- Да у меня на той неделе был только один опердень, и там только кошки были. И один шпиц, но его хозяйку знаю, в соседнем доме живет.
- Вооот! Может, к тебе кто-то так клинья подбивает, а, Надежда? – Он открыл рот и набрал воздуха в грудь.
- Только попробуй эту песню запеть, удавлю на месте.
Димыч довольно хмыкнул и вернулся к недоеденной булке.
Названивать Нине по поводу вчерашнего клиента я не стала. Пусть человек болеет в свое удовольствие. Тем более, что номер мой ему дали, если действительно нужна консультация, свяжется.
На этаже меня ждал сюрприз. Нет, не тот, который могут оставить кошки и ненароком забредший переночевать бродяга.
В щель моей двери был засунут свернутый вдвое лист бумаги.
Развернув его, увидела написанное четким округлым почерком патологической отличницы:
«Не застала тебя дома, а телефон не знаю. Приходите ко мне в 7, с собой приносить ничего не надо.
Алеся»
Так, а ведь я же хотела её расспросить, откуда она тут взялась. И хотя теперь вчерашние мысли казались отголосками паранойи, узнать некоторые подробности лишним точно не будет. В конце концов, на одной площадке живем, уже почти родственники.
К назначенному времени я, самым жестоким образом оставив собаку дома, нажимала кнопку звонка. Естественно, приходить в гости с пустыми руками дурной тон, поэтому прихватила бутылку красного вина, которую мне подарили ещё на восьмое марта. Пью я редко, а уж в одиночестве и вовсе не прикладываюсь, поэтому стоять бы ей до какого-нибудь праздника, но тут есть повод открыть. И установке дружеских неформальных отношений поможет, и слегка нас раскрепостит.
Алеся открыла почти сразу, будто под дверью сидела.
- Привет, заходи, - она отступила вглубь коридора. – Ты одна?
- Добрый вечер, - я скинула тапки, в которых перебегала площадку. – Да, мой мужчина решил, что никуда не хочет уходить от миски, остался дома.
- Ну, на то он и мужик, - Леся глубокомысленно кивнула и протянула левую руку, чтобы закрыть дверь.
На её запястье было штук десять разных браслетов. Нанизанные на резинку кругляшки камня, кажется, агата, кожаные на завязках разных размеров и форм, был даже один тонкий из меди. Всё это добро закрывало её руки чуть не до середины предплечий, но – удивительное дело! – не выглядело вульгарным. Более того, хоть браслеты были разных форм и материалов, они странным образом гармонировали между собой.
Спрашивать её о любви к побрякушкам я не стала, отметила только, что и на второй руке их не намного меньше. А вот колец на тонких длинных пальцах не было вообще.
Зато в ушах…
- Ух ты!
Вот тут, каюсь, не смогла сдержать завистливого вздоха.
Лет с семи я очень хотела проколоть уши. Прям бредила этим, сама не знаю, почему. Мама, устав от нытья, отвела в салон, где мне продырявили обе мочки. А вот тут и выяснилось, что уши у меня капризные, носить могу только золото, и то далеко не всякое. Промаявшись года полтора, я серьги вытащила и больше не вставляла, смирившись, что не судьба мне легким поворотом головы ослеплять блеском украшений.
- Нравится? – Она чуть кокетливо отвела вьющуюся прядь, чтобы та не мешала рассмотреть красоту.
Сначала я решила, что это каффы. Семь почти черных камешков, самый мелкий на верхней точке уха, самый крупный на мочке. Они были соединены тонкой проволокой с завитушками, будто стекавшей по кромке ушной раковины.
Присмотревшись, я поняла, что держатели там не декоративные. Это было семь сережек, собранные в единую конструкцию. Красиво, но до чего же, наверное, неудобно…
- Класс. А не тяжело?
- Нет, нормально, привыкла уже. Проходи, чего мы застряли в прихожей?
Квартира была зеркальной копией моей, тоже однушка, но чувствовалось, что сюда только-только въехали. Легкий специфический запах пустующего жилья не перебили ни почти выветрившиеся ароматы бытовой химии, ни вкусный запах чего-то печеного.
- На, держи, - я сунула ей в руки бутылку, следуя за хозяйкой на кухню.
- Да не надо было. К тому же я не пью, у меня непереносимость алкоголя. Все выпьют и веселые, а я выпью и с больной головой над унитазом. Так себе особенность организма, - она скорчила рожицу, но бутылку обратно не сунула, пристроила на стол возле раковины. – Садись, будем чай пить. А хочешь, пройдись с экскурсией, правда, смотреть у меня особо нечего.
Тут она права, квартира эта, похоже, была и куплена под сдачу. Светленько, бедненько и совершенно безлико. Скромный кухонный гарнитур с необходимым минимумом приборов для жизни, в комнате, мимо открытой двери которой мы прошли, угловой диван, кресло и шкаф. Сомневаюсь, что санузел порадует чем-то неизведанным, потому от щедрого предложения пройтись по апартаментам отказалась.
Алеся расставила чашки, рядом приткнула тарелку с нарезанным сыром и вазочку с конфетами.
- Ты давно здесь живешь? – Она откинула за спину длинную косу и теперь внимательно, но дружелюбно смотрела на меня.
- Полтора года. – Чай оказался крепким и вкусным, с едва ощутимой ноткой смородинового листа. – А ты местная?
- Родилась под Питером, но выросла здесь. А теперь захотелось свободы от родни, вот, на съем подалась.
Она говорила негромко и с какой-то особой теплотой в голосе, отчего мне и самой хотелось улыбаться. Рядом с Алесей вообще было очень спокойно и… умиротворяюще, что ли. Есть такие люди, которые, как солнце, согревают всех вокруг. Вот моя новая соседка явно из их числа.
За следующий час мы успели выпить по две чашки чая, прийти к выводу, что конфеты местного производителя вкуснее, чем московские втридорога, обсудить последние городские новости и выяснить, кто где учился.
Леська оказалась выходцем из Лукоморья. Микрорайон с таким поэтичным названием находился у черта на куличках, потому желание переехать ближе к центру я поняла.
Лет пятнадцать назад одна из крупнейших строительных организаций города взялась за амбициозный проект по возведению громадного жилого массива в зеленой зоне. Расписали это так, что народ, пусть и слегка наученный горьким опытом долевого строительства, пошел косяком. Дело спорилось, пока не уперлось в тот факт, что часть территории будущего комплекса пересекалась с природоохранной зоной водохранилища, и строить там нельзя в принципе. Обычно это мало кого волнует, оформили бы разрешение задним числом, обмыли это дело в тесном кругу, и благополучно забыли. Но этим делом решили воспользоваться конкуренты, потому активно подзуживали всех неравнодушных выходить на пикеты, перекрывать дорогу строительной технике и прочее. Во время одной такой акции сильно нетрезвый гражданин таки попал ногой под колесо трактора. Естественно, вой поднялся до небес, и к вечеру молва разнесла, что там гусеницами людей давят, счет жертв пошел на десятки.
В результате строительство полностью так и не было закончено. Возвели несколько многоэтажек, на этом все заглохло. И теперь жильцы пикетировали администрацию района с требованием открыть обещанные детский сад, школу и поликлинику, на что чиновники только разводили руками и предлагали войти в бедственное положение города, в бюджете которого отчетливо просвечивало дно.
К тому же оказалось, что обещанная зеленая зона представлена донельзя загаженным парком, местом сбора всех местных алкашей и любителей выгулять собак, не утруждающихся уборкой продуктов их жизнедеятельности, и старым кладбищем. Причем, как мне кажется, близость могил раздражала жителей куда меньше всего остального.
Сама не поняв, зачем, я рассказала о своей семьи и работе и поделилась планами на ближайшее будущее. Вообще-то об этом я даже с родителями не разговаривала, а чтобы вот так с почти незнакомым человеком…
В какой-то момент я поняла, что перед глазами всё расплывается, и единственным ориентиром в пространстве остается её рука. Она бережно сжимала мои пальцы в маленьких ладонях и что-то говорила. Что именно, я не могла разобрать, плавая в словах и пятнах мягкого света от настольной лампы, но исправно отвечая на вопросы.
Её глаза казались бездонными, чистая светлая зелень становилась темнее к краю радужки, сменяясь почти черным кольцом, и я почему-то не могла отвести от них взгляда. Они была такими же теплыми и искренними, глаза ребенка на лице красивой девушки, но оторваться от них было физически невозможно.
Паника захлестнула мгновенно. Тут же сжало в тисках виски, так неожиданно и остро, едва не до дурноты.
Сидящая совсем рядом Алеся охнула и отдернулась, тоже хватаясь за голову, и, несмотря на отвратительные ощущения, я обратила внимание на то, что её руки были обнаженными. Все браслеты лежали рядом, брошенные небрежной кучкой рядом с фантиком от конфеты.
Что бы ни вызвало боль, оно меня живо отрезвило, будто ушат холодной воды вылили. А ещё это напомнило мне то, как Антон пытался повлиять на меня там, в заповеднике…
Я шарахнулась от соседки, и стул, с которого вскочила, с грохотом упал на линолеум.
- Что ты делаешь?! – Если бы получилось заорать, я бы так и сделала, но вышел полузадушенный писк.
- А ты? – Голос её звучал глухо, а сама она зажимала пальцами переносицу. До того, как прижала салфетку к лицу, я заметила, что её губы в крови.
- Что это вообще за хрень такая? – Паника улеглась, но беспокойство никуда не делось. Как и желание как можно скорее отсюда убраться. – Что ты со мной сделала?
- Чаем напоила, - чуть невнятно буркнула Алеся все ещё сквозь салфетку.
- Да ну тебя с таким чаем… - Умирающей и даже больной она не выглядела, разве что чуть виноватой и раздосадованной, потому я, не мешкая, направилась к двери. – Извини, у меня там собака некормленная, мне пора.
И, не дождавшись ответа, выскочила на площадку, благо, замок у неё такой, что ключи не нужны.
К себе попала не сразу, трясущиеся руки все никак не могли отпереть дверь, но всё же я справилась.
Ну их, такие походы в гости! Не знаю, что это было, может, мне пора таки записаться к психиатру, но вечер теперь казался крайне странным. Как и моя откровенность. Как и тепло, исходящее от соседки, к которому так и хочется приблизиться. Но я не могла за час настолько проникнуться доверием к незнакомому человеку!