— Идите вперед, закричал начальник станции тем, которые несли покойника; а мы, продолжал он, обращаясь к своим спутникам, разсмотрим эти следы.
Но, странная вещь, следы не шли по полотну, хотя возвратившись к месту падения перваго путешественника, они ясно различили следы четырех ног, но затем они сейчас–же исчезали. Один из двух упал на рельсы, но другой?…
— Как кажется, сказал Викторин, тот, который спасся от смерти, нашел средство уничтожить свои следы.
— Вероятно он шел по рельсе.
— Но значит он имел какой–нибудь интерес скрыть направление, которое он принял?
— Может быть!…
Это было драгоценное указание, которым не следовало пренебрегать.
Осмотрев снова найденные доктором следы, они увидели, что эти следы шли прочь от полотна железной дороги, но в это время туман разрешился мелким дождем, который, смачивая почву, сделал невозможными дальнейшие розыски, к тому–же не вдалеке проходила большая дорога, по которой конечно было–бы невозможно различить следы путешественника.
Таким образом невозможно было определить, куда направился спасшийся путешественник, поэтому было безполезно продолжать розыски, которые должны были остаться без результата; тогда три спутника вернулись назад и пошли к станции.
Подходя к станции, они увидели молодаго человека, который как только заметил их, так сейчас–же начал делать им знаки, чтобы они торопились.
— Кто это такое! спросил Викторин.
— Если я не ошибаюсь это Морис Серван…. отвечал доктор.
Тот кого назвали этим именем, пошел им на встречу и сказал протягивая доктору руку:
— Ну, дорогой Люсиен, узнали вы какия–нибудь подробности об этом преступлении?
— Преступлении?! вскричал коммисар и начальник станции.
— Ты хочешь сказать приключении? повторил доктор.
Тогда Морис, лице котораго выражало глубочайшее изумление, вскричал в свою очередь:
— Но вы значит ничего не видали?
После этого он подошел к носилкам, на которых лежал труп. Труп был перевернут и положен лицем вниз.
Тогда Морис указал на кровавый след на спине трупа и сказал обращаясь к коммисару.
— Вы все еще думаете, что это простое приключение?
II.
Морис Серван был молодой человек, лет двадцати шести, средняго роста. С перваго взгляда нельзя было не быть пораженным его наружностью. По странной случайности, редкой у мущин, его волосы и борода были того цвета, который встречается только у очень молодых девушек и называется пепельным.
Первые лучи утра давали его волосам серебристый оттенок; черты лица его были тонки и красивы, нос длинный, губы немного толстые. Но что придавало особенную странность его лицу, это большие черные глаза с темными ресницами. Когда он устремлял на кого–нибудь свой взгляд, то казалось, что он одарен сверхестественным могуществом. Это было какое–то очарование, против котораго с трудом можно было устоять; да и к чему? Ничто в этом прекрасном лице не внушало недоверия, напротив того, возбуждало симпатию и Морис, мы это увидим впоследствии, был любим всеми знавшими его.
Между тем Люсиен, который в качестве медика был немного раздосадован, что не сразу угадал истину, поспешно подошел к трупу и разсматривал рану, указанную Морисом.
В верхней части спины, как раз по средине, была рана шириною не более сантиметра.
— Я сейчас предупрежу суд, сказал начальник станции.
— Я взял на себя, сказал кланяясь Морис, предупредить ваше желание. Я хотел ехать в Аррас, когда мне сказали об этом…. случае. Я отложил на завтра мою поездку и отправил в моем экипаже человека, который вероятно не замедлит привезти господина Даблэна….
Викторин в свою очередь почувствовал себя уколотым; положительно этот Серван не позволял никому исполнять своих обязанностей.
В ожидании судебнаго следователя, Викторин вместе с коммисаром делал множество предположений, одно другаго невероятнее. Начальник станции был очень доволен, что такое важное событие произошло около его станции и чуть что не говорил, что он в восторге, что совершено убийство.
Случай! фи! это бывает каждый день. Но преступление, о, это другое дело, это привлекает всеобщее внимание. Это был случай отправить в правление донесение о происшествии, не забыв прабавить:
"Я беру на себя смелость воспользоваться этим случаем, чтобы напомнить гг. членам правления, что мои заслуги и т. д."
Что касается до коммисара, то он с самым глубокомысленным видом слушал фанстастические предположения своего собеседника. Только в одном обстоятельстве он был вполне согласен с ним, это в тех выгодах, которыя мог доставить им этот случай.
Один Морис Серван стеснял их.
Этот несносный позволил себе увидеть то, что коммисару следовало заметить первому.
Существуют люди, которые постоянно мешаются в то, что до них не касается.
В это время Морис подошел к доктору и разспрашивал его о малейших подробностях приключения.
Люсиен Бошан, таково было имя доктора, был с детства другом Мориса Серван. Они были воспитаны вместе и получили одинаковое образование. Только за несколько лет до этого, обстоятельства разлучили их.
Бошан занимался практикой в Амиене, тогда как Морис, богатство котораго давало ему независимое положение, путешествовал, изучая различныя страны с умом и проницательностью, которые ничто не останавливало.
— Но почему ты здесь? спрашивал его Люсиен.
— Я уже два месяца живу здесь.
— А я ничего об этом не знал! Почему ты не дал мне знать, не приехал ко мне?
— По очень простой причине, потому что я не знал что ты в Амиене
— Ты значит живешь не в городе?…
— Я тебя понимаю. Действительно, если бы я жил в Амиене, то известность доктора Бошан….
— Я тебе запрещаю смеяться надо мной.
— Тем более, что это было–бы плохое доказательство моего удовольствия тебя видеть. Я не забыл нашей дружбы.
— Обясни мне в таком случае почему я ничего не слыхал о тебе?…
— Потому что я живу отшельником.
— Где это?
— В одном соседнем замке…
— Который называется?
— Ты очень любопытен.
— А! а! сказал смеясь Люсиен, вижу, я угадываю…. Ты прячешься в какое–нибудь очаровательное гнездышко, чтобы скрывать твое счастье.
— Не совсем… потому что я тоже угадываю, что ты хочешь сказать… и чтобы сразу положить конец твоим предположениям я скажу тебе название. Я провожу время в замке Листаль….
— Я уже слышал эту фамилию. Не правда–ли, она принадлежит одному аристократу стариннаго рода, который заключил немного неравный брак?…
— Да и нет; я тебе это обясню в последствии; мне кажется, что я слышу голос Даблэна и мы обязаны заняться делом.
Разговаривая, молодые люди отошли от станции; когда они возвращались, Люсиен взял за руку Мориса и сказал, глядя ему в глаза:
— Сознайся, что ты влюблен.
— Нет… я люблю… и это большая разница.
— Но это гораздо лучше.
— Я знаю!
Между тем коммисар и начальник станции вели усердные разговоры с судебным следователем.
Даблэн был маленький человек, худой, подвижный, деятельный, благородный во всех отношениях и уважаемый, как он того заслуживал. Заметив Мориса, он поспешно пошел к нему на встречу протянув руки.
— А! любезный Серван, я очень рад, что вижу вас здесь…. и вы меня не оставите, не правда–ли? Вы первый догадались об этом деле…
— Вы говорите об ударе ножем….
— Конечно, об этом, и г. Викторин мне точно разсказал все происшедшее…. Но войдите сюда, мы поговорим.
Труп был положен в залу, принадлежавшую к складам товара.
Викторин, коммисар, Люсиен, Морис и Даблэн вошли в нее.
— Господа, сказал следователь, вы не удивитесь, если я прежде всего соглашусь с мнением господина Сервана…. Будет слишком долго разсказывать, по какому течению обстоятельств я узнал на сколько простой следователь может извлечь пользы из его замечаний.
— Пощадите мою скромность, сказал, смеясь, Морис.
Маленький следователь выпрямился.
— Нисколько! нисколько! я знаю, что говорю… Вы дикарь, вы индеец… по проницательности, конечно. Скажите мне скорее, что вы знаете обо всем этом деле…
— Но я ровно ничего не знаю…
Коммисар счел своим долгом вмешаться.
— Господин Серван не имел времени собрать сведений, сказал он.
Морис слегка вздрогнул. Можно было подумать, что горячий конь почувствовал шпоры… В словах коммисара слышалось некоторое насмешливое недоверие. Морис встал и подошел к трупу.
— Я думаю, сказал он, если господин Даблэн даст мне позволение, что труп следовало бы раздеть.
— Сделайте это! приказал судья.
Покойник был одет в теплое платье: на нем было надето толстое драповое пальто. На рубашке, также как и на остальном белье, не было никакой метки.
— Первое, что нам следует узнать, сказал Морис, это то, кто этот человек. Сейчас заметно, что его одежда не французскаго покроя, в особенности я обращу ваше внимание на сапоги, они, по всей вероятности, куплены или в Англии, или в Соединенных Штатах.
В кармане жилета лежали большие медные часы. Морис открыл крышку.
— Посмотрите: Бенсон Стрэнд. Это, во–первых, указывает на английское происхождение жертвы. Впрочем, я сделаю только одно замечание. Эти медные часы хотя и фабрикуются в Англии, но очень редко там продаются. Это, преимущественно, товар вывозный. Покойник ехал из Лондона, как показывает билет, но я думаю, — это, конечно, только мое предположение, — я думаю, что он должен был ехать из Ливерпуля, куда его привезло какое–нибудь американское судно…
— Это только предположение, как вы сами говорите, прервал опять коммисар, который с сожалением видел это вторжение в его область занятий. Уверены–ли вы в этом?
— Потрудитесь понюхать эту одежду, сказал, улыбаясь, Морис, и вы легко услышите, что она пропитана запахом корабля, которым она, конечно, не могла так пропитаться во время переезда из Дувра в Калэ.
— А вот, что еще более подтверждает ваше предположение, прибавил Даблэн, и говоря это, он вынул из кармана панталон черноватую массу, в которой, с перваго взгляда, можно было узнать табак для жеванья. Это уже вполне принадлежность американца!