Я покажусь шальной
Рекой, что разлилась
И, с гор летя, ревет,
Хотя бы покажи
Теперь, что меня ждет.
На перроне
Не вглубь, а вширь —
нестись по всем полям,
лететь навстречу облакам,
плыть в реках и идти в горах,
обыденный оставив страх.
Скажи, как быть,
как совершиться, не свершить,
как острым крыльям не задеть
того, что хочет прозвенеть.
Как вширь разлиться, не пролив
ни капли крови в ранах битв,
как на вокзале не стоять,
непрошено оставшись ждать,
и не считать, и не считать
ни километров, ни часов,
ни ссадин от колючих слов.
Скажи, как жить?
Без сна
Я перестала спать
Обрывок клочковатый
Распущенные нити
Сны мои теперь тотально серы
Ком пыли – невесомые химеры
Я перестала спать
Мне ничего не снится
За горизонтом видимого
С закрытыми глазами
Что-то бродит
И это что-то моими
Питается отныне снами
Я пустота теперь
Сухотка забралась внутрь
И изглодала
Всю отведенную мне нежность
Пропали краски
Откуда пыль на том
Что каждое падение луны
Способно обновить
Я перестала спать
Закончила любить.
Не прощаясь
На излете
В финале
До самого грустного кадра
До артикля
Пред кратким
Трехбуквенным словом
До пустого экрана
До белого места
Протертого кем-то
От отпечатков
Успеть попрощаться.
Закрытая книга
Нажатая кнопка
Уже переход
Ход назначен другому
И сил уже нет на крещендо
И на благодарность
А музыка глуше
А музыка тише
И нам не дождаться
Последнего кадра
Давай обойдемся
Без слов на излете.
Жесть
Я спрятала свои слезы
в коробку из-под страстей.
Веселая жесть непроглядна,
и слезы мои теперь в ней.
В когда-то блестящей жестянке
с потертым рисунком обид,
в татуированной банке
имя небесное спит.
Крышка помята,
картинки не разобрать,
куда бы мне ее спрятать?
Только не под кровать!
В дальнем шкафу побудет,
память растает о ней.
От меня не убудет,
станет поменьше страстей.
Съежатся мелкие мысли,
скатается в комья порыв.
Вяло повиснут кисти,
искра потухнет в них.
Слезы прикинулись жемчугом,
звучно летели в жесть.
Жемчуг – как искренность,
надо носить, не беречь.
Я бы носила, да некуда,
не с кем и незачем петь.
Слезные железы высохли,
ну-ка, попробуй задеть.
Маета
Дыхание вперед,
Дыхание назад,
Не светит мне фонарь,
И друг звонку не рад.
Не светит больше друг,
И загрустил фонарь,
Дыши, идя вперед,
А след назад направь.
Туда, где нет задач,
Туда, где света нет,
Решил знакомый врач,
Что польза в темноте.
Подходит как компресс,
Пригодна как питье,
И зренье отдохнет,
Оно уже не то.
Уже не различит
Межклеточных мембран,
Не прочертит дугу,
Где инь торопит ян.
Как лучший макияж
Годится темнота —
Красавица во тьме
Юна, а не стара.
Последний романтик
Лорд Байрон в приступе романтизма
Слегка пошевелил рукой,
Все наши жесты не имеют смысла,
Пока их не видит кто-то другой.
И высший класс – давать представленье
Пред зрителем сирым – собой.
Как трудно получить от себя одобренье,
Когда не в белье, а нагой.
Босой, без жабо, накрахмаленной стойки,
Без тонких в обтяжку лосин.
Глаза поневоле становятся зорки,
И много грустить есть причин.
Но вот ты в костюме, и вот ты в движенье —
На сцену выходит иной,
Чтоб любоваться своим отраженьем,
Своей теневой стороной.
Но жест романтичный, кружев не сминая,
Закончится где-то к утру.
Как сладко считать, что, себя уже зная,
Не яд ты подносишь ко рту.
Безвременье
Ни тишины, ни грома.
Жар души испариной на лбу проступит
И выпит будет
Холодным ветром из окна.
Сквозняк устрой, чтобы выдуло меня,
Как тайное воспоминанье.
Ни жажды, ни желания,
Нет больше ничего, что
Трогало меня.
Не тронь волос.
Растрепанные гривы коней бегущих
Треплет ветер.
Не приглаживай меня,
Чтоб глаз завистливый не мог заметить.
В коконе пустоты не видно неба,
Но очевидны стены.
А кисти слабы, руки вниз летят,
Чтоб опереться,
И опоры не находят.
Не шепчи мне в ухо,
Что будет день и свет,
И ветер из небытия вернется
И освежит лицо.
Быть может,
Когда-нибудь,
Когда от времени
Рассохнется и распадется кокон.
Ни грома, ни тишины.
Безвременье.
Источник
Спадают оболочки,
И виден в глубине
Таинственный источник,
Дающий силы мне,
Дающий силы видеть
Свой страх былой потерь,
Себя не ненавидеть,
Что им открыла дверь.
Дающий силу все же
К тебе поднять глаза,
Не исключив возможность
Счастливого конца.
Он бьется и струится:
Душа моя в тепле
Изысканного счастья
Последовать себе
И быть не оболочкой —
Открытой глубиной,
Началом, а не точкой,
Не твердью, а водой.
Весна в городе
Откровенно пахнет мокрой землей.
В город пришла весна.
Она, как привязчивая любовь,
просто несносна и зла.
Танцуя, обувь не пытайся спасти.
В этом городе никак
не найти сухого места,
чтоб жить,
не найти святого места,
чтоб спать.
Ищешь глазами почки души,
чтобы их поцеловать,
а солнце не считает свои лучи,
готовое жаждущим раздавать.
Ну и что, что я грязный снег,
А ты – солнечное тепло,
Мы сливаемся, и нам хорошо.
Держись
Время мое ушло.
Что значит еще один час.
Время мое ушло.
Сегодня исчезло, сейчас.
Время мое ушло,
Прозрачен и легок мир,
Я в нем сквозное стекло —
Прямая дорога в быль.
Время мое ушло,
Сухою листвой шурша.
Там, где было тепло,
Напрасно бродит душа.
Время мое ушло
Отныне и навсегда.
Стану-ка я водой,
Буду я как вода,
Та, что взлетает вверх.
Та, что спадает вниз.
Вечный круговорот:
Стала большой – держись.
Белые облака,
Черные пруды,
Знаю наверняка,
Миллион лиц у воды.
Время мое пришло
Быть в воплощеньях собой —
Падать с небес водой,
В небо взлетать стрелой.
III. «Как мне снова полюбить тебя, эпоха?»
Эпоха
Как мне снова полюбить тебя, эпоха?
Эпоха, которая прошла так, что сами следы ее стараются изничтожить.
Следы, лишенные любви и веры, трескаются, ломаются, рушатся.
Эпоха, от достижений которой пытаются откреститься,
как от долгого мучительного кошмара.
Я росла в тебе, во мне твой вкус – кольца, надетые на самую мою сердцевину.
Я не принадлежала тебе. Я принадлежала звездам.
Тем звездам, что смотрели в южные окна, зависая над горой,
покрытой розовым налетом легких лепестков миндаля.
Я принадлежала камням и небу,
подсыхающим на корню бессмертникам и пушащимся на жаре стрелкам ковыля.
Я принадлежала земле,
и она капала в мой рот гранатовым соком из мелких полудиких плодов.
Ее кислота оставляла оскомину на зубах
и непреходящее ощущение свежести от раскушенной твердой алычи.
А ты была вокруг меня:
я помню твои приметы, мелкие и крупные, характерные черты, родинки и пятна, блеск и тусклость.
Ты прошла, и кольца внутри не болят. Но они есть.
Я – павлин, забредший в московское метро,
заблудившаяся в долгом полете бабочка-бражник,
я проросла сквозь тебя.
Я погрузилась в почву, впитала ее соки и выросла.
Хотя звезды больно кололи горячечный лоб – опомнись,
этот мир не так уж и пригоден для раскрытого сердца, —
я переносила все, что ты мне посылала.
Так как же мне не любить тебя,
как мне выбросить кольца из моей сердцевины,
вытащить изнутри корни, как нитки из затянувшейся раны.
Ты приходишь ко мне как испытание.
Заглядываешь в сердцевину и говоришь, что я должна дать тебе слова.
Ты проводишь меня через темные тоннели несовпадений и утрат, через смерть.
Потому что ты не хочешь умереть поруганной, не хочешь уйти бесследно.