— Нет, она не рождалась с разумом. Они вообще не рождаются. Они создаются на заводах — там же, где собирают роботов. Личинка — биоробот, транслирующий волю ИИ. Так он не теряет контроль над созданной биологической формой жизни. Он вшил им нечто вроде чипа, но на биологической основе. Или настроил мозги на свою волну.
— Это как рассказывать друг другу страшные истории на ночь: чем правдоподобнее рассказ, тем крепче сам рассказчик начинает верить в выдуманную историю, — хихикнула Ольха.
— К черту все догадки! Ольха, проверь анализы мальца. Богдан, Ленка, приходите в себя. У экспедиции есть дела поважнее, чем ковыряться в… теориях. У нас почти кончился уголь! — напомнил Зема, возвращаясь к текущим реалиям.
Все усмехнулись. Действительно, пора было браться за реальные дела.
Зиновий поднялся и первым вышел из купе. Женский вагон был почти пуст. Раненые, вроде Ряжина и мальца, спали.
— Кабурова!
Не участвующая в походе ефрейторша, полная энергии, резво выскочила из женского купе с автоматом наперевес. Похоже, чистила оружие, прислушиваясь к разговору офицерского состава.
— Да, шеф.
В свои восемнадцать лет она была готова ко всему: бежать, кричать, умирать, отдаться. Все исключительно во имя высшей цели. И Зиновий понял, что вся молодежь анклава «Владивосток» свято верила в экспедицию. Это было видно по блестящим задором глазам. Даже после похода в схрон и провала остальных участников команды они и не думали падать духом.
— Собрать команду Алферова и всех, кто способен к работе. Подготовиться к десантированию.
— Есть! — Ефрейторша пулей помчалась в мужской вагон.
— Стой.
— Да, шеф? — Она резко повернулась.
— Возьми у Кузьмича карту местности.
— Есть!
Кабурова вновь развернулась, удаляясь, и Зема ощутил резкий жар во всем теле. Мир повело и заволокло чернотой. Он с грохотом упал на пол. Похоже, на температуру все же следовало обратить больше внимания.
Исчерпал лимит тела. У каждого есть свой предел.
— Зема, вот что ты за человек? — Капитан Смирнова сидела на полке рядом. Протянув руку, ущипнула за кожу. — Сталь? Латунь? Из чего ты вообще? Тебе мало похода к схрону, нашей тотальной отключки, из которой ты нас вывел, так еще и к Таранову с личинкой разбираться полез. С температурой-то! Мне доктор все рассказала! Зачем геройствуешь?
— Не знаю. — Разговаривать не очень хотелось. Все еще саднила щека. — Где мы, Лен?
— Добрались до Лазо, проехали Дальнереченск-1, Эбергард и застряли под… как там его… Станция Губерово. — Она тут же сменила гнев на милость, интонация голоса потеплела, суровость пропала. — Погода отличная. Солнце, все тает, как будто это та самая загадочная весна. Скоро трава зеленая полезет. Я же ее видела только на рисунках. Она мне и снится этими детскими рисунками. Во сне я летаю и обязательно бегаю по зеленой траве из гуаши. — Да, детские мечты, — припомнил Зема и свои сказки, рассказываемые детям в подземельях подкупольных городов в свете термофонарей. Чего только не выдумывали всем скопом ребятня и взрослые по очереди, коротая бессмысленную в подземельях смену дня и ночи в детских садах.
Биологические часы отключились на второй — третий год у всех подземников.
— Но ты прав, уголь кончился, — вздохнула Ленка. — Вот ждали утра, пока ты очнешься. Ночью никто не дежурил. Мы просто все поотрубались от нервного перенапряжения. Сдали нервы у народа. Можешь всех наказать. Меня в первую очередь. Ольха только над анализами корпела полночи, все тщательнейшим образом перепроверяя. Ничего не нашла. Чист пацан. — Она на некоторое время замолкла, смотря на мерно дышащего мальца рядом с собой.
Зема не сразу его и заметил. Выходит, лежал в одном купе с парнем, который, возможно, был заражен. Так недолго и завхоза потерять.
Кряхтя, как старый дед, и морщась от боли, Зема присел на край полки. Приподнялся, пытаясь найти в себе силы для новых подвигов. Работы много. Нечего валяться. Залеживаться в такой экспедиции — последнее дело.
— Так, пора за работу. Надо идти в лес за дровами.
Приподнялся — и, покачнувшись, сел обратно. Организм еще не восстановился.
— Все понятно, еще не в кондиции, — поняла Ленка, положив ему руки на плечи. — Лежи, отдыхай. Мы выбрались из этого чертового Уссурийска. Дальше все привычно — звери, люди, радиация. Я сама организую группу в лес за дровами. Не переживай и отдыхай. Присмотри за малым. Если что — зови Вики. Ольха тоже где-то рядом должна быть. Вот тебе рация.
Не слушая ответа, она подхватила винтовку из-под полки и упорхнула в коридор. Зема остался один на один с собственными мыслями. Поезд стоял. В коридоре повисла гнетущая тишина. Не слышно было ни разговоров, ни просто человеческой суеты.
Ни звука. Траур. Похоже, что каждый копается в своих мыслях, перебирая события вчерашнего дня. Только пацан рядом спокойно дышал. Его дыхание успокаивало, и клонило в сон.
Веки сами опустились…
По коридору что-то периодически грохотало, слышались шаги, торопливое: «Да тащи ты уже!» Зема боролся с температурой, периодически отключался. Когда приходил в себя, тут же появлялась мысль, что лучше бы не приходил. Настолько стало плохо. Тело ломало, организм боролся с инфекцией в плече. Сжигало изнутри и морозило снаружи.
Должно быть, в соседних вагонах таскали дрова. А то и открыли тендер-вагон и опускали бревна прямо к дровосекам под пилы, если деревья не фонили радиацией.
«Кого Ленка поставила пилить дрова? Столбова? Добрыню? Они самые мощные мужики в группе. Бревна просмоленные должны быть, задубевшие. Пий не справится с распилом один. Нужен мощный напарник, вроде Демона. А лучше группа людей».
Ленка вернулась только к обеду. Алиса успела покормить завхоза с пацаном уже дважды. При температуре есть приходилось через силу, Зема впихивал в себя ложку за ложкой, чтобы скорее вернуться в строй. Щеку щипало, пачкался как ребенок, не в силах держать нормально ложку. Руки дрожали.
«Надо в строй. Нельзя группу одну надолго оставлять. Капитанша одна за всеми не уследит, хоть и вышла из депрессии. Если же в каждом сидит такой потенциальный маньяк, как в Вики в галюнах, то нужен постоянный контроль», — думал Зема, но был пока бесполезен.
Смирнова присела рядом. Глаза уставшие, улыбка бледная. Набегалась за день.
— Набрали мы дров. Листвяка. Долго будет гореть. Алферов говорит, что температуру хорошую даст. Всех пилить и рубить заставил. На руках вон мозоли от пил и топоров, — капитанша показала ладошки. На бледной коже действительно выступили волдыри. Скоро превратятся в желтые наросты. — Но по большей части пилить придется в самом вагоне. Пию нужен помощник, — продолжила снайпер-дровосечка.
— Я думал об этом. Поставь Столбова с Добрыней. А Пию в напарники — Салавата и Демона.
— Добрыня плохо себя чувствует, блюет весь день. В лазарете отлеживается. Не похоже, что косит. Ольха к нему не подпускает.
— Тогда Столбова с Пием и Демона с Салаватом. Пусть посменно пашут. По четыре часа. Кто там еще мощный на ногах остался? Сформируй третью группу. Алферова туда запихни, к примеру.
— Я посмотрю…
Первые распиленные и разрубленные дрова были заброшены в печь. Поезд дернулся и потихоньку стал набирать обороты. Хвала всем силам земным и небесным — тяги от дров хватило. Отцеплять вагоны не пришлось. Потерю антирадиационной камеры Зема бы себе не простил.
Но поезд останавливался каждый десяток километров, простаивал. Не успевали пилить и рубить достаточно. Как же быстро таяли бревна в ненасытной печи!
Так непонятно и прошел день, а за ночь глаза не сомкнулись. Напала бессонница.
Зема ощущал, что жизнь тяжела. Пацан стонал рядом. Ленка периодически свисала с верхней полки, но лишь бессильно смотрела вниз в темноту и вздыхала, не зная, чем помочь. Обезболивающие давно кончились. Ольха, так же ворочающаяся наверху, сделала все, что могла. Дальше пацан должен был бороться сам. Все зависело только от него.
Лежать Земе стало как-то не по себе. Не из-за самочувствия. Проклятый мозг подкинул новую идею, и теперь на плечи давило ощущение, что все вагоны снаружи пропитаны радиацией после Уссурийска. Постоянно казалось, что она должна проникнуть через металл. Пусть внутренние счетчики-радиометры состава оставались каменно спокойны, а внешние обманчиво похрустывали, ловя излучение только от наружной поверхности металла, чисто психологически хотелось сильного ливня. Или огня. Он тоже вроде очищает. Проскочить бы через какой-нибудь пожар или водопад. Только лихо, с ветерком, чтобы ничего не повредилось.
Сон не шел. Жалобно стонал рядом пацан. Терпение таяло.
«Терпи, Зема, терпи», — только и оставалось повторять себе.
Мучение продолжалось двое суток, пока парень не открыл глаза. Лена назвала его Андреем. Своего имени он не помнил, как и жизни. Существование для него словно началось с чистого листа с того момента, когда открыл глаза. Амнезия. Не помнил даже, что вставал и бродил по вагонам.
— При травмах головы и не такое случается, — пожала плечами Ольха.
Все вопросы к пацану отпали сами собой. Он просто стал новым членом команды. Тихим, послушным, неприметным, всем по нраву, так как других детей больше не было. Даже про татуировку забыли.
Зема, восстанавливаясь, только отмечал, как поразительно быстро пацан стал набирать силы.
Ольха возникла в дверях купе мрачная, поникшая. Вошла без стука, сразу села напротив, перехватив взгляд завхоза. Смирнова была на дежурстве, Андрейка нагуливал аппетит, бродя по свободным вагонам, так что в купе Зема был один. Валялся, пытаясь собраться с мыслями, после беглой зарядки. Силы возвращались не так быстро, как хотелось бы. Бессилен был и костюм «Саламандра».
— Ну чего случилось, медицина? — Зема приподнялся. Подспудное ощущение чего-то холодного, неприятного сжало изнутри. Натянутая через боль в щеке улыбка пропала сама собой.
Ольха опустила голову в ладони, буркнула приглушенно: