18 25
Н А
Сорок второй знак — пробел.
Значит первое слово «НА».
10 1 2 7 8 27
К В С А М П
И снова разделительный знак.
«Что это еще за «КВСАМП»? — недовольно подумал майор. Опять, вероятно, ошибка.
Он попросил одного из своих помощников вскипятить чай и взялся за следующий том.
Нужно только догадаться, из каких элементов складывалась система неизвестного кода. Допустим опять-таки, что восемьдесят восьмой знак — точка, а четыреста двадцать четвертый — буква, встречающаяся впервые.
Ну, а еще что?
И он снова склонился над книгой с металлическим строкомером в руках.
Глава седьмаяПОСЛЕ РЕЙСА
Диспетчер автопарка Зинаида Махрова в этот день не работала. Но она пришла в гараж рано и сидела в своей комнатке, где беспрерывно звонил телефон. На ней была беличья шубка и самые модные в городе ботики с молнией, отороченные мехом. Губы ярко накрашены. Брови подведены. Не подумаешь, что простой диспетчер.
Сменный дежурный — молодая женщина с изможденным лицом, взглянула на подругу и тихо вздохнула. Колючим показался ей свой платок, в который была закутана, тяжелой — телогрейка с мужниного плеча, тесными — ботинки.
Махрова сказала участливо:
— Иди-ка ты, Надюша, приоденься. А я пока подежурю.
— А если придет колонна?
— Раньше чем к обеду не придет, ты знаешь.
Дежурная не двинулась с места.
— Ну же! — поторопила Махрова.
Надежда опять вздохнула и просветлевший было взгляд ее погас.
— Ни к чему...
Махрова знала, что Надежда плохо живет с мужем. На людях обходительный, а дома деспот: и то ему было не так, и это. А главное, вот уже второй год не хотел регистрировать брак.
Друзья по работе пробовали вмешаться:
— Что-то, Игнатюк, с женой у тебя неладно получается.
Он разводил руками:
— Не знаю, не знаю... Устала, наверно... Бросай, говорю, работать. Отдохни. Не хочет... Ну, разберемся. — И брал жену под руку. — Идем, Надежда.
В другой раз он отвечал:
— Чужая семья — потемки!
А иногда при людях обращался к жене:
— Ты, по-моему, не можешь на меня пожаловаться...
Махровы жили по соседству, и часто заплаканная Надя приходила к Зине отвести душу. Она ничего не рассказывала. Только вздыхала.
— Опять кричал? — спрашивала Зина.
Надя молчала.
— Я слышала, кричал! — настаивала Махрова.
Надежда прятала глаза, покрасневшие от слез.
— И что он за человек? — удивлялась соседка. — Со всеми вежливый, а с тобой...
Та отвечала с дрожью в голосе.
— Не любит он меня.
— Так уйди!
Надежда с трудом выдавливала:
— Не могу!..
Она любила.
...Колонна вернулась из рейса во второй половине дня.
Бензовоз Игнатюка затормозил у диспетчерской. Надежда вышла навстречу в новом демисезонном пальто. Махрова всё-таки заставила ее переодеться.
Игнатюк приветливо помахал Надежде. Со стороны казалось, что он радуется встрече.
«Что за человек?» — снова подумала Махрова, прижимаясь к окошку диспетчерской.
Она всегда одевалась нарядно, когда встречала мужа. Вместе они пошли домой.
Возле городской библиотеки повстречались с шофером Петром Калачкиным. Он был уже изрядно навеселе.
— Куда, паря? — усмехнулся Махров.
Калачкин бочком обошел его.
— В биб-ли-о-теку! — он пьяно улыбнулся.
— Куда, куда? — не поверил Махров.
— В биб-ли-отеку, — повторил Калачкин и, действительно, пошел в библиотеку.
Махров нахмурился. Жена взяла его под руку.
— Не набедокурил бы, — ответил он на ее немой вопрос. — Что-то раньше я не замечал у него страсти к книгам.
— Пусть читает, — сказала она.
— Да пусть...
Махров любил возвращаться домой из рейса. Пока умывался, жена подала обед. Сегодня можно было и выпить. Он очень устал, продрог.
После обеда взял газету и прилег на диван.
Проснулся — в комнате темно. Из кухни доносились приглушенные голоса.
Махров прислушался.
— Куда же он пошел? — это спрашивала жена.
— Не знаю.
— Но ты с ним говорила?
— Он сказал: по делам.
— Эх, Надя, Надя!.. — И после паузы: — Опять плачешь?
Махров встал.
Женщины услышали скрип половиц в комнате и умолкли.
— Я пойду! — сказала Надежда, скрываясь за дверью.
— Кто там, Зина? — спросил Махров.
— Надя была...
— Опять ссорятся?
Жена не ответила.
— Сходим в кино? — предложил Махров.
Зина вошла в комнату, включила свет. Махров зажмурился. Лицо было помято со сна.
— А ты не устал? — спросила она.
— Сходим, сходим! — повторил он. — Одевайся, как раз успеем на последний сеанс.
Домой они возвращались поздно. Шли быстро и вскоре приблизились к одинокой парочке. Махров замедлил шаги, переглянулся с женой. Впереди шли шофера Игнатюк и Калачкин. Петр еле волочил ноги. Игнатюк поддерживал его.
Махров свел брови:
— Не нравится мне их дружба.
— А я и не знала, что они дружат, — сказала Зина. — Догоним?
Он придержал ее за руку:
— Пусть идут
Глава восьмаяНА ТОЙ СТОРОНЕ
Если провести прямую линию от перевала Кыз-Байтал на юго-восток, то она пересечет границу, вонзится в окоченевшее тело закрытой тучами вершины, повиснет над бездной, снова встретит на своем пути горы, и, наконец, приведет в небольшое селеньице и застрянет там среди вросших в землю кибиток.
Тугай пришел домой поздно. Злой. Сел у сандала[2].
На душе скверно. Черт знает, как скверно!.. Перепил?.. Может быть. Не допил?.. Тоже может быть... Всё может быть!!!
На дворе — погань: ветер, мокрый снег. Тугай провел рукой по спине. Мокрая. Скинул халат.
Да, ветер так и гонит вниз. Гонит. А куда вниз? Куда спешить?..
Мать в засаленном платье что-то прошамкала беззубым ртом. Он не сразу сообразил, о чем она говорит. Мысли заняты другим.
Старуха просила деньги.
Тугай посмотрел на нее: точно впервые увидел морщинистое лицо, сухие, загрубевшие руки. А ведь говорят, когда-то была красавицей...
Мать тоже взглянула на него: как он изменился. Нос вытянулся, на щеках резко обозначились скулы. Да и не только внешне изменился он с тех пор, как стал вести непонятный ей образ жизни. Но старуха не спрашивала его об этом — ей нужны были деньги.
Она в третий раз обратилась к нему. Вытянула руку. Фу ты, как нищенка. Тугай достал кошелек.
Слезящиеся глаза старухи блеснули.
Тугай попробовал кошелек на вес. Потом равнодушно бросил матери. Старуха подхватила кошелек, перешагнула через лежащего на полу юношу, подошла к сундуку и достала лепешку. Затем пододвинула сыну миску. Он нехотя хлебнул и задумался.
Мать отчужденно посмотрела на сына. Вдруг, что-то вспомнив, бесцеремонно вытащила из-под головы спящего юноши кожаную сумку. Протянула Тугаю, объяснила, что сумку сегодня нашел Туйчи.
Она кивнула на спящего.
Тугай повертел в руках сумку, разглядел вырезанную на ней звезду и, не вставая с места, толкнул ногой племянника. Тот поднялся, испуганно озираясь.
— Где нашел?
Юноша не ответил и повернулся на другой бок. Тугай ударил его по спине.
— Ну?
Туйчи, подавляя нараставшую обиду, сказал:
— Рыл во дворе яму...
Тугай больше не слушал. Пытался вспомнить, как эта сумка попала сюда. У кого была раньше? Отец когда-то привез? Да, может быть...
Он расстегнул ремешок сумки и вытащил сверток, обернутый промасленными тряпками. Удивленно повертел в руках, развернул. На пол выпали свернутые трубочкой выцветшие от времени фотографии. Тугай резким движением поднял их и стал с любопытством разглядывать.
На одном из снимков — отец. Странно... А кто же другой?.. Совсем еще юноша... Черт возьми, где-то встречались. Но где? Где?
Он закрыл глаза, и вдруг в памяти ярко всплыла давно забытая картина. Это было давно, лет двадцать пять назад. Громадный костер. Отец — верхом на коне. Вокруг басмачи. Конь храпит, пятится. Отец хочет, чтобы конь наступил копытами на пленника, на связанного юношу, лежащего у костра. Рядом человек в меховой куртке и клетчатых брюках. Он улыбается, направляет на юношу фотоаппарат. Господин, господин... Как его фамилия?.. Ведь это он привозил оружие... Кажется, господин Смит...
А кто этот юноша?
Тугай напряг память.
— Постой, постой! — Тугай кажется вспомнил. — Ведь это — Ахмед, сын Ибрагима!..
О, если бы он, Тугай, встретил сейчас этого Ибрагима! Этот проклятый чабан заманил отца в ловушку на старом посту.
Он вскочил и выбежал на улицу.
Скорее к Фуксу!..
Ремешок сумки, крепко зажатой в руке, хлестал его по ногам.
Тугай служил в «экспедиции» Фукса. Там знали его отца — свирепого Алибека. Разбитый краснопалочниками[3], Алибек бежал за кордон. Потом с остатками банды снова перешел границу. Три дня грабил и жег селения, но был пойман советскими пограничниками. Тугай, старший сын Алибека, давно знал Фукса. Он приезжал сюда во время войны и вот сейчас снова не забыл Тугая.
Мистер Фукс жил в доме ишана, занимал четыре комнаты и застекленную террасу, где стояла стереотруба.
Тугай без стука вошел в кабинет и положил на стол потертую фотокарточку.
— Вот. Случайно сохранилась.
— Что это? — недовольно спросил Фукс, закрывая книгу, которую он читал, газетой.
— Это сын краснопалочника. Я вспомнил: он попал к нам в плен... А старик, мне кажется, жив.