— Проклятье! — Орлов уставился на оружие так, будто оно было виновато в его промахе. — Я же стрелял из него десятки раз и всегда бил в цель.
— Целью была стена сарая, внутри которого ты стоял? — с иронией оценил я меткость оппонента. — И как ты до своих лет-то дожил?
И снова Нечаев наградил меня едва заметной ухмылкой. Происходящее его явно развлекало. Князь Орлов же веселья капрала не разделял. Он поджал губы и холодно произнес:
— Будешь острить или стрелять? — князь выпрямился, гордо вскинул голову и демонстративно выпятил грудь.
Я прицелился и положил палец на спусковой крючок. Орлов обречен. С такого расстояния я не промахнусь. Разве что оружие не пристреляно или не испорчено как-то иначе…
Ощутив на себе чужой взгляд, я посмотрел на Нечаева. Тот не скрывал своего любопытства и глядел на меня поверх очков. Стоявший с ним рядом Глеб напрягся и запустил руку под полу пиджака.
Не знаю, что задумала эта парочка, но у меня свои правила. Резко подняв руку, я выстрелил в воздух. Оружие дернулось. Пуля ушла в закатное небо, оставив после себя лишь едкий запах пороха.
— Как это понимать? — возмутился князь.
— Как хочешь, так и понимай, — отмахнулся я. — За то, что невесту твою обидел — извини. Но на большее не рассчитывай.
— Стреляемся еще раз! — потребовал Орлов. — Петр, заряди…
— Погоди, князь, — осадил я заносчивого аристократа. — Ты же сказал, что все решишь одним выстрелом. Я не путаю?
— Никак нет. — С услужливой улыбкой неожиданно поддержал меня Нечаев и обратился к князю. — Ваша Светлость, все мы являемся свидетелями сказанного. И ни у кого нет ни малейших сомнений в том, что вы — человек слова, и никогда его не нарушите. Смею заметить, решающий выстрел был сделан и…
— Черт тебя дери, Петя! — князь с досады швырнул оружие на землю, прямо под ноги невозмутимому капралу. — Ты же все проверил.
— Так и есть, — убедительно кивнул тот.
— Тогда почему пуля ушла мимо⁈
— Возможно от того, что Ваша Светлость по достоинству оценил качество водки графа Воронцова. — Петр говорил вежливо и нисколько не меняясь в лице.
Князь воинственно засопел, но потом вдруг широко улыбнулся:
— А ведь и правда, водка-то отменная! Граф, найдется у тебя еще?
— Найдется, — уверенно ответил я, нисколько не сомневаясь в том, что Прохор наизнанку вывернется, но раздобудет еще пару графинов. — Но только при условии, что больше никаких дуэлей.
— Я слово держу. Один выстрел, так один. Но в ближайшее время заглянешь в столицу и принесешь свои извинения моей невесте лично, — наказал мне князь.
— Если к тому времени Ваша светлость не найдет другую, — сухо заметил Петр.
Князь Орлов скривился, но никак не прокомментировал сказанное.
— Обратно в имение. Сегодня будем пить! — бодро выдал князь и снова подкрутил усы. — Терпеть не могу ездить по ночам. Ты же не против, если мы задержимся до утра? — все же решил спросить он моего мнения.
— Буду только рад.
Орлов кивнул и пошел к машине. Глеб поспешил за ним. Нечаев подобрал брошенный князем пистолет, отряхнул и вернул в коробку. Потом попытался взять мое оружие, но я придержал пистолет за ствол.
— Это же не случайность, так?
— Не понимаю, о чем вы, — отозвался капрал, продолжая мягко тянуть оружие на себя. — Случилось ровно то, что случилось.
— И что же я должен за это? — даже после переноса сознания в чужое тело в чудеса я не верил. Особенно если к ним причастны люди.
— Возможно, услугу, — уклончиво ответил Петр.
— И какую же? — я все же выпустил пистолет и позволил Нечаеву убрать оружие обратно в коробку.
— Исключительно ту, что послужит на благо Российской империи. — Нечаев со щелчком захлопнул крышку. — И лишь тогда, когда потребуется. Не переживайте, вас известят.
4. Под монастырь
Проснулся я от чьих-то причитаний. Голова раскалывалась, во рту пересохло, а по телу растеклись неприятные ощущения — оно и немудрено, ведь я уснул прямо в кресле у камина. И сколько мы вчера выпили? Или уже сегодня?
За окном во всю светило солнце, и весело щебетали птички. Несмотря на тяжелое похмелье, денек обещал быть хорошим. Я встал, с хрустом потянулся и огляделся: гости куда-то подевались. Надеюсь, это не князь там воет за стенкой.
— Прохор! — позвал я и тут же скривился от звука собственного голоса: в больной голове будто бомба взорвалась.
Никто не отозвался. Зря орал, выходит. Снова повышать голос не хотелось, поэтому я отправился на поиски хоть одной живой души в видавшем и лучшие времена особняке. В просторных и некогда помпезных залах сейчас было пустовато. Ощущалось запустение и отсутствие некоторых вещей — их будто совсем недавно вынесли и куда-то дели. Памятуя о словах Прохора касательно плачевного финансового состояния рода Воронцовых, вещи, скорее всего, банально продали. Но это меня сейчас заботило меньше всего.
Ориентируясь на звук, я вскоре отыскал источник непрекращающихся стенаний и всхлипываний. Им оказалась уже немолодая полная женщина. Она сидела, судя по убранству, на кухне, резала лук и самозабвенно роняла в небольшой тазик не только мелко нашинкованное растение, но и собственные горючие слезы.
Меня она не заметила.
— А что, соль закончилась? — полюбопытствовал я.
Женщина вздрогнула и затравленно посмотрела в мою сторону.
— Барин, — она попыталась встать, но я жестом велел ей этого не делать. — Есть соль, барин. А вам зачем?
Шутку она, очевидно, не оценила. Ну да ладно. Судя по виду, женщине сейчас не до юмора — плакала она точно не от лука.
— Что стряслось?
— Обед готовлю, — женщина тщательно пыталась сдержать слезы, но это ей не удавалось.
— А ревешь чего? — я нашел в шкафу мытые стаканы и кувшин с водой — то, что надо.
— Барин, я сейчас налью…
— Да сиди ты, чай не безрукий, — я выпил, вытер губы пропахшим табаком рукавом и повторил свой вопрос. — А ты у нас…
— Евдокия я, кухарка.
— И почему ты плачешь?
— Не могу сказать, барин. Вы ругаться станете.
— Не стану, — пообещал я.
Женщина с сомнением посмотрела на меня, но все же решилась:
— Вам давеча плохо было, — шмыгнула она покрасневшим носом, — и Демидка, сынок мой, в монастырь ходил, чтобы батюшку к вам пригласить.
— А он не пришел, потому что гореть в аду мне и всей моей семье, — кинул я, вспомнив вчерашний рассказ Прохора.
— Точно так, да, — закивала Евдокия, но тут же спохватилась. — То есть это я не про вас, барин, и не про семью вашу. — Затараторила она, напрочь позабыв о луке. — Я про то, что батюшка не пришел. Вы не подумайте чего! Мне…
— Все нормально. Говори дальше, о своей проблеме, — прервал я словесный поток, направляя мысли женщины в былое русло.
— Простите, — виновато потупилась она и снова шмыгнула носом. — Вчера вам лучше стало, ну я Демидку снова в монастырь отправила, чтобы попросить старцев о здравии вашем помолиться, да и просто узнать, не надо ли им чего, а то давно от них вестей не слышала. Сыночек мой вчера днем уехал, а домой так и не вернулся.
Руки и плечи Евдокии затряслись. Секунда, и она снова разрыдалась.
— Найдем мы твоего сына, не переживай, — успокоил я кухарку. — Скажи лучше, где Прохор? Я его в монастырь пошлю.
— Прохор пошел мужиков по деревням собирать, чтобы тушу полоза разделать, да кровь сцедить. Вы вчера с князем сговорились и продали ему червяка дохлого, намедни приедут за ним, подготовить надобно.
— Так, ладно, — я почесал затылок, — а кто еще тут есть?
— Только мы с вами, да порченые в подвале, — ответила женщина. — Еще Демидка мой…
Мда уж, дефицит кадров налицо.
— А гости где? — быстро сменил я тему. — Князь и его спутники?
— Рано утром уехали. Тот, который в очках, Его сиятельство в машину погрузил и увез. Вас велел не будить, но передал, что скоро с вами свяжется.
— Ага, — неопределенно буркнул я, вспомнив хитрый взгляд Нечаева. Ведь так и не сказал, кто он таков. Но человек непростой, это точно.
— Барин, — отвлекла меня от размышлений кухарка, — можно я Прохора попрошу в монастырь сходить? Вечером он вернется и…
— А до вечера ты будешь в еду слезы лить? Я Олежку пошлю.
Покрасневшие глаза женщины широко раскрылись, а румяные щеки побледнели.
— Вы что же, хотите порченого на святую землю отправить? Не можно так поступать, барин!
— И что мне, самому теперь идти? — возмутился я, на что кухарка испуганно опустила голову и снова тихонько заплакала.
Я коснулся ее плеча, чтобы успокоить, но сделал только хуже: Евдокия испуганно вздрогнула и отстранилась, будто ожидала удара. Она сжалась и мелко задрожала. Неужто прежний Воронцов и на нее руку поднимал? Вот же гнида…
— Спокойнее, найду я твоего сына. Долго до монастыря идти? — мне в голову пришла шальная мысль воспользоваться драгуном. Но едва ли древний доспех обрадуется, если его разбудят не ради битвы. Чего доброго, убьет меня, как старого хозяина.
— С-с-сами? — Евдокия, кажется, не поверила своим ушам.
Я утвердительно кивнул, налил в чистый стакан воды и подал ей.
— Прохор говорил, что вы изменились, барин, но я не верила, — пролепетала кухарка. — До монастыря быстрее будет на лошадке добраться. Демидка вашего коня в чистоте содержит, скорее сам не поест, но его завсегда накормит.
— Еще бы знать, как на нем скакать, — пробормотал я.
— Что вы сказали? — не расслышала кухарка.
— Веди, говорю, меня на конюшню. Запамятовал я, где она.
— Сейчас-сейчас! — засуетилась Евдокия.
Она отложила готовку, вытерла полные руки о фартук и вышла из кухни. Я зашагал за ней, по пути запоминая дорогу. Мы вышли из особняка, свернули направо, потом еще раз и, миновав узкую тропинку вдоль неухоженной живой изгороди, оказались в конюшнях. Все стойла кроме одних пустовали.
— Вот тут обычно Зорька стоит, лошадка Демидкина. Он на ней вчера уехал. А вот тут ваш Демон…
— Подходящее имечко, — я встретился взглядом с темными глазами огромного вороного жеребца с пышной гривой. Красивое и сильное животное смотрело на людей грозно и раздувало ноздри. Особенно недобро конь таращился на женщину.