о доверие не принимал никаких мер, чтобы погасить эту пагубные забавы и внушить ему мысль, что он не охотник, а глава огромного государства, обязанного заботиться о благе подданных.
Что касается второго воспитателя, в роли которого выступал князь Алексей Григорьевич Долгоруков, то ему были чужды заботы о государстве, и он не только не принимал никаких мер, чтобы воспрепятствовать увлечению охотой, но, наоборот, всячески поощрял это увлечение. Поведение князя Алексея определялось возникшей у него мыслью повторить опыт Меншикова, закончившийся неудачею, и женить императора на одной из своих дочерей. Для достижений этой цели А. Г. Долгоруков осуществлял неприметную изоляцию императора от его окружения. Меншиков пытался достичь этой цели поселением императора в своем дворце, где он находился под бдительным надзором членов своей семьи, а Долгоруков такую же надежду возлагал на охоту, то есть пребывание императора вне пределов столицы в окружении своих людей.
Эта забота князя Алексея Долгорукова не укрылась от наблюдательного испанского посланника де Лириа, сумевшего подружиться с фаворитом императора Иваном Долгоруковым, снабжавшего его информацией не только о событиях в жизни двора, но и планах придворных, в частности князя Алексея Григорьевича: «Причина, по которой царь не возвратился в город, заключается в том, что князь Алексей Долгоруков ревнует его ко всем и боится, что если царь полчаса поговорит с кем-нибудь другим, он потеряет к нему расположение. Кроме того, его наступившее желание и его единственная мысль — это женить царя на одной из своих дочерей… Он отправляет своих дочерей во все экскурсии с царем, и там царь по вечерам привык играть с ними в карты». 21 марта 1729 г. де Лириа сообщал Мадриду: «…жена, две дочери и сыновья князя Долгорукова, отца фаворита, последовали за царем на охоту». Посланник сделал правильные наблюдения: «Эти Долгоруковы идут по стопам Меншикова и со временем будут иметь тот же конец».
В точности выяснить время, которое император тратил на охоту, нет возможности, но извлечения из депеш де Лириа дают представления о том, что охота доминировала в утехах императора.
Первое известие о поездке императора на охоту датировано депешей от 14 марта. В январе–феврале этого года в Москве и Подмосковье наблюдались лютые морозы, вынуждавшие охотников отсиживаться дома. 21 февраля де Лириа извещал: «Мы здесь живем в домах; вот уже четыре дня страшный ветер с морозом, против которого не помогают ни камины, ни печки. Туземцы не помнят такого холода». Морозы, однако, не исключали возможности готовиться к охоте, что явствует из депеши де Лириа от 7 февраля: «Идут приготовления к скорому отъезду царя, который, уверяют, пробудет вне столицы месяца три». Поездка, однако, не состоялась, как не состоялась и поездка, намечавшаяся на 14 февраля, о которой дипломат извещал: «Царь отправляется за 50 миль для охоты на три или четыре месяца».
Зубов Алесей Федорович. Измайлово. Отъезд императора Петра II на соколиную охоту. Гравюра, 1726 г. Памятники архитектуры Москвы. Окрестности старой Москвы. М., Искусство XXI век, 2007
Лишь 14 марта де Лириа доносил: «Третьего дня царь уехал за 15 миль от города на охоту, где пробудет недели четыре». 4 апреля: «Царь сейчас воротился в Москву из-за опасения, что могла испортиться дорога».
Страсть к охоте, подогреваемая князем А. Г. Долгоруковым, настолько овладела императором, что он не откладывал своих поездок даже в дурную погоду — его не останавливали ни дожди, ни слякоть, ни холодные весенние ночи.
18 апреля: «Вчера царь слег в постель по причине лихорадки; ныне он чувствует себя лучше, и думаю, на следующей неделе обычным образом он выйдет на охоту».
Какие-то обстоятельства задержали царя в Москве на более продолжительное время. Только в депеше от 9 мая читаем: «6 числа текущего месяца его царское величество отправился на охоту в окрестностях и не воротится в город в течение трех недель». План, однако, изменился и де Лириа в тот же день отправил новое послание: «Царь находится в двух милях отсюда и полагают, что возвратится в город через три дня».
23 мая: «Завтра царь отправляется опять на охоту к городу Ростову и не возвратится в столицу до дня св. Петра».
6 июня: «Ждали, что царь вернется в столицу к Троице, но он не приехал, несмотря на ужасные дожди и холод, испытываемый нами». Холод заставил даже министров переехать с дач в Москву.
20 июня: «Царя ждут завтра, но я не мог узнать, почему он возвращается так скоро, как никто не ожидал». Царь, однако, возвратился на два дня позже: «Царь возвратился в город 23-го числа». Причина: «поднявшиеся хлеба не позволили больше охотиться».
18 июля: «Царь вчера уехал на охоту за две мили от города и, говорят, скоро возвратится», однако «скоро» не возвратился, что следует из письма 1 августа: «Царь все наслаждается охотой, не смотря на непостояннейшее время, которое длится вот уже семь недель». Не было дня без бури с громом и молнией.
Молчанов Григорий Викторович. Портрет Петра II. XVIII в. Холст, масло
22 августа: «Царь все еще наслаждается охотой и говорят, что в конце месяца он поедет для этого за 14 верст от этого города». Де Лириа не называет даты возвращения царя с охоты, но в депеше от 8(19) сентября дипломат извещал: «Третьего дня царь уехал на охоту, но не возвратится до 10 октября, чтобы 12 октября присутствовать здесь в день своего рождения». Ко дню своего рождения Петр II, однако, не возвратился, что следует из письма посланника от 1 ноября: «Этот государь еще не возвратился с охоты и, говорят, не возвратится, пока погода не помешает этому развлечению».
8 ноября: «Надеемся, что царь скоро вернется в город; к этому, верно, его побудит наступающая дурная погода; вот уже три дня идет снег и морозит, хотя и не особенно сильно». Это была самая продолжительная охота царя, причем происходившая в преддверии зимы. Она дала основание предсказать трагические результаты этой страсти: «Этот монарх нимало не бережет своего здоровья: в своем нежном возрасте он постоянно подвергает себя суровостям холода, не воображая даже, что он может же, наконец, от этого заболеть. Хотя Остерман и учит его, но он не обращает внимания на его предостережения. Долгорукие же, которые пользуются наибольшим его доверием, не говорят ему должной правды; впрочем, это и не странно: слепой уступчивостью всему, что хочет царь, они думают добиться своих целей».
7 ноября де Лириа отправил последнюю депешу о поездке царя на охоту: «Ждут возвращения царя на этой неделе, но он возвратился, по меньшей мере, на неделю позже».
Я нарочито столь подробно остановился на увлечении царя охотой, поскольку именно она привела его к смерти. Своекорыстные интересы Долгоруких и особенно князя Алексея Григорьевича, ничего не жалевших, чтобы сохранить доверие Петра и поощрявшие его страсть, завершилось тем, что неокрепший организм императора утратил способность противостоять болезни.
Источники позволяют проследить, как изо дня в день развивалась болезнь Петра II, приведшая к его кончине. Информация, заложенная в этих источниках, позволяет судить о состоянии отечественной медицины тех лет, о трудностях, испытываемых врачами прежде всего при установлении диагноза.
Петр II заболел 6 (17) января 1730 г. Английский резидент К. Рондо 29 декабря 1729 г. извещал двор, что «его царское величество, пользуясь прекрасным здоровьем, почти ежедневно развлекается охотой», а спустя две недели, в депеше от 12 января 1730 г., сообщал что царь «заболел и опасаются, как бы у него не открылась оспа — ходят слухи, будто она уже обозначилась». В депеше, отправленной три дня спустя, другой дипломат, Уард, располагая более точными сведениями, писал: «Болезнь его величества оказалась оспой». По его сведениям, «дня два-три тому назад он был в большой опасности, но затем оспа сильно высыпала и государь на пути выздоровления». До ночи 17 (28) января все надеялись на благополучный исход болезни.
Однако в этот день больной был подвергнут жестокой лихорадке, вызвавшей опасение, что больному угрожает смерть. 18 (29) января самочувствие царя ухудшилось настолько, что, когда ему принесли на подпись завещание, он оказался не в состоянии его подписать и у него отнялся язык. Последнее распоряжение, которое сделал мальчик-император, на минуту выйдя из беспамятства, было: «Закладывайте лошадей. Я поеду к сестре Наталии!» После непродолжительной агонии он испустил дух в половину второго ночи.
Глава седьмая. А. И. Остерман и «затейки верховников»
После кончины Петра II события при дворе начали развиваться непредсказуемо.
Когда стало ясно безнадежное положение императора, в голове у князя Алексея Григорьевича Долгорукова созрела мысль вручить скипетр своей дочери Екатерине, помолвленной с Петром II. Он пригласил родичей к себе в Головинский дворец и заявил им: «Император болен и худа надежда, чтоб жив был: надобно выбрать наследника». Василий Лукич спросил: «Кого вы в наследники выбирать думаете?» Князь Алексей Григорьевич указал пальцем на потолок — на втором этаже проживала его дочь — и ответил: «Вот она». Эту мысль развил князь Сергей Григорьевич, такой же непримечательный представитель рода, как и Алексей Григорьевич: «Нельзя ли написать духовную, будто его императорское величество учинил ее наследницей». Предложение означало призыв к сочинению фальшивого завещания. Против этого предложения выступил фельдмаршал Василий Владимирович, заявивший: «Неслыханное дело вы затеваете, чтоб обрученной невесте быть российского престола наследницей. Кто захочет ей подданным быть? Не только посторонние, но и я, и прочие нашей фамилии — никто в подданстве у ней быть не захочет. Княжна Екатерина с государем не венчалась». Князь Алексей Долгорукий возразил: «Хоть не венчалась, но обручалась». Но фельдмаршал стоял на своем: «Венчание иное, а обручение иное».
Князь Алексей озвучил свой план действий, рассчитанный на поддержку его гвардейскими полками: «Мы уговорим графа Головкина и князя Дмитрия Михайловича Голицына, и если они заспорят, то будем их бить». «Ты, — обратился он к В. В. Долгорукому, — в Преображенском полку подполковник, а князь Иван — майор, и в Семеновском полку спорить о том будет некому».