Глубоко за полдень ко двору подъехал сам мельник, вернулся из Старополья, и Адриан видел, как Лешко распахнул створки, помог завести коней внутрь и закрыл ворота. Единственное событие за весь день. В кустах завозился Марчук, потом вышел, поправляя штаны.
— Теперь ты отдохни. Когда еще отоспишься…
На сей раз Адриан провалился в сон мгновенно, едва лишь прилег. И почти сразу его разбудило осторожное потряхивание.
— Ш-ш-ш, вставай, только тихо.
Солнце уже исчезло за краем земли, но летние вечера тягучи, потому видно всё было хорошо. И Карницкий заметил небольшую фигурку мальчишки, что, пригибаясь, двигалась к лесу, прямо к ним. Потом Лешко прошел мимо и двинулся дальше. Адриан указал на сумку, мол, вытаскивать ли оружие, но Марчук покачал головой и неспешно пошел следом за мельниковым сыном.
Идти пришлось недолго. Лешко остановился возле первого же оврага. И Адриан услыхал голоса.
— Вот пироги, яйца и немного зерна. Нельзя тебе больше тут быть, орденцы приехали, тебя ищут.
— Тот самый Орден, что иномирцев убивает?
— Да. Так что уходи и держись от людей подальше.
— Спасибо, Лешко. Пропал бы я без тебя.
— Да иди уже. Орденцы в лес пошли и пока не вернулись. Вдруг найдут?
Марчук громко сказал:
— Уже нашли.
Мальчишка взвизгнул, подпрыгнул, хотел было дать деру, но оскользнулся и полетел прямиком в овраг. Аверий бросился за ним, а следом пошел и Карницкий, хватаясь за траву. Зашипел, ощутив боль от крапивы, но не остановился. А когда спустился, увидел, что Марчук уже наставил арбалет на невысокого худого мужика с густой щетиной на лице и в одежде с чужого плеча. Ну вылитый разбойник. Лешко сидел неподалеку, держась за ногу и тихонько поскуливая.
— Зря ты, — сказал Аверий. — Теперь с тятеньки такую пеню возьмут, что он не сможет оплатить учение у Книголюба, да и тебе достанется изрядно. Зачем? Неужто думал, что Орден примет тебя, если чужака сдашь? Любой бы понял, что ты с ним прежде сговорился, а такое не прощают.
— Да пошел ты! — срывающимся голосом выкрикнул Лешко.
— Господа, — мягко сказал попаданец, — уберите оружие. Я уважаю ваши обычаи, но не хочу никому причинять вреда. Насчет болезней я всё понял, потому уйду в лес, как и говорил этот достойный юноша. Я не хочу проблем, хочу просто выжить.
Карницкий вытащил пистоль и трясущимися руками засыпал туда порох.
— Я попал в ваш мир невольно. И…
Марчук выстрелил, но чужак каким-то чудом успел отскочить, выхватил что-то из-за пояса, и тут Марчук выстрелил второй раз. На сей раз попал. Адриан только-только справился с пистолем.
— Карницкий, собери хворост. Его не трогай, закидай ветками поверху.
Адриан, то и дело оглядываясь на еще живого чужака, быстро наломал сухого будылья, затем набросал поверх него ветки потолще, а в конце и вовсе приволок небольшое сухое деревце. Вытащил спички, запалил огонь и отвернулся.
____________________________________________Марчук Аверий_______
1 Гузыня — плакса, рёва
2 Червень — месяц с 23.05 по 02.07
Дело о пропавшей деревне. Часть 1
После второго попаданца Карницкого кошмары не мучали. Возможно потому, что этот чужак не успел назвать своего имени, или потому, что заросших щетиной бродяг не так жалко, как мальчишек, еще не отпустивших первые усы.
Адриан отсидел в каменных стенах положенные три дня, за это время набросал доклад, не утруждаясь его переписыванием, и вволю отоспался. Единственное, о чем он размышлял, — это о судьбе Лешко. Марчук обошелся с ним довольно мягко: заставил отсидеть пять дней в жарнике, после чего орденский лекарь осмотрит мальчишку и скажет, можно ли того выпускать. Отец его заплатит немалую пеню в Орден, за что Лешко, скорее всего, будет нещадно выпорот. И грамоте его уже учить никто не станет. У мельника ведь не один сын, можно и поумнее выбрать. А самому Лешко отныне не будет места ни в семье, ни во всей деревне. Уже в тот вечер ему вслед кричали: «Душегубец! Чужелюб! Веролом!». Что же про него будут говорить потом? В деревнях не прощают ошибок, а уж такой проступок будут припоминать еще лет пятьдесят.
Когда же Карницкий с Марчуком вернулись к работе, потянулись скучные и пустые дни. Никто в приходный дом Ордена не приходил, не сообщал ни о каких подозрительных людях. Адриану только и оставалось, что ежедневно изводить себя тренировками с пистолем да выслушивать похвальбы Млада Зайца о его первых попаданцах.
— Подхожу я с Хромым к охотничьей хижине, сам пистоль держу наготове, уже и зарядил как следует. Ну, думаю, пусть только нос высунет, я ему сразу пулю в голову! Выходит старик в длинной сорочке! Ну, как в сорочке… Вроде белой рубахи, только без рукавов и набекрень надета, из-под подола тощие ноги торчат, как у цыпленка щипаного. Я пистоль поднял, а Хромой рукой так махнул, мол, обожди. А чего ждать? И так видно, что попаданец. На макушке лысина, аж блестит, вокруг пучками седой волос, морда уже заросшая, но видать, что прежде брил. Руку поднял и давай верещать! Ни словечка не разобрать. Хромой тогда спросил: «Ты кто?», потом по-иностранному, потом иначе, еще как-то. Старик тоже всяко пробует: тыр-пыр-фыр, а без толку. Я говорю: «Валить?» А что? Он же ни бельмеса не скажет, даже коли захочет. Ни где вылез, ни с кем пришел. Смотрю, кивнул Хромой. Ну я и пальнул. Прям вот сюда, в грудину попал. Старика аж подкинуло! А из хижины визг бабский! Ну, я туда, а там деваха! Ох и сочная, тоже в сорочке без рукавов. Главное, тряпок наверчено столько, что на целую деревню хватит, а рукава смастерить не догадались. И сиськи проступают, аж глазами помацать можно, мягкие-е-е… Она визжит, к старику кидается, ревмя ревет. Я Хромому подмигиваю, мол, вон девка какая! Чего ж такому добру пропадать? А он, боров безорешный, взял да и пальнул в нее. Потом хижину ту сожгли и ушли.
Несколько сокружников завидовали Зайцу. Он ведь не только встретил настоящих попаданцев, но еще и убил одного. А Карницкий понимал, что не возьмут Млада в Стрелы, нет у него ни должного ума, ни выдержки. Это надо же было такое удумать: чужачку снасильничать! Как бы Зайца и из Стрел, и из Молотов не погнали… в конюшие, например.
Впрочем, даже его цыплячьего ума хватало, чтобы говорить такое лишь перед сокружниками, со своим старшим Млад вел себя сдержанно и покладисто. По крайней мере, сидя в душной колчанной с зари до зари, Заяц лишнего не болтал, откликался на просьбы Хромого с первого же раза и лишь изредка перебрасывался шутками с Карницким.
С поездки в Верхний яр прошло уже не меньше двух недель, за это время было лишь два вызова, да и те пустые. В первом случае деревенские не узнали своего же грамотея, воротившегося после одного лета обучения в городе: и одежа у него странная, и волосы на голове чудно уложены, и прыщи с морды сошли. Бедолаге пришлось отсидеть все пять дней в жарнике и благодарить Спаса, что не прибили со страху. Во втором и вовсе бабе привиделось, будто в ее дворе кто-то шарит. Нет бы покараулить ночку, собаку у соседей взять или зенки сонные протереть! Баба та и мужа своего накрутила, и деревню всю перепугала, с каждым разом додумывая новые подробности, мол, черный дым его окутывал, от глаз скрывал, рога бычьи из головы торчали, запах стоял «как от мокрой кошки». Стрела там пять дней проторчал, отслеживал чужака, выискивал следы, даже ищейку с амулетом позвал. Всё впустую. Не было там попаданцев. И ведь даже наказать ту бабу никак не выйдет, иначе в другой раз крестьяне могут не позвать орденцев. Хорошо, что оба вызова пришлись не в черед Марчука и Карницкого.
Адриан уж и не знал, чем занять себя в колчанной, не умел он подолгу сидеть без дела. Потратил часть заработка на шахматы, так никто не захотел учиться играть, а карты в Ордене запрещены. Записи из архива выносить тоже запрещено, хорошие книги слишком дороги, да и не достать их в Старополье, а всякую непотребщину, напечатанную на грубой коричневой бумаге, Адриан презирал. Только и оставалось читать «Ведомости», которые дважды в неделю привозил поезд из Белоцарска. Но первыми государевы листки всегда брали старшие, таков порядок.
Неожиданно Марчук, читая «Ведомости», прервал тишину колчанной вопросом:
— Хромой, видел, что про нас пишут?
— Эт где?
— На пятом листке.
Старший Зайца послюнил палец, пролистнул вперед и напряженно уставился на буквицы.
— Не, а что там?
— Будто Орден слишком много воли взял. Вроде как не все чужаки плохи, есть среди них и те, кого можно оставить. Только пишут не в лоб, а исподволь, больше подмигивают, чем указывают. Говорят, сколько всего хорошего от попаданцев перенято.
— Да ну? И много ль?
— Да почитай всё. Грамота будто от них, поезда, пушки с пистолями, рессоры, бумага, водка… Да что там, он и Граничный Орден туда же записал, и Спаса, не говоря уж об амулетах.
— А что, это правда? — подался вперед Заяц. — Орден от попаданцев начался с попаданцев?
— Карницкий?
Марчук сейчас так походил на наставителя из питомника, что Адриан невольно вскочил, вытянулся по струнке и отчитался, будто на уроке:
— Никак нет! Граничный Орден создали шесть государств на Шестимирном соборе семьдесят четыре лета назад. В каждом государстве было выбрано по шесть представителей, родом из благородных семейств. Они принесли присягу новому Ордену и в тот же миг умерли для отечества и рода. С того дня их дом — Орден, их семья — Орден, их родина — Орден!
Адриан взглянул на Марчука, но тот и не думал останавливать своего младшего.
— Чтобы не допустить влияния извне, Граничному Ордену была выделена нейтральная территория — Срединный хребет, потому Орден еще называют Горным. И хотя поначалу было трудно из-за непривычных условий, холода, ветров и снежных лавин, ныне Орден уже не полагается на добрую волю шести государей, а обеспечивает себя сам. Только новых последователей всё еще ищет вовне, потому как орденцы часто гибнут.
Наконец Марчук кивнул, и Карницкий опустился в кресло, чувствуя, что вспотел не только из-за жары.