Осенний ветер с лёгкой хрипотцой подгонял опавшие листья молоденьких клёнов, знаменитых каштанов и сгорбленных дубов прямо под шаткие столики местных бистро, не упуская попытки приоткрыть пестрящие афишами двери многочисленных кабаре. Небезызвестная улица Мартир жила синхронно с её завсегдатаями – вместе с ними гудела до глубокой ночи, вместе с ними страдала по утрам от похмелья. Именно на этой мощёной улочке и было последнее, доподлинно известное пристанище комиссара Конте. Мсье Жозеф хорошо знал дорогу, но несмотря на безотлагательность визита шёл как будто из-под палки.
На последнем витке улицы в несменной суете расположилась выносная торговля – под ногами то и дело хрустели и лопались сочные виноградины прованских полей. На самом углу фасада, покрытого тёмными пятнами, прямо над без умолку тарахтящими торговцами, без каких-либо намёков на обжитость виднелись довольно большие арочные окна. «Улица Мартир, 65» – гласила неприветливая, потёртая иссиня-чёрная табличка.
Лавируя меж коробок недовольных продавцов, Леон Жозеф протиснулся к входной двери старого и уставшего дома, которую язык не повернётся назвать парадной. Узкий коридор лестничной площадки второго этажа предстал запущенным, пыльным и одиноким. Под дверью квартиры номер семнадцать скопилась солидная стопка газет, до половины успевшая пожелтеть от времени, а из тонкой щели дверного проёма ерошились веера из записок и счетов. Жозеф насторожился, но отступать было нельзя. Постучав в соседскую дверь, он выдернул самую первую газету из стопки: «Вечерняя Франция. Июнь 1957. Прекрасно, всего лишь четыре месяца назад. Неужели этот мерзавец куда-то запропастился?». В это время послышалось нарастающее шарканье за соседней дверью и сиплый, старческий кашель. После продолжительного дребезжания цепочкой, в дверном проёме показался худощавый старик:
– Что вам здесь нужно?
– Добрый день, мсье. Простите за беспокойство, но мне очень важно узнать о вашем соседе, мсье Конте. Вы давно видели его дома?
Глубокий старик злорадно засмеялся, да так, что у любого от его будто загробного хохота побегут мурашки по телу.
– Давно, ещё как давно! Более того, я вам готов сообщить, что ваш мсье Конте сменил место жительства.
– Чёрт, а вам известно, куда он переехал?
– Конечно, достопочтенный, конечно, известно! На восток, на самый восток!
– Восток? Он уехал из Франции? – Жозеф пытался перекричать лающий кашель старика, звеневший по ушам наперебой с его неприязненным хохотом.
– Как раз таки остался навсегда – он переехал к отцу Лашезу!
Леон побледнел и покрылся холодным потом: пиши пропало? Восток, о котором говорил старик, было ничто иное как восточное кладбище Парижа Пер Лашез.
Бравурная улица Мартир не умолкала. Жозеф в разгорячённой спешке забежал за поворот – и как заведённый оббегал все злачные места Клиши. За последние полчаса он изрядно выдохся – настало время позвонить в участок из телефонной будки на площади Тертр.
– Алло, коммутатор? Это Леон Жозеф. Скорей соедините меня с начальником Бруссо, немедленно!
Ожидание в пять секунд казалось вечностью, пока в трубке не прозвучал знакомый голос начальника:
– Да, Леон, нашёл проходимца?
– Нашёл. Но это ровным счётом ничего нам не даёт. Всё пропало – игра закончена.
– Что такое, Леон? Чёрт побери, я сказал, любой ценой тащи его сюда!
– На этот раз не получится, начальник. Конте мёртв.
– Мёртв?
– Да, мёртв. Его сосед по улице Мартир сказал мне об этом. После я прошёл весь бульвар, весь чёртов Монмартр исходил, и за полчаса заячьей беготни не узнал ничего опровергающего или хоть как-то ставящего под сомнения эти слова.
– Слушай, Леон, я слишком хорошо знаю Конте. Как ни крути, мы проработали с ним бок о бок более двадцати лет. И если он и вправду умер, тогда превратиться мне на этом же месте в аквитанскую статую! Сделаем вот что: я подкину тебе сейчас пару адресов, поразнюхай хорошенько ещё там. Основательно, слышишь, Леон! По одному из них ты точно найдёшь нашего красавца живым и невредимым, это я уж тебе гарантирую. Ну а если нет, значит он и вправду подох. Тебе есть чем записать?
Смятённый после беготни Жозеф не сразу вспомнил, что у него подмышкой всё это время была та самая пожелтевшая «Вечерняя Франция», потому пошарив по карманам, был счастлив обнаружить этот отсыревший комок бумаги, упавший к его ногам.
– Да, сейчас, я прихватил с собой одну газетёнку. Записываю!
– Адрес первый: улица Арк дю Сьель, девятнадцать. Четвёртый этаж, квартира восемьдесят три. Там живёт одна цыпочка, бывшая ночная бабочка Пляс Пигаль, кабаре «Золотое небо», цыпочку зовут Одетт. Он может отсиживаться у неё.
– Это не та Одетт, которую он всё время вытаскивал из каталажки? Чёрт, вы правы, она бы точно ему не отказала…
– Пиши далее. Бистро «Калинэт», найдёшь легко – это сразу за собором Сен Эсташ. У стойки должен быть такой костлявый, долговязый бармен со шрамом под глазом, то ли Юго то ли Южин. На окраине квартала он сдаёт бараки для тех, кому нужно отсидеться на время. Сообразишь, как с ним сладить. Следующее местечко – набережная Сены.
– Адрес?
– Адреса конкретного нет, да и он тебе не нужен. Ты будешь искать не улицу и не дом, а баржу. Паром тоже подходит. Дело в том, что он водил дружбу с одним паромщиком, стариком-арабом. Его зовут Габбас.
– Начальник, но к нему так просто не подъехать – Конте он ни за что продаст. Может подкинуть ему чего и затащить в участок, а уж здесь его наши парни обработают?
– Нет, желательно это дело держать подальше от участка. Подкупи какого-нибудь нищего и отправь на лодку – пусть прошерстит вдоль и поперёк. Ну и последний адресок, хоть и шанс найти его там вовсе ничтожен – загляни туда как закончишь с тремя первыми. Раз уж наш герой так тяготеет к тишине и покою, то стоит зайти в гости к Святой Магдалине на Вьей-дю-Тампль.
– С паромщиком всё понял, но… Причём здесь Святая Магдалина?
– Конте был подкидышем в доме сестёр милосердия. Там он содержался до семи лет, прежде чем отправился в приют, с которого практически сразу сбежал.
– Вас понял, начальник! Отправляюсь сперва в «Калинэт», это удобнее и ближе всего, затем уже к цыпочке и долговязому. Что-то мне подсказывает, что найду его либо у Одетт, либо на барже араба. К долговязому вряд ли он пойдёт – он разгромил его бистро, когда брал Трефа и ему прилично навалял за болтливый язык. Но если везде будет глухо, то попробую разузнать у сестричек. Может вы и правы – он хитрый тип.
Глава 3. Событие в особняке «Двух Ангелов»
– Луиз, поторопите Роже с подачей автомобиля, мой отец уже спускается. – Не отрываясь от укладки своих сверкающих кудрей, Мари-Роз пребывала в раздумьях, хоть и пыталась давать указания служанке. Озадаченная служанка Луиз тут же подбежала к окну, одёрнув занавеску:
– Но мадемуазель, в этом нет необходимости – он уже давно стоит у входа.
Без доли лукавства можно было смело констатировать, что чёрно-белый винтажный «Делайе»2 мсье Годена представал в неизменно наилучшем виде – отполированный до блеска, он ожидал у самого входа шикарного особняка в нежно-голубых тонах.
– Да? Я и впрямь так рассеяна сегодня… – как бы невзначай ответила Мари-Роз, столь увлечённо прихорашиваясь у трельяжа.
Служанка, собирая постельное бельё и вечерние туалеты мадемуазель Годен, нашла момент чтобы поделиться вслух своими переживаниями:
– Ах, мадемуазель Мари-Роз, нашей маленькой Анжелик так долго не было дома! Каждый день, я убираю пыль в её комнате, и каждый день у меня наворачиваются слёзы – мне вспоминается, как её утончённые ручки весело скользили по клавишам рояля… Ах, как тоскливо, безмолвно без неё стало в доме! Надеюсь, с её возвращением к нам вернётся радость, ведь я до сих пор не верю, что она возвращается…
Но душещипательные изречения служанки Луиз были грубо оборваны недовольным шипением её хозяйки:
– Да, да, Луиз, это очень трогательно. Но наша Анжелик уже не маленькая, и к вашему сведению, она успела повзрослеть за эти пять лет. Бога ради, Луиз, в перерывах между сентиментами не забудьте заказать меню кухарке, которое я оставила сегодня утром и занести мой вчерашний наряд в химчистку.
Двухэтажный особняк «Двух Ангелов» был главной жемчужиной среди всего несметного массива недвижимости Годенов. Его украшали лаконичные, дорические колонны, безмолвно стоявшие перед стройным рядом аккуратно выстриженных декоративных кипарисов.
Мари-Роз спустилась в зал, но не спешила выходить, задержавшись у большого зеркала. Она продолжила прихорашиваться, упиваясь собой: новый элегантный костюм-тройка сидел на её точёной фигуре более чем безупречно, словом, как и новая причёска.
Спустя некоторое время, она непринуждённо вышла из дома и села в автомобиль, где от столь долгого ожидания пребывал в ярости солидный мужчина, совершенно не находя себе места. Только Мари-Роз успела опуститься на кожаное сидение автомобиля, водитель сразу повернул ключ зажигания, но разозлённый мужчина даже не посмотрел в её сторону, продолжая поглядывать то на стрелки своих наручных часов, то на новостные колонки свежей газеты. Лишь только когда машина остановилась в пробке, он исподлобья покосился в её сторону, резко нахмурил брови и сквозь зубы произнёс:
– Ты заставила меня ждать. А уже без четверти. К тому же, тебе неизвестно, что перед выходом нужно надевать пальто? На улице осень.
Но Мари-Роз не замечала ни выговоров, ни напряжённой обстановки, занимая отстранённую позицию. Она достала из изящной сумочки свой портсигар, который намеревалась использовать вместо зеркальца. Да, она не теряла возможности полюбоваться собой и ловила своё отражение везде, где только могла. Затем она достала перламутровую именную пудреницу и помаду алых тонов. Только пропустив большую паузу, она соизволила ответить ему довольно надменным тоном:
– Ты так говоришь, будто бы я вышла голая. К тому же, я не намерена торчать там до вечера.