Гермоген собирает на Ярославском подворье своего рода тайный церковный собор против Распутина, куда пригласили не только церковников, но и юродивого Митю Козельских и публициста Ивана Родионова, который принес написанный в соавторстве с Илиодором гнусный памфлет под названием «Гришка», где Григорий изображался в качестве любовника государыни. Памфлет еще не был опубликован, и его намеревались неожиданно обрушить на голову Григорию. Илиодору, который в ту пору все еще выдавал себя за друга Григория (это было возможно только благодаря великому дару прощения, которым обладал Распутин, знавший, что делает Илиодор), поручено было доставить Григория на этот самозванный собор. Там с ним и должны были расправиться.
Все события того дня, 16 декабря 1911 года, явились своего рода репетицией роковой ночи 16 декабря 1916-го. Высшее духовенство страны собралось для того, чтобы сломать Распутина, разрушить его дух и его репутацию, а возможно, и убить. И красавец Илиодор, настоящий молодой принц тогдашней церкви, сыграл в этой игре роль, странно сходную с той, что в ночь с 16 на 17 декабря 1916 года суждено будет сыграть молодому князю Юсупову. Вот что пишет сам Илиодор о том дне: «Распутин встретил меня очень ласково. Я его пригласил поехать к Гермогену: „Ждет тебя. Так и сказал мне: поезжай и привези… да скорее, хочу с ним повидаться“». Он ни слова не сказал про то, что ожидало Григория на Ярославском подворье, где остановился Гермоген.
Когда они приехали, Илиодор повел Распутина внутрь дома. Здесь он сразу же снял с себя маску дружбы. Когда Распутин раздевался, Илиодор заметил, с завистью глядя на его прекрасную шубу: «Посмотрите-ка на старческое одеяние!» Распутину стало все ясно. Он вошел в большую комнату, где его ждали враги. За его спиной встали два дюжих молодца, чтобы Григорий не убежал. Некоторые из присутствующих были вооружены.
И тут Илиодор блеснул во всей красе. Он обвинил Распутина в половых связях с царицей и живописал все таким образом, будто сам при этом присутствовал. Когда же Распутин спокойно ответил, что ничего подобного никогда не было, Илиодор закричал: «Мужик лжет!» — и набросился на него. Вместе с ним на Григория накинулся бесноватый Митя, стал бить его, кусать и кричать визгливым голосом оскорбительные слова: «Ты с царицею живешь! Ты — антихрист». Григорий пятился назад, но не сопротивлялся. И тут на него накинулся сам Гермоген — человек, метивший в патриархи.
Илиодор пишет: «Гермоген, схватив „старца“ кистью левой руки за череп, правою начал бить его крестом по голове, и страшным голосом… кричать: „Дьявол! Именем Божьим запрещаю тебе прикасаться к женскому полу… Запрещаю тебе входить в царский дом…“»
В этот момент на Распутина бросились с обнаженными саблями офицеры, с тем, видимо, и приглашенные на этот собор, чтобы помочь в убийстве старца. Также возможно, что Распутина хотели арестовать и бросить (возможно, тайно) в одну из монастырских тюрем, которые еще кое-где уцелели и использовались по своему страшному первоначальному назначению — уморить неугодных церкви людей.
Но планам нечистого собора не суждено было сбыться. Дочь Распутина со слов отца говорит о том, что Григорий Ефимович вырвался из рук мучителей, схватил стул и поднял его высоко в воздух. Нападавшие на него оцепенели, и Григорий Ефимович с достоинством вышел из комнаты и запер всех членов этого позорного собора с внешней стороны на этот самый стул. Его время еще не пришло. Ему оставалось еще пять лет. День в день.
Распутин доложил о позорном церковном суде «царям», и это стало последней каплей, переполнившей чашу их терпения по отношению к Феофану и Гермогену. Отныне они уже больше никогда не предстанут перед царем или царицей, как они того ни добивались. Синод официально отправляет Гермогена на покой и предписывает Гермогену и Феофану покинуть столицу. Но взбунтовавшиеся церковники и не думали никуда уезжать. Более того, они начали угрожать царской семье публикацией упомянутого выше пасквиля «Гришка», сочиненного Илиодором (Труфановым) и Родионовым (одним из тех офицеров, кто пытался зарубить Григория саблей на соборе). Илиодор даже встретился с Вырубовой и рассказал ей о том, что он намерен сделать, если его, Илиодора, и Феофана немедленно не осыплют милостями. Он показал свой самый страшный козырь — письма государыни к Распутину, которые он опубликует в своем пасквиле. Письма эти были подлинные. Илиодор, укравший письма у Распутина, ничего не сказал, что в них было, но представил все дело так, будто это — любовная переписка. Вырубова выслушала его молча и так же молча выпроводила подлого монаха за порог. Ни на какой торг ни она, ни царица никогда не согласятся. Кроме того, Вырубова ни на секунду не поверила, что между государыней и Распутиным была любовная переписка. Илиодор ушел с твердым намерением отомстить «царям» и за это.
Здесь поражают в первую очередь мягкость и нерешительность государя. Фактически никаких мер против мятежных иерархов, возмущавших против царя народ, принято не было. Вероятно, в этом сказался пример всепрощения самого Григория: в то время как Феофан выбивался из сил, хлопоча то перед Думой, то перед Синодом о том, чтобы наказать негодного Распутина, сам Распутин отзывался о нем без злобы: «Он против меня злобится теперь, но я на него не сержусь, ибо он большой молитвенник. Его молитва была бы сильнее, если бы он на меня не злобился»[173].
Глава 18Илиодор
«Стоял же с ними и Иуда, предатель Его».
«Миленькие папа и мама! Илиодор с бесами подружился. Бунтует. А прежде таких монахов пороли».
Фигура Илиодора при всей низости его характера, заслуживает все-таки внимания. Илиодор был весьма примечательной личностью, и в истории с Распутиным сыграл не последнюю роль. Выпускник Петербургской духовной академии, входивший в круг епископа Феофана, он очень рано прославился своими проповедями.
«Этот удивительный человек, почти юноша, с нежным, красивым, женственным лицом, но с могучей волей, где бы он ни появился, сразу привлекает к себе толпы народные, — писал о нем „Почаевский листок“. — Его страстные, вдохновенные речи о Боге, о любви к царю и отечеству производят на массы глубокое впечатление и возжигают в них жажду подвига»[174].
Под «жаждой подвига» газета, несомненно, имеет в виду результат его пламенных призывов к войне. Выпускник духовной академии, молодой красавец иеромонах, любимец Феофана быстро приобретает широкую известность в народе. К нему стекаются огромные толпы. Простой народ считает его своим вождем, чуть ли не мессией. Гордость так захватила и заполнила его, что он надевал на голову белый «митрополичий» клобук и выезжал к народу на белом коне. Сам стал распространять слухи о «великих чудесах», творимых им. На Волге он объявил собравшимся, что на этом месте в три дня воздвигнет Божий храм… «Пусть каждый принесет сюда по одному кирпичу. Ведь нас здесь тысячи! — говорил он. — И из этих всенародных кирпичей мы, с Божией помощью, нашими руками воздвигнем здесь великий храм…»
Илиодор хотел сделать то, что Иисус Христос не сделал, и тем прославиться. И он действительно вдохновил народ. Несли кирпичи, везли на подводах и весь необходимый для постройки материал, закипела работа — и через три дня храм действительно был построен! Это еще больше наполнило Илиодора гордостью. Он, почти еще мальчишка, мог позволить себе трясти за ворот Столыпина и говорить грубости государю. Илиодор в своей заносчивости замахнулся очень высоко. Он проповедовал: «Предки наши говорили: „По грехам нашим послал нам Господь царя Грозного“. А я говорю: „По грехам нашим дал нам Бог царя слабого!..“ И вот что надо сделать — как подниму я всю черную Волынь мою и как приведу ее сюда, в город сей — столицу, Санкт-Петербург враг именитый, и как наведем мы здесь порядок, тогда будет, как надо»[175]. Фактически он открыто угрожал бунтом, переворотом и свержением царя.
Распутин, конечно же, столь экстремистских взглядов не разделял. Но и от дружбы с Илиодором не отказывался, надеясь, что этот молодой человек со временем образумится. Находясь однажды в гостях у Распутина в Покровском, Илиодор испытал на себе щедрость и любовь старца. Вот что впоследствии писал он сам:
«Григорий сказал, указывая мне на свою атласную сорочку:
— Эту сорочку шила мне государыня. И еще у меня сорочки, шитые ею.
Я попросил показать мне их… Жена Григория принесла несколько сорочек. Я начал рассматривать их…
— Что, на память хочешь взять? — улыбаясь, спросил Григорий.
— Можно хоть одну или две?
— Возьми три!
И он отобрал для меня три сорочки: красную, белую чесучовую и белую дорогого полотна, вышитую по воротнику и рукавам»[176].
Вот тогда Распутин и показал Илиодору одно из писем от государыни. Илиодор увидел, что у Григория есть еще несколько писем царицы. Разгоряченное воображение Сергея Труфанова, иеромонаха Илиодора, представляло ему себя как разоблачителя любовной переписки царицы с Распутиным. Это сулило не только большие деньги, но и крах Распутина, которого Илиодор к тому времени начал ненавидеть, завидуя близости старца к Семье, его популярности в народе, его успеху в столице, наконец, его дарам, которые всем были очевидны.
За несколько дней до этого, отъезжая вместе с Распутиным от перрона вокзала в Царицыне — городе, в котором власть Илиодора не имела границ, — Илиодор заметил, что толпы народа, собравшиеся провожать их в путь, глядят больше в сторону Распутина, чем в его. Даже ближайшие почитатели Илиодора бегали теперь за Григорием. Молодое, красивое, исполненное земных страстей лицо Илиодора тогда помрачнело. Произошло, по сути, то же самое, что некогда случилось с древним царем Саулом. Саул стал ревновать к успехам и популярности Давида. В Библии про это сказано так: «И восклицали игравш