Подпрыгивая, я подскочил к висевшему на стене квадратному зеркалу с чуть отбитым правым нижним уголком. Посмотрел на самое себя.
Хм…
Отражение показало мне симпатичного парнишку, невысокого, чуть толстоватого, на вид так лет от двенадцати до семнадцати. Рост, конечно, маловат, метра полтора, но это не смертельно. Круглое как блин лицо, с румяными щечками, маленьким, усыпанным темными веснушками, носиком-картофелинкой и веселыми глазками кошачьего цвета. По бокам торчали уши, похожие на вареники и венчало это вот все копна лохматых волос, обжигающе-рыжих.
Замечательно выгляжу!
Я немного покрутился перед зеркалом, разглядывая себя. Клетчатая рубашка-ковбойка с ярко-красным медальоном на груди, широкие синие джинсы, светло-коричневые ботинки на толстой подошве, с круглыми носами.
Да я крут!
Крутанувшись на каблуке, я радостно хлопнул в ладоши и посмотрел вокруг. Что тут у меня еще есть хорошего?
Хорошего — чтобы прям ХОРОШЕГО — было не очень-то и много. Зато всего остального было много. Нет, не много. МНОГО. МНОГО!
Внутри домика был сколоченный из толстых досок топчан, тот самый с которого я шлепнулся после пробуждения. На топчане лежал толстый полосатый матрас, сбитое комом одеяло и подушка, похожая на лягушку. Подушка — на лягушку, забавно! Был еще стол, сбитый из еще более толстых досок. И табуретка, которая, похоже, была вырезана сразу из цельного пня.
На это обстановка заканчивалась и начинался хаос. Везде — на столе, на табуретке, на полу, на вбитых в стену гвоздях и даже под потолком — висели… висело…
Там было все. Все и сразу.
Молоток лежал рядом с чайными чашками, ложки торчали из коробочки с гайками, рядом с биноклем висела двуручная пила, рядом с кожаной курткой — пакет с сушеной рыбой, возле бутылки с керосином на столе валялся пирожок… О, пирожок!
Подцепив его — с капустой, мм… — я продолжил осмотр своего жилища…
Тут мой холодный немецкий разум, наконец, смог достучаться до своего хозяина.
Все это было НЕЕСТЕСТВЕННО.
Я — не рыжий мальчишка с хитрыми глазами. Я — спокойный, хладнокровный, где-то даже меланхоличный тридцатилетний мужчина, волосы у меня светлые, рост, под два метра, живу я не в захламленном домике, а в однокомнатной квартире и вчера я вообще-то умер.
Я замер на секунду, пытаясь найти где-нибудь в глубине себя хотя какие-то переживания по этому поводу.
Абсолютно ничего.
Мне на данный момент было плевать и на собственную смерть и на непонятное превращение и перемещение. Просто и безыскусно — наплевать.
Все, что вызывало во мне эмоции — вкуснецкий пирожок!
Подпрыгивая на одной ножке, я подошел к столу и принялся рассматривать все, что на нем валялось, чтобы найти еще что-нибудь перекусить.
Разум попытался проанализировать происходящее.
Я — в другом теле. Как это произошло — в данный момент неважно. Важен сам факт — я в другом теле. А другое тело — это не просто другая внешность. Это другая биохимия, иной гормональный фон, даже иной темперамент. Следовательно, эмоции, характер, поведение могут отличаться от привычных очень сильно. Какой отсюда следует вывод?
Нужно съесть вон ту грушу!
Чавкая сочной грушей, извлеченной из чайника, я продолжил методично обследовать свое логово. Кстати, а что это за медальончик у меня на груди?
Круглый, ярко-красный, чуть выпуклый… Я попробовал его поднять и неожиданно понял, что эта штуковина — вовсе не медальон.
Медальон — это то, что висит. Штуковина — прикреплена к моей груди.
Некоторое время я попыхтел, пытаясь подцепить ее пальцами и отковырять — безуспешно — потом махнул рукой и нажал на нее.
Штуковина оказалась кнопкой.
Она ушла чуть вглубь и звонко щелкнула.
У меня за спиной послышалось легкое жужжание. Забавно. Что это там такое?
Ощущая небольшую вибрацию между лопатками и чувствуя неожиданную легкость во всем теле, я подскочил к зеркалу и повернулся к нему спиной. Извернулся, пытаясь рассмотреть, что это там такое жужжит.
Увиденное вызвало у меня взрыв смеха.
У меня на спине весело крутился маленький пропеллер.
Я превратился в Карлсона! В Карлсона, который живет на крыше!
Я оттолкнулся ногами от пола и взмыл в воздух, чуть не сбив свисавшую с потолка керосиновую лампу.
В Карлсона, который умеет летать!
Класс!
Прошла неделя, как я застрял в этом богоспасаемом месте, в облике рыжего парнишки с винтом на спине. И вот, что я вам скажу, ребята…
Я — не Карлсон.
Есть тут свои приметы.
Во-первых, я, кажется, не человек. Нет, конечно, кнопка на груди и пропеллер на спине на это и без того ненавязчиво намекают, но и без того многое говорит за то, что я — не человек.
Я умею летать! Это здорово! Если вы никогда не пролетали этак неторопливо вдоль улицы, поглядывая вниз на проезжающие машины и облетая ветви растущих деревьев — вы никогда не поймете, насколько это классно! Причем, хотя летать я могу только с включенным пропеллером — аэродинамика, мощность и прочие технические заморочки не имеют к моему полету никакого отношения. Если я сосредоточусь — я даже могу сделать так, что винт будет вращаться совершенно бесшумно. А я при этом все равно буду летать. И второй винт на хвосте как у вертолета мне совершенно не нужен.
Меня не видят люди. Я — невидимка. Причем не в буквальном, физическом смысле, как бедолага Гриффин, а, скорее, что-то вроде Гарри Поттера с его плащом. Сам себя я прекрасно вижу в любое время, а вот люди меня не видят и не слышат, несмотря на вполне отчетливое тарахтение пропеллера. Для эксперимента я влетал в открытое окно квартиры и размахивал руками перед лицами обедающей семьи. Ноль эмоций. При этом у меня есть отчетливое ощущение, что если я захочу, то смогу «показаться», в смысле, сделать так, что меня увидят. Еле сдержался — не хватало, чтобы кого-то дернул инфаркт при виде материализовавшегося посреди комнаты летающего толстячка.
Из неприятного — я не могу брать чужого. Буквально. Вернее, если я собираюсь взять вещь, как писали в милицейских протоколах, «без цели хищения», просто для того, чтобы повредничать — все прекрасно берется, перетаскивается, перепрятывается. Если же я хочу взять что-то для себя… Ах, какой пирог стоял на том окне, мм… Свежеиспеченный, с узорами, вылепленными из теста, с начинкой из ягод… Объедение! Было бы, если бы я смог утащить хоть кусочек. Ароматный, аппетитный, божественный пирожок проскальзывал у меня между пальцами, даже не шевелясь. Мне не удалось тогда отщипнуть от него даже крошечку… Э-эх… До сих пор жалко. Аналогичная неудача постигла меня со здоровенным хрустальным шаром, который мне захотелось утащить к себе в дом. Фиг. Мои пальцы просто проходили насквозь, как будто я внезапно оказался призраком. И хотя это было весело — я остался без шара. Правда, после некоторого количества натурных экспериментов, я выяснил, что могу беспрепятственно тырить и употреблять в любых количествах только одну вещь. Молоко. Почему — не знаю. Зато, в процессе экспериментов я обнаружил способ, как точно так же беспрепятственно брать все, что мне понравится. Если бы я знал этот способ, когда хотел утащить тот милый пирожок, эх… А ведь все было так просто: чтобы взять все, что захочешь, нужно оставить взамен деньги. Причем сумма совершенно не зависит от стоимости утащенного — достаточно одной хотя бы самой мелкой монетки. Были тут в одном месте монеты… В смысле, фонтан… Фонтан, вернее, не был, он и сейчас есть… Тьфу. Короче, на одной старинной площади здесь есть фонтан. Такая каменная девушка с кувшином на плече. А из кувшина в каменную чашу стекает вода. Вот в эту самую чашу народ — туристы, надо полагать — кидают монетки. Мелкие, конечно — какой дурак станет бросать хорошие деньги. И вот эти самые монетки я и подбираю. Видимо, считается — не знаю, правда, кем — что они уже ничьи и я могу их взять.
Кстати, о монетках…
Вторая причина думать, что я не Карлсон — это город. Любитель плюшек и варенья проживал, если мне не изменяет память, в Копенгагене. То, что вокруг меня — не Копенгаген, не Швеция и вообще не Земля. Нет, конечно, на первый взгляд все похоже на Швецию, какой ее представляют те, кто там никогда не был — я, например — старинные дома на узких улочках, заросших деревьями, острые черепичные крыши, маленькие балкончики, тихо шуршащие машины… Есть и современные дома, широкие проспекты, парки, супермаркеты, есть даже пара небоскребов, льдисто-голубоватых, похожих на «Газпром-Сити» в Петербурге… И все-таки это не Швеция.
В Швеции, по-моему, говорят и пишут по-шведски. Я на этом замечательном языке знаю только два слова «Нихт ферштейн». А вот то, что говорят местные жители, я прекрасно понимаю… Обратили внимание, я сказал «говорят»? Правильно. Потому что то, что здесь пишут, я не понимаю ничерта! Алфавит не похож ни на что знакомое и при этом похож и на кириллицу и на латиницу сразу. Если кто смотрел мультфильм «День рождения Алисы», помните, там был колеидианский алфавит? Вот, точно такая же мозговывихивающая чертовщина. Так что я таперича неграмотный.
Чтобы разобраться с алфавитом, я даже один раз прокрался в школу. Попал на урок арифметики и неожиданно выяснил, что я еще и считать не умею. Нет, вернее, умею, только не по-здешнему. Здесь в ходу четырнадцатиричная система счисления. Почему? Вот честное слово — понятия не имею!
Мне даже не удалось выяснить, как называется это самое «здесь», среди которого я нахожусь. В разговорах местные аборигены эти названия не упоминают. Может название страны и города где-то и написано, в газетах, например, но я прочитать не могу. К тому же, эти самые газеты почему-то печатают заголовки не вверху, а внизу страницы, из за чего я некоторое время недоумевал — почему газеты в киосках лежат вверх ногами.
Если абстрагироваться от всего этого — вполне себе замечательный городок, тихий и спокойный. Драконы не летают, волшебники только в кино, роботов не видел… Вернее, видел, но только в магазине игрушек.