Думала ли я, что она умеет плавать? В девять лет многие дети умеют. Потом выяснилось, что у нее был один урок плавания прошлым летом, но потом мы переехали в трейлер, и больше она плаванием не занималась. Она могла подумать, что справится. А я могла действительно думать, что она способна сделать всё, что захочет.
Психолог не предполагал, что я могла страдать от необходимости выполнять приказы Каро, но у меня возникла такая мысль. Хотя она не совсем верна. Может быть, если бы я была старше. В то время я всё еще надеялась, что она заполнит мой мир.
Как долго я сидела там? Кажется, не долго. Возможно, я стучала в дверь. Спустя некоторое время. Спустя минуту или две. В любом случае, мама в какой-то момент вдруг открыла дверь без какой-либо видимой причины. Дурное предчувствие.
Следующий кадр – я внутри. Мама орет на Нила, пытаясь заставить его что-то понять. Он встает, и стоя разговаривает с ней, обнимает ее так мягко, и нежно, и успокаивающе. Но это совсем не то, что маме нужно, она вырывается и выбегает из трейлера. Он встряхивается и смотрит на свои голые ноги. На свои большие беспомощные пальцы.
Думаю, он говорит мне что-то с монотонной печалью в голосе. Странно.
Кроме этого, я не помню никаких деталей.
Мама не бросилась в воду. Она не оправилась от шока и не вернулась к активной жизни. Мой брат Брент родился не через неделю и не через десять дней после похорон, он был доношенным младенцем. Не знаю, где она ждала наступления родов. Вероятно, она была в больнице, успокоенная с помощью лекарств, насколько это было возможно в тех обстоятельствах.
Я помню день похорон достаточно хорошо. Очень приятная и приличная женщина, которую я не знала – ее звали Джози – взяла меня в поход. Мы катались на качелях и были в таком кукольном доме, достаточно большом, чтобы я могла войти внутрь, и ели ланч из моих любимых блюд, столько, чтобы меня не тошнило. Потом я узнала Джози очень хорошо. Отец познакомился с ней на Кубе, и после развода она стала моей мачехой, его второй женой.
Мама выздоровела. Она должна была. Нужно было смотреть за Брентом и, больше всего, за мной. Думаю, я оставалась с отцом и Джози, пока мама не обустроила дом, в котором собиралась жить до конца своих дней. Я помню себя там рядом с Брентом уже в то время, когда он был достаточно взрослым для того, чтобы сидеть на своем детском стульчике.
Мама вернулась к своим старым обязанностям в театре. Сначала она могла работать, как раньше, билетером на добровольных началах, но к тому времени, как я пошла в школу, у нее уже была настоящая работа, с зарплатой, весь год. Она была коммерческим директором. Театр выжил, пережив различные взлеты и падения, и существует до сих пор.
Нил не верил в похороны, поэтому не пришел на похороны Каро. Он никогда не видел Брента. Он написал письмо - найденное мной намного позже – в котором говорилось, что поскольку он не собирался выполнять обязанности отца, ему лучше выйти из игры на старте. Я никогда не упоминала о нем в связи с Брентом, потому что думала, что это расстроит маму. А еще потому, что Брент был так мало похож на Нила и на самом деле так сильно похож на моего отца, что я задумалась о том, что происходило в то время, когда он был зачат. Отец никогда ничего не говорил об этом и никогда не стал бы. Он относился к Бренту так же, как и ко мне, но он из тех мужчин, которые поступают так в любом случае.
У них с Джози никогда не было своих детей, но не думаю, что их это расстраивало. Джози – единственная, кто говорит о Каро, и даже она делает это нечасто. Она говорит, что отец не винит маму. Кроме того, он сказал, что вел себя, как зануда-домосед, когда маме хотелось больше эмоций в жизни. Ему нужна была встряска, и он ее получил. Незачем жалеть об этом. Без встряски он никогда не встретил бы Джози, и двое не были бы так счастливы сейчас.
«Какие двое?» - могла спросить я, просто чтобы смутить его, и он твердо отвечал: «Джози, конечно, Джози».
Маму нельзя было заставить вспомнить те времена, и я не хотела надоедать ей с этим. Я знаю, что она съездила в переулок, в котором мы жили, и нашла его достаточно изменившимся, увидев эти модные дома, которые теперь можно увидеть где угодно, возведенные на неплодородной почве. Она упомянула об этом с легким презрением, внушенным ей этими домами. Я тоже ходила в этот переулок, но никому ничего не сказала. Все эти опустошения в современных семьях я считаю ужасной ошибкой.
Даже на месте карьера с гравием сейчас стоит дом, землю под фундамент выровняли.
У меня есть партнерка, Рутэнн, она моложе меня, но, я думаю, в чем-то мудрее. Или, по крайней мере, более оптимистично относится к тому, что она называет изгнанием моих демонов. Я бы никогда не стала общаться с Нилом, если бы она не настаивала на этом. Конечно, долгое время я не могла это сделать, потому что у меня не было никаких идей. В конце концов, он первый мне написал. Короткое письмо с поздравлениями после того, как он увидел мою фотографию в Alumni Gazette. Не представляю, зачем он просматривал Alumni Gazette. Я получила одну из тех академических наград, которые что-то значат в ограниченном кругу и очень мало где-нибудь еще.
Он жил на расстоянии пятидесяти миль от того места, где я преподаю, а я там с тех пор, как поступила в колледж. Интересно, был ли он там в то время. Так близко. Он стал филологом?
Сначала я не собиралась отвечать на письмо, но потом сообщила Рутэнн, и она сказала, что я должна подумать об ответе. В результате я послала ему имейл и мы обо всём договорились. Я должна была встретиться с ним в его городке, на безопасной территории университетского кафе. Я сказала себе: если он будет выглядеть невыносимо – точно не знаю, что я под этим подразумевала – я могу просто пройти мимо.
Он был ниже, чем раньше, как все взрослые, которых мы помним со времен своего детства. У него были тонкие коротко подстриженные волосы. Он заказал мне чашку чая. Он и сам пил чай.
Чем он зарабатывает на жизнь?
Он сказал, что готовит студентов к экзаменам. Кроме того, помогает им писать эссе. Иногда, нужно признать, пишет эти эссе за них. Конечно, за деньги.
«На этом не станешь миллионером, скажу я тебе».
Он жил в дыре. Или в полуреспектабельной дыре. Ему там нравилось. Он покупал одежду в Sally Ann. Это тоже было хорошо.
«Соответствует моим принципам».
Я не поздравила его с этим, но, честно говоря, и не думаю, что он ожидал от меня поздравлений.
«В любом случае, не думаю, что мой образ жизни так интересен. Наверное, ты хочешь узнать, как это случилось».
Я не могла придумать ответ.
«Я был обкуренный, - сказал он. – И, кроме того, я не пловец. Не так много бассейнов было там, где я вырос. Я бы тоже утонул. Это ты хотела узнать?».
Я ответила, что на самом деле мне интересен не он.
Потом он перешел к третьему лицу, о котором я спросила: «Что, по-твоему, было на уме у Каро?».
Психолог говорил, что мы не можем об этом знать: «Вероятнее всего, она сама не знала, чего хотела. Внимания? Не думаю, что она хотела утопиться. Привлечения внимания к тому, как ей плохо?».
Рутэнн сказала: «Хотела манипулировать мамой. Заставить ее поумнеть и понять, что ей нужно вернуться к вашему отцу?».
Нил сказал: «Это неважно. Может быть, она думала, что гребет лучше, чем на самом деле. Может быть, она не знала, как много весит зимняя одежда. Или что рядом не было никого, кто мог бы ей помочь».
Он сказал мне: «Не теряй время. Ты ведь не думаешь, что было бы, если бы ты поспешила и позвала на помощь? Не пытаешься разобраться со своей виной?».
Я ответила, что думала об этом, но нет.
«Вопрос в том, чтобы быть счастливым, - сказал Нил. – Не важно, что происходит. Просто попытайся. Ты можешь. Это будет всё легче и легче. С обстоятельствами ничего не поделаешь. Ты не поверишь, насколько это хорошо. Принимай всё, и тогда трагедия исчезает. Или становится понятной, ты уже внутри, а потом дальше легко идешь по жизни».
Ну а теперь прощай.
Я понимаю, что он имел в виду. Это действительно правильно. Но в моих мыслях Каро всё еще бежит к воде и бросается в нее, как в триумфе, а я замерла в ожидании ее объяснений, в ожидании всплеска. ♦