Вместе они брели по сумрачному зеленому туннелю, змеившемуся между камышей. У них под ногами чавкала грязь. Солнце взошло совсем недавно, однако зной и духота уже вступили в свои права. Вокруг заунывно жужжал гнус, мимо проносились равнокрылые стрекозы. У Гиласа больно кольнуло сердце: кваканье лягушек напомнило ему об Исси. Сестренка их обожала.
Из-под ног расползались невидимые существа; повсюду с пронзительными криками носились птицы: цапли, ласточки, утки. Некоторые похожи на пернатых из его родных краев, вот только окраска у них странная. Все перепуталось, будто во сне. Вот горлицы со злыми красными глазами, неподалеку зимородки в черную и белую полоску – а дома они синие. Один раз Гилас и вовсе заметил ярко-фиолетовую камышницу с алым клювом и ногами. Чудеса, да и только!
И повсюду с протяжными стонами раскачиваются камыши. Таких высоченных Гиласу еще видеть не доводилось. Листьев у них нет, только жесткие зеленые стебли толще его запястья и качающиеся верхушки, похожие на зеленые опахала из перьев. Камыши скрипят и перешептываются: в их царство явились незваные гости!
– Первый раз вижу, чтобы камыши росли так густо, – ворчал Гилас, продираясь сквозь очередные плотные заросли.
– Это не камыши, а папирус, – возразила Пирра. – Это священное растение. Египтяне делают из его стеблей что-то вроде полотна, а писцы чертят на нем заклятия.
– Уж не знаю, как они называются, но эти растения нам не рады.
Похоже, они его услышали. Вдруг непонятно откуда налетел ветер, папирус неистово закачался и взял Гиласа в плотное сжимающееся кольцо.
– Помоги, – с трудом выговорил мальчик.
Даже с помощью Пирры он еле-еле вырвался из плена стеблей.
– Может, папирус просто не хочет, чтобы мы шли в ту сторону, – пропыхтела Пирра.
Ее рука скользнула к висевшему на груди уаджету.
– Но тогда нам придется зайти глубже.
Пирра кивнула.
– Надо возвращаться. Кем советовал идти по краю.
Гилас обратил внимание: хоть Пирра и уверена, что Кем их бросил, девочка все равно готова следовать его указаниям. Но Гилас рассудил, что вслух об этом лучше не говорить.
– Поверить не могу, что Кем просто сбежал, – произнес мальчик.
– А я могу, – с презрением бросила Пирра.
Гиласу очень не хотелось, чтобы Пирра оказалась права. Он восхищался умением Кема выживать в пустыне, да и вообще этот парень пришелся ему по душе.
– Что, если Кем просто испугался стражников, а потом потерял нас? Может, он сейчас нас ищет!
Пирра фыркнула. Вдруг она остановилась.
– Опять идем не туда.
Гилас кивнул:
– Вернемся обратно.
Но они никак не могли найти туннель, из которого только что вышли: папирус сомкнулся у них за спиной. А ведь Кем предупреждал, что здесь все движется. Папирус, течения…
Когда Гилас и Пирра снова зашагали вперед, папирус облегчил им задачу: он расступался перед ними, заманивая путников все дальше в дебри Великой Зеленой.
Вдалеке послышалось громкое мяуканье Разбойницы: «Где вы?» К счастью, тревоги в ее голосе не слышно: только любопытство. Подражая львице, Гилас мяукнул в ответ: я здесь!
Пирра пыталась разглядеть небо сквозь папирус – видно, высматривала Эхо. Девочка покачала головой.
– Она далеко, гоняется за птицами в свое удовольствие. Я чувствую.
Голос Пирры звучал напряженно, будто девочка храбрилась из последних сил.
– Это еще что? – вдруг прошептал Гилас.
Из густых зарослей донесся низкий рев, смахивающий на мычание: «Мву-мву».
Гилас и Пирра уставились друг на друга. Мальчик вспомнил рассказы Пирры о речных лошадях и гигантских ящерицах. Оставалось молиться, чтобы у Разбойницы хватило ума не трогать существо, издающее такие звуки.
Тут они вышли к узкому ручью. Он тек настолько вяло, что смахивал на медленно ползущую коричневую змею. На поверхности плавали огромные круглые листья водяных лилий, из-под воды пробивались заостренные бутоны, только не белые, а фиолетово-синие. От них исходило сладкое благоухание.
– Лотосы, – вполголоса пояснила Пирра. – Они тоже священные.
От приторного аромата у Гиласа кружилась голова. Виски заломило. Только бы видение не явилось!
– Как по-твоему, можно пить эту воду? – спросила Пирра.
– Как будто у нас другая есть! – буркнул Гилас.
Вода такая мутная, что дна не видно, да и привкус у нее затхлый. Зато головная боль прошла. У Гиласа гора с плеч свалилась.
– Как думаешь, это Река? – спросил Гилас у Пирры.
Но девочка покачала головой:
– Усерреф говорил, она шириной в два полета стрелы или даже больше.
Гилас наполнил бурдюк и опустил в воду пальцы, проверяя, в какую сторону движется течение. Солнце отсюда видно плохо, но похоже, что ручей течет на север. Мальчик указал на юг:
– Нам туда.
– Откуда ты знаешь?
– Ничего я не знаю, но когда реки впадают в Море, они иногда разделяются на множество узких протоков. Видно, это один из них. Если пойдем вверх по течению, может быть, выйдем к Реке.
Но не успели они уйти далеко, как их снова позвала Разбойница: «Где вы?»
Гилас открыл было рот, собираясь ответить, но тут же притих.
– Чуешь? Дымом пахнет! – прошептал мальчик.
Пирра кивнула:
– Слышал? Кажется, осел кричит!
Впереди папирус поредел и превратился в обычные заросли камышей, к каким Гилас привык с детства. Вглядываясь вперед, он увидел еще один водный проток. Берега красные, глинистые, а посередине – песчаная отмель, на которой застревает плывущий по воде топляк. Неподалеку от того места, где спрятались Гилас и Пирра, среди ветвей акации просыпается стая черных ибисов с глянцевым оперением и длинными изогнутыми клювами. А за ними возвышаются самые необычные деревья из всех, какие видел Гилас: стволы покрыты чешуйками, будто сосновые шишки, а ветки растут только на верхушке, причем все из одной точки. Они образуют круг, словно лучи Солнца. Опущенные книзу острые листья формой напоминают ножи.
– Это финиковые пальмы, – произнесла Пирра. – У нас в Доме Богини такая стояла в горшке.
Гилас не ответил.
На другом берегу над группой глинобитных хижин поднимается дым. Снова заревел осел. Собаки лают, гуси гогочут, козы блеют. Эти звуки Гиласу хорошо знакомы: так просыпается деревня.
Показались три женщины в белых льняных сорочках. На головах они несли кувшины. Вот женщины спустились к воде, а выше по течению два рыбака пустились в плавание на плоскодонке, сделанной из связок папируса. Один сидел на корточках на носу и держал сеть. Второй отталкивался от дна шестом.
Вся эта картина выглядела на удивление обыденной: у женщин глиняные кувшины, у мужчин ножи из кремня и сети из камышей, а над навозной кучей, как водится, кружат вороны и стервятник. Деревня как деревня.
Почти, да не совсем.
Пирра схватила Гиласа за руку.
– Смотри, – прошептала она.
Заводь, где женщины набирали воду, перегорожена забором из перекрещенных шестов. Зачем это – чтобы никто не уплыл? Или, наоборот, не приплыл?
Тут Гилас заметил, что у одной женщины не хватает левой ступни. Она ходила переваливаясь, но при этом двигалась очень ловко. А когда рыбак закидывал в воду сеть, мальчик насчитал у него на руке всего три пальца. А голень мужчины с шестом пересекал длинный сморщенный шрам. Неужели это след от укуса?
Почувствовав на себе взгляд Гиласа, рыбак обернулся и стал осматривать берег.
Гилас и Пирра опять скрылись в зарослях. Они увидели достаточно.
В кои-то веки папирус решил помочь путникам и показал им еще один туннель, гораздо шире предыдущего. Похоже, он вел на юг.
– Что за чудовище их изувечило? – шепотом спросила Пирра.
Гилас молча посмотрел на нее. Тут и без слов все ясно. Оба сразу вспомнили о речных лошадях и гигантских ящерах.
Они шагали по тенистому зеленому туннелю, испуганно вздрагивая от каждого скрипа и шороха.
Вдруг Пирра с отвращением сморщила нос:
– Фу! Это что за вонь?
Гилас остановился и огляделся. Растущие вплотную друг к другу стебли папируса, образующие стены туннеля, были забрызганы липким черным пометом. Ничего подобного Гилас раньше не видел – и не чуял.
– Гилас! – окликнула его Пирра.
Туннель из папируса расширился настолько, что теперь они могли идти вровень. А потом земля пошла под уклон. Впереди, в двадцати шагах от них, на Солнце поблескивала вода. Тут Гилас заметил, что они идут по слою раздавленного, расплющенного папируса. У мальчика сердце ушло в пятки. Значит, какой-то зверь протоптал себе дорогу и проделал собственный коридор среди жестких зеленых стеблей. А такое под силу только гиганту.
«Ранним утром опасностев в Великой Зеленой много-много, – рассказывал Гиласу Кем. – Речные лошади всю ночь кормятся на берегу, а когда Солнце становится жарким-жарким, идут к воде остудиться. Не вздумайте вставать между речной лошадью и водой, она вас пополам перекусит…»
– Надо уходить из этого туннеля, – выпалил Гилас.
– Папирус растет сплошной стеной, – напряженно произнесла Пирра. – Никак не пробиться!
Вдалеке верхушки папируса бешено раскачивались, хотя погода стояла безветренная. Земля затряслась. А через секунду туннель заполнило нечто напоминающее здоровенный серый валун. Но нет, перед ними не валун, а огромная морда цвета мокрого камня.
Гилас отпрыгнул в одну сторону, Пирра в другую. Но бежать за девочкой нет времени: Гилас отчаянно пробивался между росших вплотную друг к другу стеблей. Только бы поскорее выбраться из туннеля!
Всего через несколько секунд по нему с грохотом и фырканьем пронеслось стадо речных лошадей. Чудовищные звери расталкивали друг друга огромными мордами, сравнимыми по размеру только с их раздутыми животами. Речные лошади бежали так близко, что Гилас мог бы до них дотронуться, если бы смелости хватило. Удивительно, как они несутся с такой скоростью на своих коротеньких ножках? Одна речная лошадь с гневным ревом проталкивалась мимо другой. Гиласа обдало волной гнилостного дыхания, а огромная красная пасть оказалась утыкана длинными желтыми клыками.