Вскоре Нурад ушел дальше, сместившись в сторону от опасной зоны, тревога утихла. Больше месяца мы не виделись; как только возникло свободное время, я поспешила к Светочу.
Он нашелся на окраинах города; часть конструкций все-таки обрушилась, и сейчас их восстанавливали. Как раз когда я приближалась, он поднял руки, произнося командные слова очередного протокола, и столь знакомая мне анима взвилась ярким сиянием.
По воле Светоча из гладкого металла стены выступила огромная фигура из черного железа и тысяч шестерен, вращавшихся под ее панцирем. Могучие поршни ходили в суставах, струи пара вырывались из плеч и маски, отдаленно похожей на лицо. Машинный голем – сотворенное протоколом механическое тело и вселившийся по воле Божественных Министров элементаль пара. Я уже не раз видела, как Светоч призывал таких.
Конечно, он расслышал мои шаги, но оглянулся лишь тогда, когда отдал приказания голему и тот двинулся к разрушенной стене.
Я споткнулась. Глаза Светоча по-прежнему были удивительно яркими – но теперь его взгляд напоминал о лампах в тоннелях: ровный, спокойный, совершенно бесстрастный. И выражение лица было таким же – он даже не улыбнулся.
– Амана, – коротко кивнул Светоч. – Требуется моя помощь?
– Нет… – неуверенно отозвалась я, останавливаясь. – Я хотела узнать, как ты.
Слова прозвучали удивительно банально; может быть, так казалось из-за его равнодушного взгляда.
– Не пострадал, – коротко сообщил Алхимический. – Сейчас у меня много работы, ты можешь уточнить нужные данные позже.
Он повернулся к голему; мне показалось, что даже сияние орихалковой кожи и анимы изменилось, став холоднее.
– Но ты помнишь меня? – слова вырвались сами собой.
– Да, конечно, моя память в порядке, – ответил Светоч, не оглядываясь. – Ты Амана, мастер-люминор. Мы были неоднократно физически близки.
Я ушла, когда поняла, что больше он ничего не скажет. Я не знала, что сама могла бы сказать.
Так вот, как она выглядит, высокая Ясность…
Светочу понадобилась неделя на то, чтобы стать прежним: после ремонта стен он отправился в чаны, извлек все чармы, изменявшие его рассудок. Я пришла к нему на следующий же день, была вместе с ним всю неделю: мы говорили о науке, только о ней… и я видела, как постепенно теплеют его глаза, как орихалковая кожа приобретает прежний ласковый блеск.
Я точно знала, когда машинная логика окончательно оставила его сознание: Алхимический осекся на середине фразы, посмотрел на меня, и свет в глазах пронзила золотистая молния боли. Он стремительно вышел; я, свернув чертежи и прикрыв тканью модели, последовала за ним.
Светоч стоял, прижав ладони к стене, касаясь душекамнем гладкой поверхности. Он молчал; я тоже ничего не сказала. Просто подошла и прижалась к нему всем телом, чувствуя орихалковое тепло.
Та ночь была такой же страстной, как и самая первая. Казалось, что Светоч старался вспомнить, запечатлеть все чувства в своем сознании… и я была лишь рада ему помочь. Отчаянно хотела помочь.
Наверное, потому в моей собственной памяти задержались лишь отдельные сцены.
Вот мы на постели – как тогда, в первый раз; губы Светоча ласкают мою грудь, я сжимаю его виски, чувствуя под пальцами сеть чарма. Любимый спускается все ниже, и я не могу сдержать стона; капли пота на моей коже сверкают в сиянии его тела.
Вот я смотрю в стену; Светоч сзади, и я содрогаюсь в такт его ласкам, а развернувшиеся манипуляторы накрывают грудь и гладят внизу, одновременно с сильными, уверенными движениями его бедер. Повернув голову, я касаюсь его губ поцелуем.
Вот уже он распростерся на кровати, и я покрываю поцелуями каждый дюйм орихалковой плоти, касаюсь губами живота, потом… потом мне неважно – есть гидравлика или нет, потому что любимый, резко выдыхая, зарываются пальцами в мои волосы.
Вот я выгибаюсь на нем, прижимаясь ногами к золотистым бедрам, чувствуя спиной тепло его коленей. Мои руки скользят по чеканному узору на коже, я с силой подаюсь вперед и вниз, заставляя его войти глубже и глубже, прочувствовать меня всю, и ощущая всю силу, бьющуюся в орихалковом теле, недоступную смертному.
Никакая Ясность не сможет стереть этих воспоминаний.
Через полгода я застала Светоча в его личной лаборатории, перед огромными чанами, куда он погружался для улучшений тела и установки чармов; сейчас цистерны были тусклы и пусты. Вокруг них покоились контейнеры с чармами, которые ныне Алхимическому были не нужны.
Сам он стоял возле одного из контейнеров и задумчиво смотрел сквозь прозрачную крышку на сотни проводов, шестерен, инструментов, сложенных в форме человеческой руки. Тот самый омни-инструмент, что он столь часто устанавливал себе, за работой с которым я так любила наблюдать… и которым он так часто ласкал меня, заставляя содрогаться и приникать к орихалковой коже.
Я подошла сзади, привстав, обняла Светоча. Тот чуть заметно вздрогнул от неожиданности, мягко обернулся с улыбкой и обняв, ласково коснулся губами лба.
– Что-то случилось? – спросила я.
– Не совсем, – медленно покачал головой Светоч. – Мне поручен важный проект, способный усилить Машину Безграничного Сияния, и принести Нураду как минимум на треть больше света.
– Это же прекрасно! – обрадовалась я.
– Наверное, – грустно улыбнулся Светоч. – Но с нынешним запасом чармов я не справлюсь; мне понадобится заказать и установить в омни-инструмент Машину Творения Божественной Фуги, которая позволит справиться быстрее и значительно легче.
Я промолчала, чувствуя, что он еще не закончил. Он никогда не колебался перед тем, как заказать или установить новые чармы.
– Тогда инструмент будет даровать Ясность, – вздохнув, закончил Светоч; он не мог не ощутить, как я застыла. – Я перешагну границу, на которой был в прошлый раз… мгновенно.
Я смотрела в его глаза, сияющие мягким, лучистым светом. Ужасала одна лишь мысль о том, что этот взгляд снов станет холодным и расчетливым; от воспоминаний о бесстрастном голосе и четких, рубленых фразах кожу колол мороз.
Но всем нам предназначена своя роль. Алхимическим Возвышенным дарована сила Бога-Машины, и на них лежит самый тяжелый груз: они приходят в мир, чтобы творить благо для страны и ее людей.
Я это знаю. Я знаю, что даже неприятный для глаз свет лучше тьмы.
– Тебе придется это сделать, – тихо сказала я. – Ради Нурада. Ради наших людей.
– Но… – начал Светоч, и я накрыла его губы пальцами.
– Не думай о том, что станет с твоими чувствами, любимый. Когда ты закончишь проект, то тебе ведь больше не понадобится улучшенный омниинструмент… верно? Тогда все станет по-прежнему.
Он медленно кивнул, соглашаясь. Я беззвучно вздохнула, на мгновение ощутив себя старше любимого.
А потом Светоч улыбнулся, и лицо его снова озарилось тем светом, который я всегда так обожала. Мечтательно глядя поверх моей головы, он произнес:
– А для обычной работы я закажу стандартный омниинструмент, без улучшений. Я думаю, мне окажут такую услугу.
– Конечно, – улыбнулась я в ответ и поцеловала его. Он ответил на поцелуй – сперва коснулся губ, потом душекамня, и незримая молния снова пронизала меня с головы до пят.
Я знаю, что делать с безжалостной стороной жизни Алхимических; слова Молота, которые я вспоминала десятки раз, подсказали мне выход. Ясность стирает чувства – но повышает эффективность разума; становясь ближе к Творцу, Возвышенные мыслят все более логично. Они подбирают себе свиту из соображений пользы дела, никак не привязанностей… что ж, я не могу бороться с хрустальной логикой этой силы, но могу обратить ее на пользу. И речь не только о пользе Нурада.
Я не оставлю Светоча, пока он будет заниматься работой: ведь если он улучшает Машину Сияния, то ему понадобится мастер-люминор, верно? Сама сила Бога-Машины не позволит ему отстраниться от меня, не позволит прогонять полезную и знающую помощницу или хотя бы избегать моего общества. Логика безупречна. Логика предсказуема.
Так будет и впредь. Когда очищающая разум сила Светоча слаба, то я буду его любимой. Когда она растет – я буду его полезной помощницей. Как бы ни менялся у Светоча взгляд на мир, я всегда и везде буду рядом с ним.
Ведь мои чувства предельно ясны.
10.02.2013 – 12.02.2013
Автохтония. Спасибо!
С момента рождения-Возвышения Строгий Бич Индустрии старался быть примером в труде, защитником людей, мастером преодоления трудностей в промышленности и борьбе за выживание.
Каким образом он стал символом политического движения и примером для всех сованских традиционалистов, было неясно в первую очередь самому Бичу. Впервые узнав о новом восприятии себя в народе, он просто не нашел слов.
«Что я здесь делаю?» – задал он себе вопрос, тоскливо глядя на исполненного вдохновения священника, клеймившего новомодные пути и отступление от традиций. Ответа, как и в предыдущие сорок четыре раза, он не нашел.
По мнению Бича, речь священника и сама была новомодной. Во времена собственной юности Алхимический выражал заветы Творца куда более простыми словами и не стремился к излишне цветистым метафорам. Бич даже вздохнул с ностальгией – эх, было дело триста лет тому назад…
Теперь страна, совсем недавно вышедшая из Стихийной Войны, нуждалась в переменах. Многие из них Бичу не нравились, и он со свойственной ему прямотой об этом говорил… видно, так и оказался светочем традиционалистов.
Сотни собравшихся в зале человек ловили каждое слово священника и с восторгом смотрели на Бича; тому даже неловко было их разочаровывать. Ну что поделать, он ведь из касты Нефрита, всегда близкой к народу…
– И попрошу достопочтенного Защитника сказать слово! – объявил священник, сходя с кафедры и учтиво кланяясь Бичу.
Тот встал, выпрямившись во весь рост - даже по меркам Алхимических Бич был высок и возвышался над остальными людьми где-то на полторы головы, - и взошел на кафедру. Глубоко вздохнул, пытаясь хоть что-то сообразить. Разве что вдохновляюще высказаться о тяжелом упорном труде? Бич умел и любил говорить о том, чем сам занима