Уходя, Григорий краем глаза уловил, как женщины обмякли и почти одновременно заплакали, обнявшись.
Он вернулся на место сбора. Лейтенант Сорокин уже находился там.
– Молодец, Булатов! – похвалил он подчинённого, когда тот показал свою находку.
Вскоре вернулись остальные бойцы. И только один из них держал красную скатерть из какого-то плотного материала, тяжёлую, с кисточками.
– Пойдёт, – сказал лейтенант. – Кисточки оторви. Наматывайте эти тряпки на себя, и выдвигаемся.
Каждый из разведчиков понял, чего не досказал командир: если до Рейхстага не дойдёт один, то второй должен, обязан дойти. Кто-то обязан донести самодельное знамя. Ну, а если судьба распорядится так, что не дойти обоим, то дойдут оставшиеся. Заберут материю и дойдут.
Как только солдаты выпрыгнули из окон первого этажа, то сразу были замечены немцами и попали под миномётный огонь. Тяжело ранило одного. Остальные побежали дальше, отстреливаясь на автоматные очереди немцев. Упал убитым ещё один разведчик – тот, что нашёл красную скатерть, и нёс её на себе. Под плотным огнём фрицев снимать с него скатерть никто не стал. Побежали дальше. Теперь с красной материей на теле оставался один Булатов. Он, вместе с остальными, то залегал, то короткими перебежками перемещался дальше.
Так, бросок за броском, солдаты продвигались к намеченной цели…
…И вот он, полуразрушенный, дымящийся пожарами Рейхстаг – символ и средоточие фашизма в понимании всех советских людей. Обитель зла. Это и есть конец войне. Осталось так мало, и так страшно погибнуть именно сейчас.
Перед зданием раскинулась большая Королевская площадь. День стоял ясный, но солнце скрылось за плотной пеленой дыма, отчего казалось, будто наступили сумерки.
Грохот от стрельбы не прекращался ни на секунду. 674-й стрелковый полк, да и вся 150-я стрелковая дивизия, стоявшие на подступах к Рейхстагу, залегли и попрятались в зданиях, не в состоянии продвинуться ни на метр. С командного пункта дивизии звонили в полки и материли командиров. Те звонили в батальоны и материли комбатов. Те, в свою очередь, материли ротных.
Это подействовало. Бойцы метр за метром поползли вперёд под шквальным огнём фрицев.
Разведчики залегли поблизости друг от друга и могли перекрикиваться.
И вот лейтенант Сорокин приказал:
– Короткими перебежками – вперёд!
И как всегда поднялся первым. За это и уважали его бойцы, он никогда не прятался за чужими спинами. Не спрятался и сейчас, когда война вот-вот должна закончиться, и так не хочется умирать.
Один бросок, залегли. Второй, залегли. Третий…
Рядом с Булатовым оказался Проваторов. Остальных немцы отсекли огнём.
Передых. Очередной бросок. Передых. Бросок. Передых. Бросок…
Вот и серая массивная стена Рейхстага.
Разведчики напряжённо выискивали окно, не заложенное кирпичами. Одно такое удалось обнаружить на первом этаже. Прямое попадание снаряда вывалило кирпичную кладку внутрь здания. Оконный проём с остатками кирпичей зиял чернотой, источая смертельную опасность. И всё же бойцы устремились к нему, забросив по гранате в пролом.
Два взрыва грохнули почти одновременно, но за общей яростной перестрелкой и канонадой взрывы больше напоминали громкие хлопки, вытолкнувшие наружу облако дыма и пыли.
Разведчики нырнули в эту пыль, на ходу наугад поливая из автоматов. Перед ними открылся большой холл с высоченными потолками и многочисленными колоннами. Холл усыпан мусором от страшного обстрела, которому подверглось старинное здание. На полу лежит рухнувшая большая люстра. В воздухе висит пылевая взвесь, словно туман. Да ещё дым от многочисленных возгораний ухудшает видимость. От дыма и пыли першит в горле и слезятся глаза.
Немцев, как ни странно, нет, но откуда-то сверху доносится беспрестанная трескотня автоматов и пулемётов, и слышатся частые разрывы снарядов.
Опустившись на колени, бойцы напряжённо зыркали по сторонам. Сначала Проваторов сменил магазин, достав из вещмешка полный, а пустой забросив в мешок, устроив его снова за спиной. Всё это время Булатов сторожко поводил автоматом, прикрывая товарища. Потом Григорий проделал всё то же самое, а Проваторов прикрывал его. Затем, прячась за колоннами, разведчики пересекли холл.
Вдруг по лестнице, ведущей куда-то в подвал, начали подниматься немцы. Булатов и Проваторов открыли огонь. Несколько фрицев упали убитые и раненые. Остальные, суматошно стреляя наугад, устремились обратно в подвал и захлопнули за собой массивную створку высокой двери.
Добив выстрелами лежащих на ступеньках раненых, бойцы, осторожно пробираясь коридорами, вышли к какому-то лестничному маршу и поднялись на второй этаж к большому окну. Здесь и выше на этажах окна кирпичами заложены не были. Это хорошо просматривалось ещё на подступах к Рейхстагу.
Из окна открывался вид на Королевскую площадь – затянутую дымом, испещрённую воронками от взрывов снарядов, изрытую ходами сообщений, утыканную мощными огневыми точками, густо уставленную ежами с путаницей колючей проволоки, на которой кое-где висели тела убитых русских солдат. Телами вообще усеяны подступы к площади и зданию. Видны горящие танки и пушки, а целые изрыгали смерть, несущуюся к Рейхстагу.
Булатов извлёк из-под пропылённой, покрытой тёмными разводами пота гимнастёрки красную материю и помахал ею. Это тут же заметили лежащие на подступах к Рейхстагу солдаты. До Проваторова и Булатова сквозь грохот донеслось нестройное «ура!». Началась атака и сразу же захлебнулась под яростным огнём фрицев. Атакующие попадали, кто где был, а часть солдат откатилась назад.
Внизу, откуда поднялись Григорий и его товарищ, загрохотали выстрелы, потом донёсся топот ног. Кто-то поднимался по лестнице. Разведчики заняли оборону, но увидели своих. Это спешили Лысенко, Бреховицкий, Орешко и Почковский. С ними – лейтенант Сорокин. Они сумели пробиться следом за Булатовым и Проваторовым. В холле тоже натолкнулись на немцев, решивших предпринять ещё одну попытку выхода из подвала. В завязавшейся перестрелке разведчики загнали фрицев обратно, а сами устремились наверх.
– Отсюда знамя плохо видно. Надо подниматься выше, на крышу, – сказал лейтенант.
Разведчики пошли дальше, почти не встречая сопротивления. Немцы, никак не ожидавшие столь быстрого появления русских за спиной, ничего не успевали сделать и гибли от выстрелов в упор.
Через чердак поднялись на крышу. Отсюда открылся вид на лежащий в руинах, горящий Берлин.
Как долго солдаты мечтали об этом! Как долго они шли к этому дню! И вот это свершилось!
Где укрепить флаг?
Решили прикрепить его к скульптурной группе.
Булатова, как самого молодого и лёгкого, приподняли, и он укрепил Знамя Победы к сбруе коня Вильгельма Первого. Конечно же, ни Гришка, ни остальные разведчики не знали, что это за скульптура и кого она символизирует. Они и не думали об этом, их переполняло чувство огромного счастья, передать которое словами никто бы, наверное, не смог.
– Вот так видно? – крикнул Булатов и засмеялся счастливым смехом.
Добротные трофейные наручные часы Григория показывали четырнадцать часов двадцать пять минут по московскому времени.Бой за взятие Рейхстага продолжался всю ночь.
Всю ночь разведчики караулили своё знамя – и от немцев, и от своих, чтобы никто не присвоил право первого.
Постепенно всё здание усеяли знамёна, флаги и флажки других частей и подразделений. Переполняемые ликованием солдаты палили из пулемётов, автоматов, винтовок и пистолетов.
Победа!!!
Никто не знал, что лейтенант Сорокин, окрылённый радостью, спустился вниз, сумел найти наблюдательный пункт 756-го стрелкового полка и по телефону доложил в штаб дивизии, что его группа первой ворвалась в Рейхстаг и первой водрузила знамя на крыше.
Никто не знал, что командир этого полка полковник Зинченко, услышав доклад, вырвал трубку из рук лейтенанта и в ярости бил ею подчинённого, не ведавшего, что сам полковник получил приказ от вышестоящего командования. Суть приказа проста: знамя на Рейхстаге должны устанавливать русский и грузин. Товарищу Сталину будет очень приятно услышать об этом.2 мая 1945 года. Берлин
Берлинский гарнизон под командованием Гельмута Вейдлинга капитулировал.
До Григория и остальных разведчиков дошли слухи, что их представили к высоким наградам, а самого Булатова – к званию Герой Советского Союза.
Разведчики ждали этого, поэтому не удивились, когда узнали. Но всё равно, это было чертовски приятно.
Григорий и остальные фотографировались на ступенях Рейхстага. Фото– и кинооператоры просили им позировать и даже ещё раз «взять штурмом» Рейхстаг уже со знаменем в руках. Получилось очень убедительно. Да разведчики ничего и не играли. Они уже прошли этот путь двумя днями раньше под смертельным свинцом фашистов.
Гришку переполняло счастье. Он – Герой Советского Союза! Да плюс к этому другие награды. А самое главное – конец войне!!!
Он жив!!!
Победа!!!
Булатов уже представлял, как вернётся домой, как его встретят мать с сестрой, как встретят соседи.
Жаль, отец не дожил до этого светлого дня. Жаль…
А потом началось непонятное…
Какие-то споры, кто первым установил знамя…
Григорий и остальные в растерянности узнавали всё новые и новые слухи. А однажды, на одном из совещаний участников штурма, ему и некоторым другим бойцам из 674-го полка, принимавшим участие в совещании, пытались доказать приоритет знаменосцев 756-го полка, того самого, где служили Егоров и Кантария.
Хотя все присутствующие знали, что Егоров и Кантария установили своё знамя рано утром первого мая, когда почти всё здание уже утыкали знамёнами, флагами и флажками.
Знали-то, знали. Но… Поступил приказ сверху…
Тогда Булатов, будучи по характеру задиристым парнем, воскликнул обидчиво, обращаясь к командиру дивизии:
– Товарищ генерал! Прикажите переиграть штурм. Мы докажем полковнику Зинченко, кто первым прорвался в Рейхстаг и водрузил знамя!