НЕАПОЛЬ. Недавно здесь мы откопали удивительную этрусскую статую, которая раскололась пополам, когда ее извлекали из земли. Надпись на ней едва различима, но Балдуччи, ученый знаток древностей, полагает, что эта статуя воздвигнута в честь латинского царя Пикуса[31], поскольку можно отчетливо разобрать, что одна из строк начинается буквой П. Есть надежда, что эта находка послужит основой для замечательных открытий, так как ученые двенадцати наших академий[32] с головой погрузились в ее изучение.
ПИЗА. С тех пор как отец Вздорцини, настоятель монастыря Св. Гилберта, переселился в Рим, у раки святого более не совершаются чудеса. Верующих все больше охватывает тревога, а некоторых терзают опасения, что святой Гилберт оставил их вместе с его преподобием.
ЛУККА. Правители нашей светлейшей республики уже не раз совещались относительно ее участия в нынешних европейских неурядицах[33]. Одни склоняются к тому, чтобы отправить войска — роту пехотинцев и шестерых кавалеристов — для поддержания императрицы[34], другие столь же рьяно отстаивают интересы Пруссии. Чем окончатся эти споры, покажет время. Можно, однако, с уверенностью сказать, что к началу следующей кампании мы сумеем выставить семьдесят пять вооруженных солдат, главнокомандующего и двух искусных барабанщиков.
ИСПАНИЯ. Вчера новый король[35] появился перед своими подданными и, простояв полчаса на балконе, удалился в свои покои. Это высокоторжественное событие было ознаменовано фейерверком и всеобщим ликованием.
Наша королева прекрасней восходящего солнца и слывет одной из самых остроумных женщин в Европе. Недавно на придворном празднике ей представился случай показать свою поразительную находчивость и несравненную живость ума. Герцог Лерма[36] приблизился к ней и, низко поклонившись, с улыбкой поднес букет цветов, убранных бриллиантами.
— Ваше величество, — воскликнул он, — я ваш смиреннейший и покорнейший слуга!
— О, сударь! — ответила королева, не запнувшись, — я горжусь величайшей честью, которую вы мне оказали.
При этом она сделала глубокий реверанс, и придворные долго смеялись меткости и быстроте ее ответа.
ЛИССАБОН. Вчера у нас было аутодафе[37] — сожжены были три молодые женщины-еретички (одна — удивительная красавица), два еврея и старуха, изобличенная в колдовству. Монах, сопровождавший эту последнюю, сообщает, что видел, как из ее тела вылетел дьявол в виде языка пламени. Народ выражал по этому случаю искреннее одобрение, радость и возносил хвалу всевышнему.
Наш милостивый монарх, наконец, оправился от испуга; хотя за столь жестокое покушение следовало истребить добрую половину нации, он в своей неизреченной доброте пощадил жизнь подданных, и было колесовано или иным способом казнено всего лишь пятьсот человек. И это за такое злодеяние[38].
ВЕНА. Как стало известно из достоверных источников, отряд в двадцать тысяч австрийцев атаковал превосходящие силы пруссаков, всех обратил в бегство, а прочих взял в плен.
БЕРЛИН. Как стало известно из достоверных источников, отряд в двадцать тысяч пруссаков атаковал превосходящие силы австрийцев, обратил их в бегство и захватил много пленных вместе с войсковой казной, пушками и обозом. Хотя эта кампания прошла не совсем согласно с нашими желаниями, когда наши мысли обращаются к тому, кто нами правит, на душу нисходит покой: пока мы спим, король бодрствует[39], охраняя нашу безопасность.
ПАРИЖ. Скоро мы нанесем решающий удар. В Гавре готовы к отплытию семнадцать плоскодонных судов[40]. Народ ликует, и наши министры без труда обеспечивают армию всем необходимым. Мы стоим на краю гибели. Народ выражает крайнее недовольство. Министры вынуждены прибегнуть к самым суровым мерам, чтобы покрыть военные расходы.
Наши невзгоды велики, но мадам де Помпадур[41] каждую ночь исправно снабжает нашего короля, который начинает дряхлеть, свежей девицей. Его здоровье, слава богу, все еще крепко, и, в опровержение всяких слухов, он столь же успешно справляется со всеми своими державными обязанностями. Покушение Дамьена[42] так его испугало, что врачи опасались за его рассудок, но муки этого негодяя вскоре утишили царственный ужас в его груди.
АНГЛИЯ. Школе требуется младший учитель. N. В. Болевший оспой[43], умеющий читать и причесывать.
ДУБЛИН. Сообщают, что знать и дворяне этого королевства, которые всячески поощряют изящные искусства, объявили подписку в пользу жеребца по кличке Черныш, соревнующегося с известной кобылой из Падерина[44].
Как сообщают из Германии, принц Фердинанд[45] одержал полную победу и захватил дюжину литавр, пять штандартов и четыре фургона с амуницией, а также множество пленных.
ЭДИНБУРГ. Нам доподлинно известно, что Сондерс Мак-Грегор, повешенный недавно за конокрадство, вовсе не шотландец, а уроженец Каррикфергуса[46].
Прощай!
Письмо VI[Утрата счастья в погоне за обогащением ума. Немилость, постигшая китайского философа.]
Первый президент Академии церемоний в Пекине Фум Хоум — взыскующему страннику Лянь Чи Альтанчжи, через Москву.
Охотишься ли ты на цветущих берегах Иртыша, взбираешься ли на обрывистые склоны Душнура[47], странствуешь ли по черной пустыне Гоби или обучаешь учтивости диких европейцев — в любой стране, под любыми небесами, в счастье и в беде — прими мой привет! Да хранит тебя всемогущий Тянь[48], да вселит он в тебя часть своего возвышенного духа!
Доколе, друг мой, тяга к знаниям будет мешать твоему счастью и отрывать от родных и близких, без которых жизнь так безрадостна? Доколе ты будешь скитаться по свету среди тысяч людей, но без единого друга, испытывая все тяготы пребывания среди толпы и все горести одиночества?
Я знаю, ты мне ответишь, что утонченное наслаждение с каждым днем становиться мудрее вознаграждает нас за все лишения. Знаю, ты станешь меня уверять, что находить счастье в одних чувственных удовольствиях недостойно и низко и, вероятно, пустишься в рассуждения о прелести духовных радостей. И тем не менее, поверь, друг мой, ты заблуждаешься. Все наши удовольствия, даже те, которые на первый взгляд не имеют ничего общего с чувственными ощущениями, происходят от них. Самые хитроумные математические выкладки и самые занимательные философские доказательства, если они так или иначе не способствуют какому-либо чувственному удовлетворению, восхищают лишь глупцов или тех, кто в силу привычки усвоил ложное понятие о наслаждении. Тот, кто отделяет духовные услады от чувственных, кто ищет счастье только в изощренности ума, так же жалок, как и нагой обитатель лесов, для которого все участье в плотских утехах, а разум не стоит ничего. Дикарь, который залпом пьет напиток наслажденья, не раздумывая о счастье, и мудрец, который, разделывая о пользе возлияний, не замечает чаши, — вот две крайности.
С тяжелым сердцем, дорогой мой Альтанчжи, сообщаю тебе печальную весть: то, что люди почитают за счастье, отныне больше не твой удел. Ты покинул Китай, вопреки древнему запрету и обычаям страны, и тем вызвал неудовольствие нашего великого императора, что повлекло за собой самые ужасные последствия. По его приказу твоя жена, дочь и родственники схвачены и обращены в дворцовых рабов. Отныне все они, кроме твоего сына, вдвойне собственность того, кто владеет всем на свете. Сына же, рискуя головой, я скрыл от стражников, выполнявших волю императора. Юноша упорствует в намерении разыскать тебя, где бы ты ни находился. Ради этого он готов преодолеть любые опасности. Хотя ему всего лишь пятнадцать лет, доблесть и отцовская решимость сверкают в его глазах, свидетельствуя о том, что ему уготовано незаурядное будущее.
Теперь ты сам видишь, мои драгоценный друг, какие плоды принесло твое неблагоразумие: утратив богатство, милую семью, преданных друзей и благосклонность своего повелителя, ты стал нищим, преступником перед лицом закона и, что еще хуже, навлек на себя гнев нашего владыки. Недостаток благоразумия нередко равносилен недостатку добродетели, и нет у порока более всесильного ходатая на земле, нежели бедность. От бедности я постараюсь тебя оградить, от порока же береги себя сам и вспоминай меня с прежней любовью и уважением.
Прощай.
Письмо VII[Лишь узы мудрости содействуют нашему счастью. Благое воздействие путешествий на нравственные понятия философа.]
Лянь Чи Альтанчжи — Фум Хоуму, первому президенту китайской Академии церемоний в Пекине[49].[50]
Воистину тяжкое горе обрушилось на меня: в наказание за мой проступок жена и дочь обращены в рабынь, юный сын, движимый священной любовью, решает, презрев опасности, отыскать того, кто был причиной его несчастий. Будь мои слезы драгоценней алмазов Голконды[51], ныне я бы не поскупился на них.
Но я смиряюсь перед волей небес; в руке у меня книга Конфуция, и, перечитывая ее, я обретаю смирение, терпение и мудрость. Мы должны чувствовать печаль, говорит он, но не следует поникать под ее бременем. Сердце мудреца должно быть подобно зеркалу, которое отражает все, оставаясь незапачканным. Неудержимо вертится колесо фортуны, но кто скажет в сердце своем: «Сегодня вознесен буду я?» Благоразумнее держаться середины, которая пролегает между бесчувственностью и отчаянием; не пытаться уничтожить природу, но лишь сдерживать ее, не встречать равнодушием несчастье, а извлекать из любой беды урок. Высшая доблесть не в том, чтобы никогда не знать падений, а в том, чтобы, упав, найти силы вновь подняться