул лиловый синяк у него под глазом и перепачканная кровью рубашка.
– Не уверена, что подобное возможно.
Лорд Уинстед испустил протяжный вздох.
– Он целовал мою сестру.
Энн ждала продолжения, но граф, очевидно, счел, что такого объяснения вполне достаточно.
– Э… – протянула она и осеклась, ибо в книгах по этикету не существовало никаких рекомендаций относительно поведения в подобных ситуациях. В конце концов, она решила поинтересоваться итогом стычки, а не причинами, что привели к ней. – Стало быть, вы обо всем договорились?
Подбородок графа опустился на грудь.
– Моя сестра вскоре будет принимать поздравления.
– О, это чудесно! – улыбнулась Энн, потом кивнула и сцепила руки перед собой в попытке собраться с мыслями. Ситуация весьма неловкая. Что полагается делать с раненым графом, который только что вернулся домой после трехлетнего изгнания и имел довольно скандальную репутацию?
О поцелуе, случившемся некоторое время назад, Энн и вовсе не хотела думать.
– Вы знакомы с моей сестрой? – устало спросил граф. – Ну конечно, раз выступали с ней на одной сцене.
– Ваша сестра – леди Гонория? – сочла благоразумным уточнить Энн.
Дэниел кивнул.
– А я – Уинстед.
– Да, конечно. Мне сообщили о вашем скором возвращении. – Энн смущенно улыбнулась, однако улыбка не помогла сгладить неловкость. – Леди Гонория очень мила и добра. Я рада за нее.
– Но играет она отвратительно.
– На сцене она была лучшей, – возразила Энн.
В ответ граф громко рассмеялся:
– Из вас получился бы неплохой дипломат, мисс…
Немного подождав, граф продолжил:
– Вы ведь так и не назвали мне своего имени.
Энн замялась: так происходило всегда, когда возникала необходимость представиться, но потом напомнила себе, что разговаривает с графом Уинстедом – племянником хозяйки, а следовательно, опасаться нечего, тем более что их никто не видел вместе.
– Я мисс Уинтер, – ответила Энн. – Гувернантка ваших кузин.
– Каких именно? Плейнсуортов?
Энн кивнула.
Граф заглянул ей в глаза.
– Бедняжка, очень вам сочувствую.
– О, перестаньте! Они чудесные! – с жаром запротестовала Энн, потому что обожала своих подопечных. Может, Гарриет, Элизабет и Фрэнсис и были более взбалмошными, нежели большинство юных леди, но зато обладали добрыми сердцами.
Граф вскинул брови.
– Чудесные? Не спорю. Но их поведение оставляет желать лучшего.
В его словах была доля правды, и Энн, не удержавшись от улыбки, чопорно произнесла:
– Уверена, они очень повзрослели с тех пор, как вы видели их в последний раз.
С сомнением взглянув на нее, граф спросил:
– Как случилось, что вы оказались за фортепьяно?
– Леди Сара заболела.
– А! – Как же много скрывалось за этим коротеньким восклицанием! – Передайте ей мои пожелания скорейшего выздоровления.
Энн была абсолютно уверена, что леди Сара почувствовала себя гораздо лучше в тот самый момент, когда мать освободила ее от участия в концерте, но ничего не сказала графу, а лишь кивнула, пообещав передать ей его слова, хотя и не собиралась этого делать, ибо никому и никогда не расскажет о своей встрече с графом Уинстедом.
– Ваша семья знает, что вы вернулись? – спросила Энн, внимательнее присмотревшись к графу. Он и впрямь был очень похож на свою сестру. Интересно, у него такие же удивительные глаза – ясные, бледного оттенка лаванды? В тусклом свете коридора разглядеть это не представлялось возможным, не говоря уж о том, что один глаз графа заплыл так, что от него осталась лишь щелочка. – Кроме леди Гонории?
– Пока нет. – Граф бросил взгляд на ту часть дома, где сейчас собрались гости, и досадливо поморщился. – Как бы ни обожал всех этих людей, заставивших себя присутствовать на концерте, я предпочел бы пока не показываться на публике. – Он опустил взгляд на свою порванную и перепачканную одежду. – Тем более в таком виде.
– Да, конечно, – поспешно кивнула Энн. Трудно представить, какая поднялась бы суматоха, появись граф в зале в таком виде – в крови и синяках.
Предприняв попытку пошевелиться, лорд Уинстед тихо застонал, а потом пробормотал себе под нос нечто такое, что явно не предназначалось для женских ушей.
– Мне нужно идти! – выпалила Энн. – Мне ужасно жаль, и… э…
Она мысленно приказала себе сдвинуться с места. Каждый уголок сознания взывал к ее здравому смыслу, заставляя убраться отсюда поскорее, пока в коридоре не появился кто-то из слуг или господ, но она думала лишь о том, что граф защищал сестру.
Разве могла она оставить в беде мужчину, поступившего столь благородно?
– Позвольте вам помочь, – предложила Энн вопреки здравому смыслу.
Граф слабо улыбнулся:
– Если вас не затруднит.
Энн присела на корточки, чтобы получше рассмотреть раны. Ей не раз приходилось обрабатывать порезы и царапины, но таких видеть еще не приходилось.
– Где болит? – спросила она, а потом, откашлявшись, уточнила: – Кроме очевидных ран.
– Очевидных?
– Ну… – Энн осторожно коснулась его глаза. – Вот тут синяк. И тут… – Прежде чем переместиться к плечу, выглядывавшему из-под разорванной окровавленной рубашки, указала она на левую часть подбородка. – Там тоже…
– Маркус выглядит еще хуже, – заметил лорд Уинстед.