Между тем шведская сторона не подавала никаких признаков стремления к миру. Хотя Карл XII, по словам шведского барона Шпарре, в свои 36 лет «уже весь стал сед и оплешивел, и токмо по обеим сторонам за ушами немного волос кудреватых осталось», он сохранял привычку вставать в 1 час ночи и до восьми утра скакать верхом на лошади. Чтобы оказать королю внимание и сделать его склонным к миру, в Петербурге решили подарить ему черкасских и калмыцких лошадей. Была выделена и значительная сумма для подкупа шведских дипломатов и стимулирования их стремления к переговорам. Давать подарки противнику, чтобы он был сговорчивее, было распространенным явлением в европейской дипломатии. В России решили, по предложению Остермана, кроме подарков компенсировать утрату Швецией Прибалтики и особенно Ревеля, обещать ей земли «в другом месте».
Никитин Иван Никитич. Портрет Петра I. Пер. пол. 1720-х гг. Холст, масло. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Чтобы склонить шведов к миру, Остерман считал необходимым не ограничиться подарками Гилленштедту и Герцу и рекомендовал освободить из плена сына брата влиятельного шведского вельможи.
Событием, тормозившим заключение мира, был процесс царевича Алексея. Дело в том, что в столицах Европы сильно преувеличивали позиции сторонников царевича и полагали, что семейные раздоры в Петербурге вынудят царя пойти на значительные уступки, стремились затягивать переговоры в ожидании для себя более благоприятных времен. И в России все внимание правительства было сосредоточено на деле царевича, что тоже отвлекало Шафирова от мирных переговоров. Он писал Остерману: «о чюдесных новых делах здесь у нас, и сами вы признаете, какой нам ныне есть досуг». Шафиров даже грозил голландскому резиденту де Би возбудить против него уголовное дело за его донесения своему правительству о смерти царевича, наносившие вред престижу России. По официальной версии, он умер от «апоплексического удара», а де Би извещал, что ему отрубили голову топором. В результате де Би был отозван из Петербурга.
Роль Остермана в переговорах была значительной не на официальных конференциях, а во время частных бесед с Герцем. Именно в частных беседах Остерман достиг значительных успехов: Герц дал согласие уступить России Лифляндию и Эстляндию, но не соглашался отдать ей Ревель.
8 июля 1718 г. Остерман прибыл в Петербург за дальнейшими указаниями от царя. Зная о том, что у него много врагов, Остерман убеждал канцлера Г. И. Головкина и вице-канцлера П. П. Шафирова, что он «во всем сем деле поступал как честному и верному слуге его царского величества надлежит».
Остерман поощрял уступчивость Герца подарками. Но на этом этапе переговоров они не могли иметь решающего значения, поскольку на первый план выдвигался вопрос о компенсации. Если в предшествующих переговорах обещание России компенсировать Швеции за утрату территорий высказывались в общей форме, то теперь Герц настаивал на их конкретной реализации. В результате вопрос о компенсации приобрел архиважное значение как для итогов переговоров, так и для судьбы переговорщиков — Герца и Остермана. Герц извещал русских уполномоченных, что «его кредит, честь и благополучие от учинения сего мира зависят». Отсутствие подвижек в переговорах и возникшие трения с Брюсом дали повод Остерману задумываться об оставлении службы в России и возвращении на родину в Вестфалию, где он, будучи нагим и босым, готов был довольствоваться «хлебом и водой».
Ситуация на конгрессе не внушала Остерману надежд на скорое окончание войны: Герц отбыл в Стокгольм за указаниями и отсиживался там в сентябре–октябре, так что на два месяца переговоры прекратились. Это вызвало у Остермана пессимистическое настроение: «Я не мог, — писал он, — избавиться от меланхолического настроения». Единственным средством принудить Карла XII к миру Андрей Иванович считал не переговоры, а диверсии на шведском побережье, которое, по его сведениям, обороняется слабыми отрядами, поскольку главные силы были сосредоточены для обороны Стокгольма.
В Петербурге разделяли эту мысль Остермана и интенсивно готовились к возобновлению военных действий летом 1719 г., тем более что Герц, возвратившийся из Стокгольма на конгресс, пробыл там неделю и вновь отбыл в столицу.
Однако поздней осенью 1718 г. в Швеции произошли два важных события: 30 ноября при осаде крепости Фридрихсгаль в Норвегии при загадочных обстоятельствах погиб бездетный Карл XII. Историки Швеции до сих пор ведут спор, чья пуля сразила короля: неприятельская или своя, шведская. На королевскую корону претендовали два кандидата: герцог Голштинский, являвшийся сыном старшей сестры Карла XII и имевший наибольшие права на престол, и младшая сестра Карла XII Ульрика-Элеонора. Именно она, располагая большим, чем герцог, числом сторонников в Швеции, была избрана Шведским парламентом-ригсдагом королевой.
После того как Ульрика-Элеонора оказалась на троне, сторонник сближения Швеции с Россией Герц был арестован, предан суду и в марте 1719 г. казнен. Все эти события не способствовали успешному исходу переговоров на конгрессе, и без того протекавших крайне вяло, причем по вине не русской, а шведской стороны, которая, по выражению Петра, «проволакивала время». Одним из средств «проволакивания» было продолжительное отсутствие на конгрессе главного переговорщика со шведской стороны Герца, отправлявшегося в Стокгольм якобы за указаниями правительства. Так, в 1718 г. он оставил конгресс 30 августа, а возвратился на него спустя более чем десять недель — 17 ноября. Вторая значительная проволочка в работе конгресса была связана с назначением вместо находившегося под следствием и затем казненного Герца нового уполномоченного. Им оказался Лилиенштедт. Он тоже не спешил со своим прибытием на конгресс и оказался на нем лишь 27 мая 1719 года.
Характерная деталь, перечеркнувшая работу конгресса в предшествующие месяцы, — Лилиенштедт заявил, что он уполномочен признать недействительными территориальные уступки Герца. Таким образом, с прибытием на Аланды Лилиенштедта переговоры возобновлялись с нуля.
В «Гистории свейской войны», отредактированной Петром I, итоги военных действий за 1718 г. охарактеризованы так: «…сею кампаниею могли б великие действа показать где хотели, понеже шведского флота не было и войска выведены были в Норвегию (и хотя конгресс был, однако ж армистиции (перемирия. — Н. П.) не было). Но не учинили для того, чтобы склонности не помешать короля шведского, которую он имел тогда к миру».
Практически военные действия в кампанию 1718 г. прекратились.
Когда Петру стало ясно, что заключить мир на Аландском конгрессе — надежда эфемерная, он решил использовать еще одну возможность для его достижения — отправить в Швецию бригадира Петра Лефорта, а затем и Остермана в Стокгольм, чтобы они без посредников вступили в переговоры с ее правительством.
Официальные цели визита Лефорта в Стокгольм состояли в том, чтобы поздравить Ульрику-Элеонору с вступлением на престол и выразить ей соболезнование по поводу гибели Карла XII, но подлинная цель его отправки в Швецию заключалась в том, чтобы «присматривать и удобным образом под рукою разведывать о склонности ее к миру с Россией». Кроме того, Лефорт должен был убедить шведских министров в том, что Швеция получит за уступленные России территории «свои авантажи», то есть компенсацию «в другом месте», впрочем, неизвестно в каком. Еще одно поручение Лефорту имело разведывательный характер: установить, как Швеция готовится к продолжению войны, каково состояние ее сухопутной армии и флота.
Лефорт изложил территориальные претензии России к Швеции — уступка ей Эстляндии и Лифляндии, но встретил решительный отказ шведской стороны, соглашавшейся уступить России Ингерманландию, Нарву и часть Карелии, то есть земли, принадлежавшие России и захваченные Швецией в начале XVII столетия. Таким образом, миссия Лефорта в Стокгольм оказалась бесполезной, и когда он доложил Петру о ее безрезультатности, тот решил использовать еще одну возможность достижения мира — отправить в Стокгольм опытного дипломата А. И. Остермана.
Из инструкции Остерману следовало, что царь готов был пойти на уступки: Остерману разрешалось ограничить свои территориальные притязания на уступку Швецией России Ингерманландии, Эстляндии с Ревелем и Выборгом, а также Карелии с Кексгольмом. Что касается Лифляндии, то Петр уполномочивал Остермана заявить шведам о готовности России уплатить за ее уступку денежную компенсацию. В секретном пункте инструкции Остерман должен был предложить за уступку Лифляндии уплатить Швеции один миллион ефимков русской монетой; ему разрешалось повысить эту сумму до полутора миллионов, а в крайнем случае — до двух. Шведским дворянам, владевшим имениями в Эстляндии и Лифляндии, была обещана денежная компенсация, если они не согласятся стать русскими подданными. Во время аудиенции Остермана у Ульрики-Элеоноры, состоявшейся 18 июля 1719 года, королева в резкой форме отказала удовлетворить условия мира, предложенные Россией, на что Остерман заявил шведским министрам, «что они будут тужить о том, что нынешние добрые диспозиции его царского величества к миру пропустили и на предложенных от него резонабельных кондициях миру не учинили».
В создавшейся ситуации Петру оставалось воспользоваться самым эффективным средством воздействия на Швецию — высадить десант на ее территорию. 25 июля 1719 г. был высажен десант численностью в 2400 человек, успешно громивший оказавших слабое сопротивление шведов, бросавших во время бегства пушки и убитых. Отряды десантников действовали на шведском побережье в течение августа, они разоряли шведские железные и медные заводы и сожгли множество населенных пунктов. Однако военное давление не дало желаемых России результатов, и противная сторона заявила, что Швеция «найдет себе спомощников», то есть надеялась не только на дипломатическую, но и на военную помощь Англии.
Согласно показаниям отечественных источников, десанты, осуществленные летом 1719 г., нанесли шведам следующий урон: было разрушено 8 городов, 41 дом сенаторский и шляхетский, 21 железоделательный, медеплавильный, кожевенный и кирпичный завод, 1363 села, 43 мельницы и 26 магазинов.