— Остановить моего брата. — Она сделала глубокий, дрожащий вздох и упала на кровать. — Я знаю, что для него лучше. Понимаю, что это безжалостно, но действительно сделаю это. Я заботилась о нём с тех пор как мне исполнилось семнадцать.
Ангус пересек комнату и сел рядом с нею, но не так близко, чтобы она смутилась:
— В самом деле? — спросил он мягко. Он знал, с того момента, когда она ударила нападавшего в пах, что она — необычная женщина, но потом пришел к пониманию, что ей дано значительно больше, чем упрямый характер и бойкое остроумие. Маргарет Пеннипакер была очень заботливой, снисходительной к чужим ошибкам, и отдавала собственную жизнь без секундного колебания тем, кого любила.
Осознание этого вызвало кривую улыбку, и в то же самое время в глубине души испугало его, поскольку в области верности, заботы и преданности семье Маргарет Пеннипакер можно было считать женской версией его самого. Ангус никогда прежде не встречал женщину, которая соответствовала бы тем стандартам, которые он установил для себя.
И теперь, когда он нашёл её, что он должен был с нею делать?
Она прервала его мысли очень громким сопением:
— Вы меня слушаете?
— Ваш брат, — очнулся он.
Она кивнула и глубоко вздохнула. Затем она внезапно подняла глаза от своих коленей и направила пристальный взгляд на него.
— Я не собираюсь плакать.
Он ласково погладил ее плечо:
— Конечно, нет.
— Если он женится на одной из тех ужасных девочек, его жизнь будет разрушена навсегда.
— Действительно ли это так? — мягко спросил Ангус. Сестры считают, что они знают лучше всех.
— Одна из них даже не знает полностью алфавит!
Он издал звук, подобный — Эээээ, — и его голова слегка наклонилась в сочувственном жесте:
— Это плохо.
Она снова кивнула, на сей раз с большей энергией:
— Вот видите? Вы понимаете, о чём я говорю?
— Сколько лет вашему брату?
— Ему только восемнадцать.
Ангус со свистом выдохнул:
— Тогда вы правы. Он понятия не имеет, что делает. Ни один мальчик восемнадцати лет не знает этого. Как и ни одна девочка восемнадцати лет тоже не знает этого.
Маргарет кивнула в знак согласия:
— Ваша сестра такого же возраста? Как ее имя? Энн?
— Да, по обоим пунктам.
— Почему вы преследуете её? Что она сделала?
— Сбежала в Лондон.
— Одна? — с ужасом спросила явно ошеломлённая Маргарет.
Ангус просмотрел на неё со смущенным выражением:
— Могу я напомнить, что вы убежали в Шотландию?
— Да, это так, — пробормотала она, — но это совершенно разные вещи. Лондон… это Лондон.
— К счастью, она не совсем одна. Она украла мою карету и троих моих лучших слуг, один из них — бывший борец, который является единственной причиной того, что мой череп до сих пор не лопнул от испуга.
— Но что она планирует делать?
— Просить о милосердии мою старую тётю. — Он пожал плечами. — Энн хочет участвовать в сезоне.
— И есть причина, по которой она не может сделать этого?
Выражение Ангуса стало строгим:
— Я сказал ей, что она сможет сделать это в следующем году. Мы ремонтируем наш дом, и я слишком занят, чтобы оставить все и броситься в Лондон.
— Ох.
Его руки упёрлись в бедра:
— Что вы подразумеваете, под этим «ох»?
Она сделала руками жест, который был самоуничижительным и всезнающим одновременно.
— Только то, что мне кажется, вы ставите свои потребности выше ее.
— Я не делаю этого! Нет никакой причины, по которой она не может подождать год. Вы сами согласились, что восемнадцатилетние ничего не знают.
— Вы вероятно правы, — согласилась она, — но есть разница для мужчин и для женщин.
Его лицо на дюйм подвинулось еще на дюйм:
— Позаботьтесь объяснить почему?
— Я согласна, что восемнадцатилетние девочки, действительно, ничего не знают. Но восемнадцатилетние мальчики знают еще меньше.
К ее большому удивлению, Ангус начал смеяться, упав навзничь на кровать и заставив матрац колыхаться:
— О, я должен быть оскорблен, — задыхался он, — но боюсь, что вы правы.
— Я знаю, что права! — парировала она, и улыбка поползла по её лицу.
— О, мой Бог, — вздыхал он. — Какая ночь. Какая жалкая, несчастная, замечательная ночь.
Голова Маргарет закружилась от его слов. Что он подразумевал под этим?
— Да, я знаю, — только и сказала она нерешительно, так как не была уверена, с чем соглашается. — Странная ночь. Что мы будем делать дальше?
— Присоединитесь ко мне, и я полагаю, что найду обоих наших неправедных родственников сразу. А что касается сегодняшнего вечера, то я могу спать на полу.
Напряженность, которую Маргарет ощущала, даже не сознавая этого, оставила ее:
— Спасибо, — сказала она с большим чувством. — Я ценю ваше великодушие.
Он сел:
— И вы, моя дорогая Маргарет, оказываетесь перед необходимостью наслаждаться жизнью актрисы. По крайней мере, в течение этого дня.
Актриса? Разве не они ходят полуодетыми и имеют любовников? Маргарет задержала дыхание, чувствуя, что её щеки и большая часть тела стали теплыми.
— Что вы подразумеваете? — спросила она, страшась положения, в котором оказалась.
— Просто, если хотите есть сегодня вечером, — а я думаю, что наше меню будет состоять не только из хаггиса, так что можете дышать спокойнее, — вы должны будете притвориться леди Ангус Грин.
Она нахмурилась.
— И, — добавил он с решительностью в глазах, — вы оказываетесь перед необходимостью притворяться, что это положение не совсем уж неприятно. В конце концов, мы с вами ждём ребенка. Мы не можем не любить друг друга так сильно.
Маргарет покраснела:
— Если вы не прекратите говорить об этом чёртовом несуществующем ребенке, я клянусь, что я придавлю ящиком ваши пальцы.
Он сжал руки за спиной и усмехнулся:
— Дрожу от ужаса.
Она стрельнула в него раздраженным взглядом, и моргнула:
— Вы сказалиледи Грин?
— Это имеет значение? — язвительно заметил Ангус.
— Конечно, да!
Ангус на мгновенье задержал на ней взгляд. Эти слова разочаровали его. Его титул был незначительным, всего лишь баронет с маленьким, но хорошим участком земли, и всё же женщины рассматривали его как приз, который следует выиграть. Брак, казалось, был некоторым видом соревнования для леди, которых он знал. Выигравшей достанется победа, титул и деньги.
Маргарет прижала руку к сердцу:
— Я обладаю достаточно хорошими манерами.
Ангус снова заинтересовался:
— Да?
— Я не должна была называть вас мистером Грином, ведь вы — лорд Грин.
— На самом деле сэр Грин, — сказал он, и его губы снова сложились в улыбку, — но ручаюсь вам, что я не оскорблён.
— Моя мать перевернётся в могиле, — покачала она головой и вздохнула. — Я старалась воспитать Эдварда и Алисию — мою сестру — так, как того хотели бы мои родители. Старалась и сама поступать так же. Но иногда, думаю, что я недостаточно добра.
— Не говорите этого, — ответил Ангус с большим чувством. — Если вы недостаточно добры, тогда я имею серьезные опасения за мою собственную душу.
Маргарет ответила ему слабой улыбкой:
— Вы способны приводить меня в такую ярость, что я даже не могу ничего видеть перед собой, но я не беспокоюсь о вашей душе, Ангус Грин.
Он наклонялся к ней, его черные глаза, блестели юмором, опасностью, и легким желанием:
— Вы побуждаете меня к комплименту, мисс Пеннипакер?
Маргарет затаила дыхание, и её тело наполнилось странным теплом. Он был так близко, его губы всего в дюйме от неё, и ей пришла внезапная, причудливая мысль, что впервые в жизни ей могло бы понравиться быть страстной женщиной. Если слегка наклониться вперед, качнуться к нему только на секунду, откликнулся бы он на её инициативу и поцелуй? Взял бы ее руки в свои, вынул бы шпильки из волос, и заставил бы её почувствовать себя героиней шекспировского сонета?
Маргарет наклонилась.
Качнулась.
И упала возле кровати.
Глава 3
Маргарет завизжала от неожиданности, поскольку она скользила по воздуху. Скольжение было не долгим. Пол фактически подскочил, чтобы встретить ее бедро, которое было уже ушиблено от поездки в телеге фермера. Она сидела, несколько ошеломленная внезапным изменением своего положения, когда лицо Ангуса появилось у края кровати.
— Всё хорошо? — осведомился он.
— Я, потеряла равновесие, — пробормотала она.
— Понятно, — промолвил он настолько торжественно, что она ему не поверила.
— Я часто теряю равновесие, — солгала Маргарет, стараясь заставить казаться инцидент незначительным, насколько это возможно. Естественно, не каждый день она падала с кровати при попытке поцеловаться с совершенно незнакомым человеком. — А вы?
— Никогда.
— Это невозможно.
— Ну, — размышлял он, проскребывая подбородок, — я предполагаю, что это не совсем так. Иногда…
Глаза Маргарет, остановились на его пальцах, поглаживающих небритую челюсть. Что-то в этом движении пронзило ее. Она могла различить каждый небольшой волосок, и с ужасом, поняла, что ее рука уже преодолела половину расстояния между ними.
О господи, она хотела потрогать мужчину.
— Маргарет? — Он поднял свои удивленные глаза. — Вы слушаете меня?
Она моргнула.
— Конечно. Я — только… — Её мысли, слишком разбрелись, чтобы говорить. — Да, я сижу на полу.
— И это сказывается на ваших слуховых способностях?
— Нет! Я… — Она сжала губы в раздражённую линию. — О чём вы говорили?
— Вы действительно не хотите вернуться на кровать, для того, чтобы слышать меня лучше?
— Нет, спасибо. Мне совершенно удобно, спасибо.
Он спустился вниз, сжал одной из своих больших ладоней ее руку, и поднял ее на кровать.
— Вероятно, я бы поверил, если бы вы ограничились одним «спасибо».
Она скривилась. Если у неё имелся роковой недостаток, он выражался в том, что она судила слишком строго, возражала слишком много, обсуждала слишком громко. Она никогда не знала, когда остановиться. Ее родные говорили ей это в течение многих лет, и глубоко в сердце, она знала, что могла быть худшим вредителем для себя самой, когда устремлялась прямиком к цели.