и только лебединый остался чистым клюв.
* * *
“От мира я уйду, я святость изберу”, –
сказал, а сам лежишь в объятиях подруги.
Ни разу ты ещё не послужил добру,
но служат у тебя ученики, как слуги.
* * *
Легко святошей стать, красив удел аскета,
Но трудно стать рабом любви, добра и света.
* * *
С кружкой нищего святоша по земле блуждает втуне:
О добре забыл он ради этой кружки из латуни!
* * *
В сей страшный век позор и срам – скитальцев набожных деянья:
они проходят по дворам, выпрашивая подаянья.
Они походят на коров, что тычутся в чужой приют,
но лишь тогда они уйдут, когда по морде их побьют!
* * *
В сей страшный век удел аскетов прост:
они добро отвергли, мысль живую.
Корыстные, ссужают деньги в рост,
записывая в книгу долговую.
* * *
Спросил Кабир, взглянув на мир корыстный, старый:
“Где истинный святой, что стал добру оплотом?”
Кругом одни шуты, кругом одни фигляры,
и все они, увы, окружены почётом...
* * *
Вот жизни океан. И говорит Кабир:
“О, сколько, сколько раз я вразумлял сей мир:
“Корысть – баран!” Но мир держась за хвост барана,
желает переплыть просторы океана.
* * *
Глупца святошу обуяла спесь:
“Как много добрых дел свершил я здесь!”
Согнулся он под грузом разных дел, –
корысти среди них не разглядел.
* * *
Связан мир, как жертвенный козёл,
путами корысти... Нас гнетут
О семье заботы: сколько зол
мы познали из-за этих пут!
* * *
Муха в патоку попала, крылышками бьёт неловко,
лапками перебирает, вертит, бедная, головкой.
Так и ты погибнешь, если, путь избрав корыстный, лживый,
задохнёшься в этой тёрпкой, в сладкой патоке наживы.
* * *
Корысть и жадность – воры и враги:
Свой дом от лиходеев береги.
Но если в доме нет земных даров,
то нечего бояться и воров!
* * *
Что их твоих мы слышим уст?
“Я голоден. Горшок мой пуст”.
Но твой горшок наполнит тот,
кто сотворил горшок-живот.
* * *
Иметь – это значит гореть.
Скорей откажись от имущества, –
Не будешь ты мучиться впредь,
как Индра, достигнешь могущества.
* * *
Хозяин мой – торговец; он ведёт
свой честный торг из года в год.
Смотри: весь мир он взвешивает наш
без коромысла и без чаш.
* * *
Вот я свой дом поджёг...
Чтоб я тебе помог, –
Со мной, со мной пойдём,
я подожгу твой дом!
* * *
Лишь тот герой, кто сам с собой
ведёт суровый, долгий бой.
Ты станешь сильным, одолев
страсть, жадность, пьянство, злобу, гнев.
* * *
Душа, к богатству ты стремиться не должна,
к безделью, себялюбью, суесловью:
Когда распутницей становится жена,
супруг не смотрит на неё с любовью.
* * *
Находится мускус в пупке у оленя,
а тот его ищет в далёких лесах.
Пред Богом напрасны корыстных моленья:
находится Бог в человечьих сердцах.
* * *
Корысть растёт средь нас, но, лишь уйдя отсюда,
придёшь к её плодам, – и это ли не чудо?
Как чудо – молоко коровы без быка
или мать бесплодная мальца-озорника.
* * *
Что вижу я кругом? Дурным страстям в угоду
Мошенник пахтает не молоко, а воду,
Осёл питается лозою винограда,
И умирает он, как бы вкусивши яда,
Потомство буйволиц рождается безглавым
И пожирает всех, кто чист и кроток нравом,
Из книг священных пьёт баран всё то, что сладко...
Ясна ль тебе, Кабир, всех этих дел разгадка?
Отрёкся я от зла, корысти и гордыни,
И мира скрытый смысл открылся мне отныне.
* * *
Ты посмотри, как дерево порока
уже изъела трещина глубоко,
И дух зловонный от него пошёл...
Но берегись: окрепнуть может ствол!
* * *
Крадёт людей корысть, к наживе страсть
и продаёт их на базаре,
И лишь меня не удалось украсть
презренной этой твари.
* * *
Господь одел господ в шелка, одел в дерюгу нищих слуг,
Одним – кокосовый орех, другим он дал горчайший лук.
Зачем ты хочешь пить и есть, о неразумная душа?
Ты делай благо, – только так жить можно в мире, не греша.
Разнообразные тела из глины вылепил гончар,
Украсил жемчугом одних, другим болезни дал он в дар.
Скупого он обогатил. “Моё, моё!” – кричит скупец,
Ударит смерть его, тогда рассудок обретёт глупец.
Тот стал счастливым, кто постиг, что счастье – в правде и любви,
Он душу телу не отдаст, его ты мудрым назови.
“Послушайте! – сказал Кабир, – обман и зло – “моё”, “моё”,
На вас лохмотья лжи и зла, но время разорвёт тряпьё,
И душу вырвет из тряпья, и унесёт в урочный час,
И мы увидим в первый раз души сверкающий алмаз”.
* * *
К тому, у кого сто раз семьдесят ратных вождей,
Сто тысяч пророков, которые учат людей,
Сто тысяч мильонов священников шумных и праздных,
Почти что шестьсот миллионов правителей разных,
К тому, кто с престола взирает на мир свысока,
Дойдёт ли молитва такого, как я, бедняка?
Не то, что к престолу, который сияет вельможам, –
Приблизиться даже к воротам дворца мы не можем!
Помимо правителей – мощного царства столпов –
Имеет он триста и тридцать мильонов рабов.
Но есть милосердный, который ведёт нас ко благу,
Он чист, и Адаму свою доказал он отвагу,
А тот, кто избрал сладострастье, корысть и обман,
Творит сатанинское дело, имея Коран.
Сей мир, что посеял, порочный, деяние злое,
Теперь пожинает плоды, – это видишь ты, Лои?
Мы – нищие, а милосердный дарует нам свет.
Где силы возьму, чтобы дать ему верный ответ?
Кабир прибегает к нему, просит верной защиты, –
Да вниду я в рай, для безгрешного сердца открытый.
* * *
Твердыней тела овладеть ты можешь ли, мой брат?
Двойные стены у неё, тройные рвы у врат.
В ней пять укрытий, и тебе я назову их разом:
Дыханье, пища, и покой, и зрение, и разум.
Одной стеной стоит корысть, а злость – другой стеной.
Где силы взять, чтоб овладеть твердыней крепостной?
Бойницы – страсти, а тоска и радость – часовые.
Одни врата – добро и свет, а зло и тьма – другие.
Над крепостью начальник – гнев, а блуд – бойцов глава.
Начальник так вооружён: гордыня – булава,
Щит – наслажденье, а обман и жадность – лук и стрелы,
Шлем – себялюбье... Биться с ним решится ль воин смелый?
Как можно стражей крепостных свирепость победить?
Но способ изобрёл Кабир, чтоб крепость захватить!
Любовь я сделал фитилём, я пушкой сделал душу,
Я знанье превратил в ядро, – теперь я зло разрушу!
Внезапный залп – и крепость вся охвачена огнём.
Я правды обнажаю меч. Теперь мы бой начнём!
Достигнув крепостных ворот, сорвал я двери с петель,
Тогда склонились предо мной порок и добродетель!
Обрёл я свет и стал сильней укрытий, рвов и стен,
Начальник крепости тогда тотчас мне сдался в плен.
Я путы разорвал свои – страх перед смертью ложный,
И в крепость я вступил, и путь обрёл я непреложный.
* * *
С барабаном на плече Кабир
обошёл весь этот жалкий мир.
Приглядевшись, понял: ничего
нет ни у кого, ни у кого!
В змеиной коже страсти
* * *
К чувственной страсти стремишься впустую,
этим погубишь своё бытие.
Если ты пищу проглотишь дурную,
выплюнуть ты не сумеешь её.
* * *
С развратницею ты вступать не должен в связь:
она, обняв тебя за шею,
Тебя обременит, всем грузом навалясь,
корыстью, жадностью своею.
* * *
Кому чужая по сердцу жена,
того погубит ложная услада:
Как сахар, вкусной кажется она,
но этот сладкий сахар полон яда.
* * *
Страсть, любовь к чужой жене –
нет погибельней стихии!
Жизнь есть море. А на дне
Жёны – чудища морские!
* * *
Любовь к чужой жене – как запах чеснока:
не скроешь после завтрака иль ужина.
Безумцу скрыться ли в затишье тайника?
Всегда безумье будет обнаружено!
* * *
Смотри, раскаешься: несут тебе несчастье
чревоугодие твоё и сладострастье.
Пусть ты богат, – тебя низвергнут в пыль, в потёмки,
как изваяния ненужного обломки.
* * *
Душа-вдова, как верная жена,
воскликнула: “Я сжечь себя должна, –
Ведь мы с тобой слились в одно с тех пор,
как погребальный сжёг тебя костёр”.
* * *
Сказал Кабир: “В себе вы подавите
страсть к женщине, желание соитий.
О, скольких обольстила эта страсть,
но только в ад им помогла попасть!”
* * *
Человек в змеиной коже страсти,
Как тебя избавим от напасти?
В род людской не возвратим змею,
даже голову разбив твою!
* * *
Страсть к женщине и страсть к богатству – два плода:
и в том и в этом – яд, в том и в другом – беда.
Отравишься, едва на них ты бросишь взгляд,
а если съешь, тебя погубит страшный яд.
* * *
Золото и женщина – огонь:
вспыхнешь, лишь одним взглянувши глазом.
А попробуй-ка руками тронь –
и в золу ты превратишься разом!
* * *
Искал я влюблённых, добром окрылённых, –
нигде не нашёл настоящих влюблённых:
При встрече влюблённых чудесной амритой
становится яд себялюбья сокрытый!
* * *
У тех, кто вожделением объят,
душа и ум погружены в безделье.