Мерседес: «Изящное тело, лилейные руки»
Мерседес всегда одевалась с шиком, иногда только в белое, иногда в черное, либо комбинируя эти два цвета. Она обожала плащи и шляпы-треуголки, а также хорошо скроенные жакеты. Она была любительницей шампанского, лилий и икры, при необходимости могла наполнить комнату столь соблазнительными вещами, что мысли о том, во что же это обошлось, тотчас как-то отступали на второй план. Вряд ли найдется хоть одна из знаменитых женщин, чей жизненный путь так или иначе не пересекался с Мерседес. Неудивительно, что та писала: «Я никак не могу избавиться от ощущения некой духовной потерянности, словно я одна на ощупь бреду во тьме». В ее поэзии эта же мысль выражена более сильно.
Я никому не покорюсь.
Заветных тайн своих не выдам,
И пусть кто-то жадно и страстно
владеет моим телом —
Мой дух
Навсегда останется девственным
И, недоступный никому.
Будет скитаться в вечности.
Мерседес то и дело страстно увлекалась знаменитыми женщинами с непростыми характерами — итальянской дивой с трагическим лицом Элеонорой Дузе (впервые она увидела ее, проплывая в венецианской гондоле, когда ей было всего одиннадцать лет. Когда же Дузе скончалась в Питтсбурге, Мерседес похоронила ее в Доминиканской католической церкви на Лексингтон-авеню), русской балериной Тамарой Карсавиной, Айседорой Дункан — знаменитой танцовщицей, чья жизнь трагически оборвалась, когда конец ее шарфа запутался в колесе машины.
Мерседес впервые познакомилась с Айседорой в 1916 году и на протяжении их долгой дружбы нередко платила ее долги, а также отредактировала и опубликовала ее мемуары «Моя жизнь».
«Немало дней и ночей мы провели вместе, — вспоминала Мерседес, — ели, когда испытывали голод, спали, если нас одолевала усталость, независимо от времени суток».
Айседора часто танцевала для нее, а однажды, танцуя, напевала себе под нос что-то из «Парсифаля». В последний год своей жизни Айседора даже сочинила стихотворение, посвященное Мерседес. Написанное ее неразборчивым почерком, оно, в частности, содержит следующие строки:
Изящное тело, лилейные руки
Избавят меня от никчемных забот.
Белые груди, нежны и упруги.
Влекут мой изголодавшийся рот.
Два розовых, твердых бутона-соска
Заставят забыть, что такое тоска;
Мои поцелуи пчелиным роем
Колени и бедра твои покроют.
Вкушая нектар с лепестков
Столь сладких.
Что выпить готова я все без остатка.
Среди других женщин в жизни Мерседес были и Мари Доро, знаменитая актриса, открытая Чарльзом Фроманом.
Невысокая, подвижная, наделенная острым умом, обычно она тотчас приковывала к себе взгляды своими огромными черными глазами и густыми каштановыми волосами. Мари сочиняла популярные песенки, и одна из них называлась «Неужели я неясно говорю?». Кроме того, она досконально знала шекспировские сонеты и поэзию елизаветинской эпохи. Мари, как и Мерседес, была зачарована религией и даже училась в теологической семинарии в Нью-Йорке.
«Она была наделена способностью то вторгаться в мою жизнь, то исчезать из нее, — писала Мерседес, добавляя: — И если вы близко не были с ней знакомы, а на это понадобилась бы целая жизнь, вы бы ни за что не раскусили все ее уловки, при помощи которых она пыталась скрыть свою красоту. Я тотчас обращала на нее внимание, несмотря на то, что она наряжалась как чучело, чтобы только спрятаться от досужих взглядов.
Мари имела привычку «уходить в подполье», чтобы «предаваться созерцанию», и однажды в течение недели четырежды переезжала из гостиницы в гостиницу, чтобы друзья не беспокоили ее. Когда она скончалась — а это случилось в 1916 году, — то завещала 90 тысяч долларов Актерскому Фонду».
Одной из ранних подружек Мерседес была Бесси Мартери, приятельница декораторши Элси де Вольф, являвшейся также литературным агентом Герберта Уэллса, Сомерсета Моэма и Оскара Уайльда. Кроме того, благодаря ей Мерседес познакомилась с очередным ее романтическим увлечением, Аллой Назимовой, знаменитой русской актрисой.
Назимова — настоящий комок нервов, стройная и темноволосая женщина, во внешности которой было нечто экзотическое. Когда она впервые появилась в США, у нее были хорошо различимые усики, модные в России, но только не в Америке. В конечном итоге ее убедили расстаться с этим украшением. Мерседес познакомилась с ней после грандиозного бенефиса в Мэдисон-Сквер-Гарден, во время которого Назимова, одетая казаком, носилась вокруг арены с российским флагом в руках и через каждые несколько шагов высоко подпрыгивала. Мерседес зашла к ней в гримуборную и тотчас была покорена ее бездонными фиолетовыми глазами. Назимова протянула ей навстречу руки.
«Мы тотчас прониклись симпатией друг к другу. Я чувствовала себя с ней совершенно непринужденно, словно мы были знакомы всю жизнь», — вспоминала Мерседес.
Назимова приехала в Америку в 1906 году. Генри Миллер убедил ее выучить английский, и она блистала в его пьесе «Гедда Габлер». Назимова сыграла ряд ролей в постановках Ибсена и Чехова, а в пьесе Юджина О'Нила «Траур к лицу Электре» создала непревзойденный образ мужеубийцы. Когда ее награждали аплодисментами, она никогда не кланялась, а отдавала «римский салют», который позднее приобрел зловещую окраску у Муссолини и итальянских фашистов.
Назимова жила в просторной гасиенде на бульваре Сансет, посреди трех с половиной акров тропической растительности. В какой-то период бытовало убеждение, что у нее был роман с Рудольфом Валентино, однако Назимова предпочитала общество своих многочисленных приятельниц. Тем не менее она не скрывала своей радости, когда Валентино влюбился в ее протеже, художницу по костюмам и декорациям, Наташу Рамбову, экзотическое создание, постоянно кутавшееся в просторные накидки, в тюрбане и серьгах. Назимова сама представила ему свою подружку. Вскоре она принялась увещевать Валентино, будто тот якобы будет обречен на несчастье, если вздумает жениться на этой потаскушке, но тот упорно стоял на своем. Карьера Валентино застопорилась, и его друзья в своих предположениях додумались до того, что напряжение бракоразводного процесса сказалось на его здоровье и в конце концов свело в 1926 году в могилу.
В 1927 году Назимова превратила свой дом в отель, в знаменитый «Сад Аллаха». Поначалу дела там шли не лучшим образом. Когда же она продала отель, то фактически потеряла все, что когда-то вложила в него, а финансовый крах 1929 года добил ее окончательно. Назимова скончалась от рака в 1945 году. Правда, она все-таки удостоилась особой чести, войдя в историю как крестная Нэнси Рейган.
Эва Ле Галльен
Незадолго до своего бракосочетания с Абрамом Пулем, состоявшегося 11 мая 1920 года, Мерседес познакомилась с Эвой Ле Галльен. Эве был двадцать один год. Мерседес — двадцать семь. Затем они снова встретились в ноябре 1921 года, когда Эва играла роль Жюли в первой американской постановке пьесы Ференца Мольнара «Лилиом». Мерседес послала ей восторженный отзыв: «Моя дорогая мисс Ле Галльен!» — и пригласила актрису отобедать вместе с ней. Они оказались родственными душами — их влекло друг к другу не только физически, но и духовно — на почве общих надежд найти себя на театральном поприще. Кроме того, обе восхищались великим талантом непревзойденной Элеоноры Дузе.
Эва Ле Галльен, родившаяся, в 1899 году, была дочерью английского литературного критика и поэта Ричарда де Галльена (между прочим, друга Оскара Уайльда) и его датчанки-жены, журналистки Юлии Норрегард. Родители Эвы разошлись в 1903 году, и ее детские годы прошли в Париже. В возрасте семи лет ее как-то раз взяли на спектакль «Спящая красавица», в котором роль принца исполняла Сара Бернар, и в душе девочки зародилось страстное желание стать актрисой. Позднее она вспоминала, что появление на сцене Сары Бернар стало для нее чем-то вроде «удара током». Актерский дебют Эвы состоялся в Лондоне в 1914 году, а год спустя она отправилась в Нью-Йорк в надежде получить роль в одной из постановок Беласко. Первые пять лет, проведенные ею в Америке, были полны трудностей, и роль Жюли явилась важным шагом в ее театральной карьере. Критики полюбили актрису.
Большую часть времени Эва проводила в гастролях, а когда не была занята в спектаклях, то жила уединенно, почти затворницей. В самом начале их романа она призналась, что влюблена в Мерседес, которая на первый взгляд вела жизнь добропорядочной замужней дамы. Эва отправилась в гастрольное турне с «Лили-ом» в феврале 1922 года, три месяца спустя после их первого совместного обеда втроем, и почти каждый день забрасывала Мерседес посланиями. В ее личном архиве насчитывается около тысячи страниц, написанных с 1921 по 1927 год. Она изредка встречалась с Мерседес, когда приезжала в Нью-Йорк на репетиции или же по воскресеньям, однако их встречи проходили украдкой, так как обе женщины опасались стать объектом сплетен и пересудов. Подобное положение разлученных возлюбленных временами было еще более невыносимым, поскольку усугублялось приступами нездоровья у Мерседес и неуверенностью Эвы в дальнейшем развитии событий.
Они снова встретились в конце февраля, однако Эва по-прежнему не находила себе места. Судя по ее письмам к Мерседес (письма, полученные от подруги, она, по всей видимости, уничтожала), многое из того, что ей хотелось сказать, осталось невысказанным, а то, что все-таки легло на бумагу, написано сбивчиво и сумбурно. Эва ужасно переживала, опасаясь, что надоела Мерседес и сильно осложняет ей семейную жизнь.
Их встреча произошла на квартире у Эвы, которая, по ее мнению, была далеко не шикарной. В соответствии с образом Мерседес, Эве казалось, что она должна украсить свое жилище белыми камелиями, а к ним добавить, в целях самовыражения, несколько гардений. Их встречи оказывались слишком поспешны, в промежутках между посещениями театральных агентов и обедами, с которых Эва обычно старалась сбежать пораньше.